Страница 83 из 135
– Очень может быть.
– Но зачем? Чтобы мы остановились и подвезли ее?
Диллон пожал плечами, отстегнул ремень безопасности и вылез из джипа.
– Я думаю, нужно закончить осмотр чердака, – без особого энтузиазма сказал он.
– Осматривай, если хочешь, – сказала Ноилани. – А я хочу немного подумать. Если я тебе понадоблюсь, буду в беседке.
– Здесь есть беседка? Где?
– Вон там, за деревьями, на той стороне пруда.
– А компания тебе не нужна? – спросил он, беря ее за руку.
Она бросила на него быстрый взгляд.
– Нет, не такая, – сказал он. – Если, конечно, – тут он ослепительно улыбнулся, – тебе хочетсятакой компании.
– Когда ты так на меня смотришь, я вижу мальчишку, в которого влюбилась много лет назад.
Он вновь улыбнулся, и ее сердце забилось сильнее.
– Помнишь, я сказал тебе, что моя собака попала под машину? – спросил он.
Она кивнула:
– А я хотела тебя утешить и принесла ананасовое мороженое.
– Мое любимое, – сказал он.
– Только к тому времени, когда я тебя нашла…
– Дядя Лопака отправил меня чистить сеновал.
–…мороженое превратилось в липкую ананасовую кашу.
– Ну и что? Важно внимание.
Его поцелуи, сначала нежный, быстро стал страстным и требовательным.
Когда он наконец разжал руки, она взглянула на него; ее тело подрагивало, мысли путались.
– Мы больше не дети, – сказала она, но Диллон давно понял, что сопротивляться она не станет.
– Какая разница? Химия все равно та же самая, – сказал он, вновь ослепительно улыбнувшись. И вдруг схватил ее, взвалил на плечо и направился к беседке.
– Эй, ты что? Отпусти меня!
– Всему свое время, – ответил он и шлепнул ее по заду. – Перестань визжать, а то я тебя уроню, и ты упадешь прямо на свою хорошенькую головку.
Падать на голову ей не хотелось, зато если… Вися вниз головой, она вытащила его рубашку из джинсов и схватилась руками за его голую спину.
– Что ты там делаешь? – спросил он.
– Кое-что проверяю, – ответила она.
– В таком случае, – сказал он и провел рукой по ее бедрам, – я тоже кое-что проверю.
Беседка представляла собой восьмиугольное строение, где вдоль семи стен тянулись деревянные диванчики. Диллон опустил Ноилани на красно-белые подушки, уложенные на диванчике напротив входа.
– Замечательно, – насмешливо сказала она, изображая испуг, – сначала девушкой воспользоваться, а потом ее бросить.
Диллон сбросил туфли, джинсы и рубашку.
Ноилани следила за его движениями огромными блестящими глазами.
– Мы сейчас займемся этим,да?
– Да, – ответил он, сел рядом с ней и принялся снимать с нее одежду, что оказалось несколько труднее, чем он думал, особенно когда розовый кружевной лифчик зацепился за цепочку на шее.
– Не дергай, – сказала она, – порвешь.
– Лифчик? – спросил он и вдруг понял, о чем она говорит, когда увидел кулон. На груди Ноилани, четко выделяясь на белой коже, висела крошечная головка лошади, вырезанная из дерева коа. – Ты хранила мой брелок? Все эти годы?
– Ведь его сделал ты, – сказала она. – Больше у меня ничего не осталось на память.
– Но ты думала, что я забыл о тебе. И должна была меня ненавидеть.
Она серьезно и торжественно покачала головой:
– Я всегда тебя любила. А ты меня ненавидел?
– Хотел ненавидеть, – честно признался он, – но, как только увидел тебя в «Трилистнике», сразу понял, что ничего у меня не вышло.
– К счастью для меня.
– К счастью для нас обоих.
Он начал ее целовать, сначала нежно, затем с возрастающей страстью. Потом они занялись любовью, сплетая тела то игриво, то страстно, а когда оба, утолив страсть, лежали рядом, наслаждаясь воспоминаниями, Диллон повторил: «К счастью для нас обоих».
Ноилани серьезно взглянула ему в лицо, по которому пробегали тени от раскачивающихся пальм и цезальпиний.
– Я люблю тебя, – сказала она.
– Я тоже тебя люблю. – Он провел пальцем по ее полной нижней губе. – Почему ты на меня так смотришь?
