На краю тени

— Могу я обратиться к людям с речью? — спросил Логан.

— Исключено, — отрезала Тэра. — Что еще за уловка?

— Это не уловка. Я просто хочу говорить с теми, кто за нас прольет кровь или сложит голову. У меня такой возможности еще не было.

— Ты задумал настроить их против меня, — сказала Тэра.

— Как насчет того, — рассудил герцог Уэссерос, — чтобы Логан поклялся не говорить о тебе ничего плохого? Если обмолвится, я выйду и остановлю его. Это приемлемо, мой господин?

— Да.

— Моя госпожа? — сказал герцог Уэссерос. — Он все-таки их король.

— Только быстро.

— Логан, пять минут, — объявил герцог, затем подошел ближе и понизил голос: — Да вдохновит тебя дух Тимэуса Ринддера.

Возможно, это свидетельство поддержки. Тимэус Ринддер был столь искусным оратором, что превращал фиаско в бегах на колесницах в удачный ход, хотя его и связывали те же ограничения, которые герцог Уэссерос наложил на Логана. Определив такие правила игры, герцог как бы заявлял: «Сумеешь переманить людей на свою сторону, я тоже присоединюсь».

— Друзья мои, завтра мы встанем бок о бок в грохоте битвы.

Едва Логан произнес первые слова, как они зазвучали громче вдвое, вчетверо. Он смолк, затем увидел улыбку мастера Найла в первом ряду. Логан притворился, что это не важно, и остальные тут же последовали его примеру.

— Завтра мы встретимся лицом к лицу с врагом, которого отлично знаем. Вы видели его, бросавшего тень на ваши двери. Его сапоги, оставлявшие грязь на ваших полах. Его факелы, поджигавшие ваши поля. Вы на собственной шкуре ощутили его плеть, кулаки и презрение, но отказались сдаться!

Нервы Логана и самокритика: «Мог ли я сказать лучше? Не дрожит ли голос? Почему так трудно дышать полной грудью?» — сошли на нет, едва он глянул на поднятые кверху лица людей. Его людей. Несколько месяцев назад он и представления не имел, кто такие люди Сенарии. Да, он знал и любил простых подданных Джайров, однако разделял светское презрение аристократов к черни. Легко просить безликую и безымянную толпу идти на смерть.

— Друзья мои, три последних месяца я провел в глубинах Утробы. Попал в капкан с дерьмом и вонью рода людского. Все время боялся смерти и того, что похуже. У меня забрали одежду. Забрали достоинство. Я видел, как добро страдает от зла. Видел женщину, которую насиловали, и женщину, которая себя убила, чтобы никто не мог изнасиловать ее снова. Видел людей, хороших и плохих, совершавших сделки с тьмой. Я заключил свою сделку. Чтобы выжить.

Друзья мои, меня заточили в темницу под землей. Вас держат в тюрьме наверху. Вы познали те же страхи, что и я. Видели те же зверства, если не хуже. Наших друзей убили. Мы знали, что сопротивляться — значит умереть… и, друзья мои, глядя на обстоятельства против нас, мы не видели надежды. Мы бежали. Попрятались кто куда.

Логан помедлил, и люди притихли.

— Не вы ли были там, со мной? — спросил он. — Не вы ли чувствовали ярость и беспомощность? Не вы ли наблюдали, как творится зло, и ничем ему не воспротивились? Не вам ли было стыдно?

Люди не смотрели ни вправо, ни влево, боясь, что соседи увидят слезы в их глазах. Лишь кивали: да, да.

— Мне было стыдно, — продолжил Логан. — Позвольте, я скажу вам, чему научился в Дыре. Тому, что в страданиях мы находим точную меру наших сил. Тому, что человек сегодня может струсить, а завтра — стать героем. Тому, что я не настолько хорош, как считал раньше. Однако вот что важней всего: я понял, хоть мне это и дорогого стоило, что могу измениться. И то, что сломано, можно заново починить. Знаете, кто меня этому научил? Проститутка. В хлебнувшей горя женщине, которая вела постыдную жизнь, я нашел отвагу, честь и верность. Она вдохновила меня и спасла.

Сегодня здесь есть женщины, которые преподали вам тот же урок. Многие из вас стыдятся матерей и дочерей, которых изнасиловали, которым навязали сексуальное рабство в замке. Они продали себя в бордели, чтобы выжить. Вы их чурались, отвергли.

