Мир за рекой

— Зачем скидываться? — Эми небрежно сунула красивую руку в сумку и достала бутылку "Абсента".

— Какая же ты лапочка! Так бы и съел! — Слэш нежно цапнул Эми сбоку за шею. На белой холёной коже заалел след укуса. Эми милостиво улыбнулась, потрепав Слэша по кудрявой голове. Света, прислонясь к ограде, наблюдала.

— Мы любим смерть, в ней есть своя эстетика, как и в распаде, в руинах. Но любовь к смерти лишь часть мировосприятия. Ценим всё печально-красивое, возвышающее душу: романтическую музыку и готические храмы, трагические стихи и философские книги. — Объясняла Эми. — Но не могу говорить за всех. Не будь меня, некоторые здесь уже нажрались бы дешёвого портвейна. — Она покосилась на Слэша. — Из-за таких от нас стали охранять Новодевичье.

— Да, менты нас попёрли оттуда, вызвал их кто-то. — Ухмыльнулся Слэш. — Какую-то мнительную тётку мы испугали.

— Любишь фильмы про вампиров? — Наклонился к Свете Крыс, он был в черном плаще, с грубо подведёнными чёрной краской глазами.

— Да.

— Вампиры нам тоже нравятся, хотя их, возможно, не существует.

— Почему вы выбрали именно такой образ? — Поинтересовалась Света.

— Наше мировоззрение — адаптация к сегодняшней жизни. — Ответил Крыс.

— Не адаптация, — не согласилась Эми. — Наоборот, мы жизнь плебейского большинства отвергаем тотально. Игнорируем, потому что простая, серая, исключает сильные чувства, иррациональные стремления, мудрость, которая преодолевает человеческое. Наш мир — новая романтика антиреальности. Среда обитания — памятники ушедшим людям и векам, очищенным смертью от сиюминутности. Мечты питаются скорбью и поэзией неизбежного распада, пока большинство потребляет и копит, не думая, что у гроба карманов нет. Мы не желаем иметь в качестве идеала тупых героев масскульта. Наша культура ориентирована не на грубую силу, а на отточенность ума.

— Хорошо сказано! — Одобрили Слэш. — Надеюсь, Света поняла. Пусть ещё в Сети пошарит, там наши сайты, форумы…

— Сначала в России такие как мы слушали тёмный панк, но теперь предпочитаем английские группы. — Добавил Крыс.

— А моя любимая группа — финская.

— Ой, как мы могли забыть? Лалуна, по-моему, ничего особенного в этой фигне. Да ты же и языка английского не знаешь.

— Ничего себе! — Взвизгнула Лалуна. — Зато их солист — такой классный!

— Лу, Крыс, ну не грызитесь вы, — урезонила Эми. — Для неё, наверное, главное — мелодия… Света, тебе сколько лет?

— Четырнадцать.

— А я уже старая, мне восемнадцать.

— А мне тринадцать. — Встряла Лу. — Крысу и Власте по семнадцать. Мы живём по-соседству и вместе тусуемся.

— Я вообще вечный, как все носферату, и мой дом в Трансильвании, — дружелюбно оскалился Слэш.

У матери было много книг по педагогике, оставшихся после тёти-учительницы. По ним Света разоблачила свои страхи: узнала, что её привычка не менять расположение книг на полке (тогда якобы и дома ничего не изменится) — невроз навязчивых состояний, какие книги ей ещё нельзя читать (тут же, разумеется, их нашла и прочла, удивилась наивности авторов), и ещё о том, что юноши разделяют объект желания и объект любви, но это было и про Свету — она не могла понять, как желать того, кого любишь. Да она просто смотрела на то, что скоро с кем-нибудь трахнется, но умирать из-за какого-нибудь сопляка с кучей комплексов, не про неё.

Света тайком сразу выбрала Крыса: вот с ним. Кажется, не из болтливых. И симпатичный. Ну, чего ж ещё?

