Страница 80 из 135
– Фотография, – ответила Ноилани. – Она… изменилась.
– Как это? Порвалась? Выцвела? Что?
– Нет, не то. – Теперь Ноилани смотрела на свои руки. – Понимаете, теперь на фотографии рядом с дедушкой стоит моя бабушка.
Между ними повисло молчание. Казалось, оно длилось целую вечность.
Диллон заговорил первым:
– Очевидно, кто-то подменил фотографию, а экономке не сказал.
– Ничего подобного! – выпалила Ноилани. – После смерти бабушки в доме никто не живет. Он заперт на замок, а ключ есть только у Лили. Никто не мог войти внутрь.
Насколько ей известно.
– Кроме того, бабушки не было на Оаху в тот день, когда была сделана фотография. Она вернулась на Большой остров – в Хило – за день до этого, чтобы забрать из тюрьмы своего брата.
– Значит, снимок был сделан в другое время, – сказал Диллон. – Вот вам и вся тайна.
– В том-то и дело. Это не другая фотография, а та же самая! Разница в том, что теперь на ней есть и бабушка.
Диллон глубоко вздохнул. Такое он уже видел: горе делает людей – даже самых разумных – невероятно доверчивыми, они начинают верить в такие вещи, которые раньше сочли бы полнейшей глупостью.
– А не могла ваша экономка ошибиться?
– Сначала я тоже так подумала. Как еще объяснить? – спросила Ноилани, бросив на него тревожный взгляд.
– Давайте предположим, что я прав. И что ваши бабушка и дедушка сфотографировались на том же месте, но в другой день. Возможно, бабушка сама поменяла фотографии, а экономка этого не замечала, пока не произошла трагедия.
– Если так, – сказала Ноилани, – где первая фотография, та, с дедушкой? Ее нигде нет. Лили просмотрела все бабушкины альбомы и не нашла тот снимок.
– Может быть, снимок тот же, просто над ним кто-то поработал. Скажем, переснял и сделал фотомонтаж.
– Зачем?
Он пожал плечами:
– Иногда люди совершают странные поступки.
– Но если бы снимок изменили, это сразу бы увидели.
– Не обязательно, – сказал Диллон. – В современных фотостудиях могут творить невероятные чудеса. Если позволите, я хотел бы взглянуть на фотографию.
– То есть вы согласны взяться за расследование? – спросила она, протягивая ему руку.
– Выходит, что так, – ответил он, скрепляя сделку рукопожатием.
Чудовищная ошибка с его стороны. Прикосновение к ней – даже в виде рукопожатия – вызвало в нем целую бурю горьких воспоминаний.
– Спасибо, – сказала Ноилани и улыбнулась.
Обычная вежливость требовала, чтобы он улыбнулся в ответ, но он помнил лишь о трехстах шестидесяти пяти письмах, которые писал ей весь год. Она не ответила ни на одно. Ноилани Кроуфорд оказалась хладнокровной и бесчувственной сукой. Он понял это уже давно. Только вела она себя совсем не как бесчувственная сука. И была очень красива. И от этого ему стало еще больнее.
– Ого, вы только взгляните!
Ноилани бросила взгляд на Диллона, который держал в руках выцветшие плавки, принадлежавшие, должно быть, ее отцу, когда тот учился в школе.
– Держу пари, ваша бабушка не любила выбрасывать вещи.
Ноилани перевела взгляд на стопку старых журналов, которые она в это время просматривала, и тяжело вздохнула:
– Мне сейчас не до шуток.
Прилетев в Хило, они наняли джип и отправились на север, где возле Хонокаа располагалась бабушкина плантация орехов макадамия. Там их ждала Лили Ямагучи.
– Вовремя вы явились, мисси! – сказала она и повернулась к Диллону. – Кто это? – с невинным видом спросила Лили, хотя, скорее всего, именно она подбросила карточку с его именем на письменный стол в бабушкином кабинете, где Ноилани ее и нашла.
«Маршал, кто же еще», – чуть не выпалила Ноилани, но вовремя спохватилась.
Лили ответила ей непонимающим взглядом, словно понятия не имела о том, кто перед ней стоит.