Однако я утверждаю, что ваши жены, матери и дочери показали нам, как надо бороться. Они подарили нам Нокта Хемата. Придали нам храбрости. Указали дорогу от позора к чести. Пусть каждая женщина, сражавшаяся в ту ночь, выйдет вперед!

Несколько женщин шагнули сразу. Глядя на них, осмелели и другие. Мужчины молча расступились. В считаные минуты перед помостом собрались три сотни женщин. Не все могли сдержать слезы, но голову держали высоко, расправив плечи. Воины в шеренгах открыто плакали. Не только те, кто знал этот маленький пример, но и сельские жители. Мужчины, которые знали, что их женщин обесчестили, и теперь стыдились сами себя.

— Сегодня, — сказал Логан, — я объявляю вас первыми членами ордена Подвязки. Именно подвязки, потому что вы позор обратили в честь. Носите их с гордостью и беспрестанно говорите внукам о своей храбрости. И ни один мужчина не вступит в орден, пока не проявит беспримерный героизм и отвагу.

Народ разразился ликующими криками.

— Только боюсь, — продолжил он, успокаивая толпу, — что ваши подвязки еще не готовы. Сдается, под рукой нет нужных тканей. Но мы намерены сделать их из боевых знамен Халидора!

Люди приветственно зашумели.

— Что скажете, мужчины? Выручим их?

Толпа восторженно взревела.

— Теперь же, братья, будьте добры, встречайте своих возлюбленных. Вы им нужны. И вы, сестры, приветствуйте этих пристыженных мужчин с разбитыми сердцами. Они тоже в вас нуждаются.

— Скажу и еще кое-что. — Логан глубоко вдохнул. Он уже вел речь дольше, чем собирался. И не для того учредил орден Подвязки, чтобы заручиться поддержкой. Что-то надо было подправить и поставить точку. Куда бы он ни глянул, везде видел лица, полные надежды.

— Еще несколько месяцев назад я не хотел быть королем, — начал Логан, — однако в Дыре что-то меня изменило. До тюрьмы я расценивал вас как чернь. Теперь же вижу перед собой сестер и братьев. Я могу просить вас биться вместе со мной до крови, не на жизнь, а на смерть — и прошу. Завтра многие получат раны, кому-то суждено умереть. — Он посмотрел вниз. На Дыру. — Я могу просить вас пролить кровь, чтобы сбросить свои оковы, однако не могу просить ради моих амбиций.

Толпа притихла.

— В Дыре я понял, что мужчина или женщина могут обладать властью над жизнью и смертью, но ничто не властно над любовью. Друзья мои, я люблю и вас, и эту страну, и свободу, которую мы завоюем. Но я не чувствую любви к этой женщине. Я не женюсь на Тэре Грэзин — ни сегодня, ни вовеки.

— Что?! — завопила герцогиня и шагнула вперед. — Останови его, Хэврин!

Однако герцог Уэссерос придержал Тэру сзади, а мастер Найл не усилил ее голос.

— Тэра, — заметил герцог, — если вздумаешь остановить его сейчас, прямо здесь начнется гражданская война.

По толпе прокатился рев, и люди стали оглядываться на соседей, расчехляя оружие и пытаясь выяснить, кто на чьей стороне.

— Стойте! — вскричал Логан. Его голос пророкотал над собранием, и он поднял руки. — Я не позволю, чтобы хоть один погиб за то, чтобы сделать меня королем, не говоря уже о тысяче. — Он повернулся. — Леди Грэзин, вы присягнете мне на верность?

В ее глазах вспыхнул огонь, и на этот раз мастер Найл усилил ее голос.

— Нет и нет, даже пеной тысяч и тысяч жизней!

Логан снова поднял руки, опережая всплеск безумия.

— Друзья мои, мы не сможем победить Халидор, если будем разобщены. Поэтому, — он повернулся к Тэре Грэзин, чья красота заметно поубавилась от пятен ярости на лице, — дайте согласие, что учредите орден Подвязки и простите моим сторонникам все преступления вплоть до сегодняшнего дня… дайте согласие, и я присягну вам на верность.

Тэра Грэзин колебалась лишь секунду. В широко раскрытых глазах застыло неверие, однако она пришла в себя раньше любого выкрика из толпы.

— По рукам, — сказала она. — Теперь давай клятву.

Логан преклонил колени у центра помоста, где стояла Тэра. Наперекор кречету, который расправил крылья за черный круг покорности и несвободы, он протянул руку обратно в круг. В этом-то все и дело.