Она стала расшифровывать ребят: гнусная, лезущая в душу педагогическая книжка объяснила бы так: хотят обратить на себя внимание оригинальным поведением и обликом, значит им недостаёт родительского внимания, иначе сидели бы дома и жрали пирожки. Ими не занимается школа, иначе торчали бы в консерватории и млели от классической музыки. В конце главы была бы высказана надежда, что перебесятся и вернутся в реальный мир с помощью добрых учителей. Эти книжечки Света в одиннадцать лет прочитала, издания от 1974 года и далее. Про первые чистые чувства и тайные грязные желания, с рекомендациями учителю, как аккуратно влезть в душу ребёнка и подсунуть ему "Дикую собаку Динго или повесть о первой любви". Света детским чтивом не заинтересовалось, для неё само название стало олицетворением слащавого прыщавого дерьма. Мерзость, мерзость. Она читала про бойцов и убийц…

А в это время Эми вытащила из сумочки диски, прищурилась интригующе:

— А здесь про гей-готов.

— Порно что ли? — Гоготнул Слэш.

— Каждому в меру испорченности.

Стали перебирать диски:

— Старьё… Всё это можно и в сети найти.

— Думаешь, много хороших фильмов про мёртвых? Хорошо, когда в картине заложена определённая философия, но в большинстве своём это просто фигня — часа три по экрану зомби гоняют живых, человек тридцать замочат, а потом в них кол загоняют.

— Слэш, может быть, люди выдумывают восставших из могил, чтобы дать себе надежду на жизнь после смерти. Согласие существовать любой ценой — даже ходячим трупом. В любом облике. — Сделала страшные глаза Лу.

— Стать вампиром, жить вечно, чтобы мимо летели столетия, эпохи, каждый из нас не отказался бы, — Эми мечтательно подняла к небу глаза, похожая на белокурого ангела. — Но помните, в романе Анны Райс вампира охватила безнадёжная скука — он не видел ничего нового. К тому же, все, кого он любил, умерли…

— Все депрессухи от скуки. Я бы стал переделывать мир, — улыбнулся Крыс, — сделал бы его правильным. Во-первых, замочил бы всех гадов. Я бы вообще ими питался. Представляете, президент-вампир! Все бы слушались. Подписал указ — показал клыки. Кстати, Мессир себе клыки имплантировал…

— О! Это дорого, — оценила Эми. — Но я хотела бы зубы вычернить, как гейша в древней Японии. Зубы как чёрный жемчуг.

— Не неси чушь, это блондинкам не к лицу, — оборвала Власта. — Идём в клуб или нет?

Хотели просто швырнуть бутылку и стаканы в бурьян, но Эми строго показала на пакет. Мусор отнесли и бросили в урну. Нет, мимо урны, но всё-таки рядом.

— Так здесь твой брат? — Спросил Крыс, показывая на памятник.

— Ну да.

— Жалко, — Лу покосилась на Свету.

— Решай — в клуб пойдёшь или нет? — Поставила Свету перед выбором Эми. Света и хотела бы пойти, но одежда была неподходящая.

И тут на площадку между церковью и администрацией выехала серебристая машина. Света в марках не разбиралась, просто заценила, что красивая тачка, дорогая должно быть.

Из машины вылез крепкий парень и стал оглядываться. Заметив ребят, быстро направился к ним.

— Чёрт! За мной приехали! Это папины "клоуны". — Лалуна спряталась за спинами друзей.

— Какие клоуны? — удивилась Света.

— Я так наших охранников дразню. Это рыжий — Костя, а есть ещё белобрысый — Валёк, он сейчас за рулём. Отец бесится, когда я на кладбище ухожу.

Рыжий веснушчатый громила приблизился и громко, раздельно произнёс:

— Елена, Лев Ильич зовёт.

— Не хочу. Вообще из дома уйду, если там как на зоне.

Охранник понизил голос:

— Мне приказано.

— Плевать!

Костя обошёл компанию, но Лу уже отбежала и стояла за Сашиным памятником, за её спиной темнел лабиринт узких дорожек между оградами.

Костя повернулся к машине и сказал обиженно:

— Лев Ильич, она не идёт.

— Вот идиот, — прошептала Эми.

Из открытого окна рявкнул раздражённый голос: Так приведи!

Костя поплёлся за отбегающей Лу, спотыкаясь о корни деревьев и поваленные кресты, та хихикала.

— Отец ей вломит, если поймает.

— А если подойти с ним поговорить, — робко спросила Света. — Может, он поймёт, что всё нормально?

— Ну да! Тупой как пень…

Лу выскочила на аллею, Костя растерянно остановился, уверенный, что всё равно не догонит. Из машины выбрался и по-хозяйски стал среди площадки мужчина в коробящемся на широком нескладном теле дорогом костюме, набычив голову с расплющенным носом, заорал: