Тьма сгущается

На сей раз дракон все почувствовал и откликнулся яростным воплем. Его голова на длинной шее откинулась назад и, злобно зыркнув огромными желтыми глазами, разинула пасть. Сабрино уклонился от атаки и врезал твари стрекалом по носу. Раздался еще один жуткий вопль. Да, драконов заклинали на то, чтобы они не смели плевать огнем в своих летчиков, едва они только выползали из скорлупы, но эти твари были настолько глупы, что постоянно об этом забывали.

На сей раз пронесло. Гигантский ящер расправил крылья и с утробным воем устремился к земле, туда, где ползла вереница ункерлантских фургонов. Ветер со свистом ударил в лицо Сабрино, и он едва смог повернуть голову, чтобы убедиться, что его крыло следует за ним.

Ункерлантцы засуетились, только сейчас заметив идущих на них в атаку ящеров. Сабрино расхохотался: он-то на них нацелился еще на расстоянии мили. Теперь у немногих осталась возможность убежать так быстро и так далеко, чтобы не попасть под широкую волну всепожирающего пламени. Несмотря на все свои заверения и клятвы, Ункерлант планировал сам напасть и захватить Альгарве. Но ребята короля Мезенцио ударили первыми. И вот теперь жалкие ункеры пожинают плоды своей ошибки: смешно было даже пытаться мериться силами с самой мощной армией за всю историю континента Дерлавай.

Сабрино заметил внизу крошечные сполохи и вспышки – это марширующие колоннами пехотинцы тоже заметили драконов и начали по ним палить из жезлов. Храбрые ребята. Однако дураки. Только идиот может надеяться подстрелить дракона с земли – для этого надо чудом попасть ему в глаз. А чудес, как известно, не бывает. Вот летчика из жезла зацепить можно, но полковник предпочитал об этом не думать.

С чудовищной скоростью ункерлантцы на глазах из песчинок превратились в насекомых, а затем в человечков. Их остановившиеся фургоны казались игрушечными. С одного из них сейчас суетливо стаскивали холщовый навес. Сабрино заинтересовался было этим, но ровно на одно биение сердца. А затем сердце застучало как сумасшедшее: сланцево-серые солдатики сноровисто вытащили из фургона толстый ствол и направили в сторону атакующего крыла.

– Не-е-т! – вырвался из груди отчаянный стон, но дуло уже плюнуло огнем. С перепугу разряд показался Сабрино ярче солнца и расплескался шире моря. Ни один дракон, даже несмотря на отражательные полосы на брюхе, не выдержит лобового удара такой силы. А из дула уже плеснула новая волна жгучего пламени.

К счастью, метили не в него. А оглядываться сейчас, чтобы увидеть, не подстрелили ли кого-нибудь, было некогда: расчет пушки уже разворачивал дуло, чтобы взять на прицел его, командира, крыла! Следующий выстрел принесет с собой смерть.

Сабрино яростно заколотил дракона пятками, и на сей раз проклятая тварь тут же подчинилась. Но он знал, что ящер сделал так только потому, что это совпадало с его собственными, драконьими желаниями. Чудовищная пасть распахнулась, и весь орудийный расчет вместе с пушкой накрыло бушующее море огня.

В лицо Сабрино ударила жаркая волна, и завоняло горящей серой. Он кашлял, плакал, ругался… и с наслаждением вдыхал раскаленную вонь – сейчас она была ему милее запаха самых изысканных духов его дамы сердца. Этот огненный кошмар спас ему жизнь.

На прощание дракон пыхнул огнем еще раз и испепелил на месте запряженный лошадьми фургон. Сабрино ткнул его стрекалом, давая команду еще на один заход. С каждым взмахом могучих крыльев Сабрино ощущал, как напрягаются и расслабляются мышцы гигантского тела дракона. Напряжение – расслабление, напряжение – расслабление… Полковник встряхнул головой и оглянулся на то, что удалось сотворить его парням с обозом.

Оглянулся и… И ликующе замахал им стрекалом: там, где только что стояло несколько дюжин фургонов, теперь клубились черные облака и полыхало пламя. А это значило, что обоз, груженный продовольствием, одеждой, ядрами, жезлами – да мало ли чем еще, теперь это уже неважно, потому что этот обоз уже никогда не прибудет к ункерлантским солдатам, чтобы помочь им сражаться против альгарвейских бегемотов и пехоты.