– Не могу понять, зачем она это сделала. Моя бабушка. Отправила меня в интернат, перехватывала твои письма. Должно быть, она понимала, в каком аду я жила. А я-то думала, что она меня любит. – Ноилани помолчала. – Может быть, она потому и покончила с собой… чтобы загладить свою вину?
– Нет. – У него сжалось сердце, когда он увидел выражение ее лица. – Я знаю, о чем ты думаешь, и все же ты ни в чем не виновата.
– Тогда почему? Почему она покончила с собой?
– Не знаю, – признался он. – Может быть, мы никогда этого не узнаем, но… – он встал с диванчика, – осталось осмотреть еще три четверти чердака. Вдруг мы там найдем что-нибудь.
– Может быть. – Ноилани села. – Ой! – внезапно вскрикнула она, отдернув руку, на которую только что оперлась. По ее ладони стекала струйка крови.
– Что случилось? Тебя кто-то укусил?
– Нет. У меня рука провалилась между подушек. Наверное, я зацепилась за гвоздь.
– Дай я посмотрю.
Ноилани, держась за пораненную руку, отодвинулась в сторону, и Диллон поднял подушки, чтобы осмотреть диванчик.
– Вот черт! – сказал он.
Между досками торчала еще одна слеза Пеле, на этот раз острая как бритва.
Ноилани побледнела так, что Диллон испугался: вдруг она упадет в обморок?
– Это… эт-то должно что-то означать… – запинаясь, еле выговорила Ноилани.
Внезапно Диллона охватила ярость.
– Да, кажется, кто-то затеял с нами грязную игру.
Нахмурившись, Ноилани стала внимательно разглядывать камешек.
– А может быть, это и есть ключ к разгадке, – через некоторое время сказала она. – Может, нам следует заглянуть внутрь.
– Ты о чем?
– Нужно заглянуть внутрь дивана. Смотри, здесь доски поднимаются, а под ними что-то вроде ящика, чтобы складывать туда подушки, когда идет дождь, – объяснила она. – Давай посмотрим, вдруг там что-то есть? Может быть, слеза для этого и воткнулась, чтобы дать нам подсказку.
Ноилани встала, откинула подушки и подняла крышку диванчика. «Пусто», – подумал Диллон, как вдруг заметил небольшой конверт, затиснутый в самый угол ящика. Он протянул руку, чтобы взять его, однако Ноилани стояла ближе и успела взять его первой. Она осторожно вертела в руках кремовый конверт, словно боялась увидеть на нем следы крови.
– Бабушкино почтовое отделение, – сказала она. – И ее почерк.
«Ноилани» – было написано на конверте. И больше ничего.
«Всю свою жизнь я потратила на то, чтобы делать добро своим любимым, и потеряла их всех, одного за другим. Всех, кроме тебя, моя дорогая внучка, но даже ты не избежала моих „благодеяний“. Много лет назад, когда я увидела, как ты целуешься с парнем по имени Макуа, я страшно испугалась и отправила тебя подальше от дома. Я боялась, что этот мальчишка разрушит твою жизнь и разобьет тебе сердце, а оказалось, что это сделала я. Ты думала, что он тебя бросил. Нет, это было не так. Это я сделала все, чтобы ты больше о нем не вспоминала. Пожалуйста, не сердись на меня. В то время мне казалось, что я поступаю правильно.
Потом я пыталась спасти своего брата, и что же? Результаты оказались еще более трагичными. Мои попытки руководить его жизнью привели к тому, что он опускался все ниже. В конце концов его беспечность стоила ему жизни.
И все же моей величайшей ошибкой было то, что я оставила Гонолулу и моего Джона в декабре сорок первого года. Как всегда, стремясь совершить одно из своих „благодеяний“, я забыла о своем горячо любимом муже и упустила те несколько дней жизни, которые мы могли бы провести вместе.
Пеле сказала, что даст мне второй шанс. Я получу возможность провести с Джоном его последние дни. Не знаю, как она это сделает, но она обещала дать второй шанс и тебе, внучка. Не упусти его».
Ноилани отложила письмо.
– Ну что? – спросил Диллон.
– Диллон, ты веришь в существование богов и богинь?
– Если бы ты спросила меня об этом неделю назад, – сказал он, – я бы рассмеялся, но после встречи с тетушкой Полли…