Конечно, Лили хотела как лучше, но Ноилани не нуждалась в ее помощи по части любовных дел. В Лондоне ее ждал прекрасный почти-что-жених. Честно говоря, не такой уж и прекрасный, так как был староват. С банкиром Джоном Стоддартом она провела всего один ужасно скучный вечер. Они ходили в кино смотреть заумный французский фильм, в котором фигурировали секс, кровь и подсолнухи. И все же лучше скучный банкир, чем бессердечный частный сыщик, даже если вышеназванный сыщик и выглядит как нечто среднее между ковбоем и спортсменом-серфингистом – широкие плечи, вьющиеся темные волосы и глаза такие же голубые, как вода в заливе Кахалуу.
«Хватит, идиотка, – одернула она себя. – Думай о деле!»
В том-то и заключалась проблема. Она открыла очередную коробку и с отчаянием уставилась на стопку потрепанных журналов «Нэшнл джиографик». Они с Диллоном сидели на чердаке уже несколько часов, но не приблизились к разгадке таинственного самоубийства бабушки ни на шаг.
Начали они с бабушкиного кабинета. Это заняло все утро. Затем дела пошли быстрее. Они почти закончили осмотр дома, остался чердак, доверху забитый всякой рухлядью. Впрочем, учитывая скорость, с которой они продвигались, сидеть на чердаке им предстояло не меньше недели.
Ноилани тщательно просматривала каждый журнал, прежде чем положить его обратно в коробку. С тяжелым вздохом она упаковала очередную пачку журналов, отодвинула в сторону коробку и потянулась за следующей пачкой, но вместо нее увидела небольшую картонку.
– О господи, – прошептала она, откинув крышку.
– Что-то нашли? – спросил Диллон, который в это время выдвигал ящики старинного комода. Бросив комод, он стал пробираться к ней, перелезая через нагромождения коробок, ящиков и старой мебели. – Что там?
– Ничего.
Она неловко прикрыла бумаги руками, только руки почему-то перестали ее слушаться.
– Вы что-то нашли, это ясно. Что-то ужасное, потому что вы бледная как привидение. А ну-ка позвольте!
Диллон взял из ее рук коробку, открыл крышку и наугад вытащил первый попавшийся конверт, один из нескольких сотен. Пару секунд он смотрел на него в молчании.
– Какого черта? – вырвалось у него, когда он бросил на девушку взгляд, полный гнева и боли. – Оказывается, ты хорошая актриса, Ноилани, я не ожидал. Я думал, что ты меня не узнала, а выходит, сразу меня раскусила, да? И специально сюда притащила. Придумала какой-то дурацкий предлог и притащила.
– Ничего подобного! Это все Лили. Она узнала, что я ищу частного сыщика, чтобы расследовать смерть бабушки, и нарочно оставила на столе твою визитку…
– Я одного понять не могу: зачем ты хранишь письма, которые даже не удосужилась прочитать?
– Значит, ты мне писал… – сказала она так, словно сама не верила своим словам.
Он сдвинул брови:
– Да, писал, черт побери! Писал каждый чертов день целый год.
– Я не получала твои письма, – сказала она. – Должно быть, бабушка… – У нее перехватило дыхание, когда она представила себе, как страшно та ошибалась. Но почему? Зачем она прятала письма? Если только… – Наш поцелуй, – прошептала Ноилани. – Она видела, как мы целовались в конюшне.
Он выронил письма, схватил ее за руки и заставил встать.
– О чем ты говоришь?
– Я думаю, что бабушка перехватывала твои письма. Только не могу понять, зачем она складывала их на чердаке.
Он отпустил ее руки, но не произнес ни слова.
– Я должна была что-то заподозрить, когда бабушка вдруг отправила меня учиться в школу-интернат. Это случилось через неделю после нашего поцелуя. – Она помолчала. – Господи боже, нам было тринадцать и четырнадцать! Она подумала, что мы сбежим?
Ноилани делано рассмеялась, но ее голос дрожал.
Однако Диллону было не до смеха.
Она протянула руку и провела пальцами по его лбу:
– Можно попросить тебя об одной услуге?
– Какой? – хрипло спросил он.
– Поцелуй меня.
Шестнадцать лет – большой срок. За это время память об их первом поцелуе, возможно, потускнела. Тогда поцелуй Диллона показался ей, тринадцатилетней, каким-то особенным, но сейчас она взрослая, более опытная и менее впечатлительная.