А еще погибло множество ункерлантских солдат и возчиков. Да и лошадей немало. И не все они сгорели мгновенно. Вон несется по полю ржи, не разбирая дороги, охваченный пламенем конь и поджигает все вокруг себя. Упал. Надо же, почти полмили проскакал!

А вон рядом с погребальным костром обоза раскинулись два дракона. Значит, как минимум двое альгарвейцев мертвы. Сабрино выругался сквозь зубы: сегодня ункерлантцы поймали их врасплох. И надо отдать им должное – они умеют сражаться. У него есть с кем сравнивать. Эти дерутся яростнее и отчаяннее и валмиерцев, и фортвежцев. Не зря у альгарвейских солдат ходит поговорка: «Хуже нет, чем сдаться в плен на линии фронта».

Сабрино наклонился к кристаллу:

– На сегодня все, парни. Мы выполнили задание. Так что теперь курс на дракошню. А завтра нас ждут новые славные дела.

– Есть, сударь, – отозвался капитан Орозио. – Я уже отдал своим ребятам приказ построиться.

И в этом он весь. А ведь, будучи намного старше Домициано, он командует своим звеном без году неделю. «Бедняга, – подумал Сабрино. – Его семья ради него использовала далеко не все связи, которые могла бы». А ведь стоило Орозио наконец получить командование звеном, как он тут же проявил себя на редкость умелым командиром. «К сожалению, долго ему не командовать».

Именно звено Орозио должны были расформировать первым. И именно поэтому Сабрино чаще всего поднимал его первым и ставил на прикрытие основных сил от налетавших с востока ункерлантских драконов. Внизу же вместо армии противника остались лишь разрозненные отдельные отряды и взятые в окружение части. Эти очаги сопротивления быстро гасили, и снабжавшие альгарвейскую армию отряды на бегемотах, подвозивших к линии фронта ядра, жезлы и все необходимое, сновали туда и обратно без малейших помех. Ункерлант отступал с поспешностью, больше походившей на бегство.

Но стоило Сабрино подняться в небеса и окинуть взглядом всю картину в целом оттуда, с высоты, становилось понятно, что не все так просто. Ункерлантцы яростно сражались за каждый город, за каждую деревеньку, даже сожженную дотла. А множество трупов людей, лошадей, бегемотов и единорогов на каждом усеянном воронками поле сражения свидетельствовало о том, что легкой победы над ними не одержать.

– Полковник, драконы! – прервал мрачные размышления Сабрино голос Орозио.

Драконов было с полдюжины, и из-за сланцево-серой раскраски заметить их на фоне серого, насупившегося тучами неба было непросто. Они летели на запад, значит, возвращались из рейда по альгарвейским позициям.

Они вполне могли ускользнуть от крыла Сабрино и затеряться в хмурых небесах над бескрайними ункерлатскими полями, но почему-то, несмотря на разницу в численности, резко развернулись и устремились на альгарвейцев.

Направить дракона в атаку для Сабрино было несложно, гораздо трудней заставить стремящуюся вцепиться во врага зубами и когтями злобную тварь действовать в контакте с другими ей подобными, чтобы воздушный бой не превратился в драку ополоумевших ящеров. Понукая дракона стрекалом, зажатым в правой руке, левой Сабрино вскинул жезл. Целиться на лету было непросто, но у него было где набраться опыта. Если он подстрелит вражеского летчика, то, лишившись управления, дракон превратится в обычного дикого зверя, не различающего, где друг, где враг.

Сабрино уже приходилось встречаться с ункерлантцами в небе, и он был весьма невысокого мнения об их воинском искусстве. А глядя, как они сейчас вшестером атаковали отряд из шестидесяти, он понял, что и со здравым смыслом у них тоже далеко не все в порядке. Если только причиной подобного безрассудства не был пылающий на земле обоз. И вот теперь они шли в атаку с такой отвагой, словно это их было по десять на одного противника. А ведь могли улететь. Легко могли. У них не было ни малейшего шанса на победу. А теперь уже не было ни единого шанса на спасение. Единственное, чего они хотели, – это продать свои жизни как можно дороже.