Авантюрист

Несмотря на явную авантюру, никто не подумал возразить, даже вольнодумец Молчун. После личного обращения погибшей княжны, слух о котором в маленьком отряде распространился мгновенно, отношение солдат ко мне изменилось в лучшую сторону, а авторитет в глазах мастеров и кадета вырос невероятно. Стрелки воспрянули духом, и толпа стала отрядом, последний боец которого являл живую иллюстрацию к поговорке: «Русинский солдат не спрашивает, сколько врагов, он спрашивает, где они».

Словно в наказание за неверие меня разобрал нехороший мандраж. Но не потому, что мой навык работы с гамионами оставлял желать лучшего и на помощь подселенца я не рассчитывал. Стало пронзительно страшно, так страшно, как никогда до этого. Нехорошие мысли сменяли одна другую. Что, если вдруг по моей вине распадется камень, заключающий душу княжны Белояровой? Или, наоборот, слишком слабый удар оставит в живых много врагов, не говоря уже про шаманов или кто у сквернавцев работает злыми колдунами? А второй попытки у меня не будет. Сильнее собственной смерти и судьбы́ людей, что мне доверились, волновало меня то обстоятельство, что в случае неудачной атаки гамион с душой княжны окажется в грязных лапах сквернавцев. Ответственность такого уровня я никогда на себя не брал и ни за что на свете не взял бы, но жизнь распорядилась по-своему. Вдох — выдох. Бойцы не должны почувствовать страх командира. Вдох — выдох, я обязан справиться с нервишками. Вдох — выдох. Это всего лишь первый, самый трудный, но самый важный шаг.

Притаившиеся в овраге русины поспешно переоделись в чистое белье, у кого оно не пошло на перевязки или досталось при недавнем разделе хабара. Иные проверяли, как закреплены пульницы, легко ли вынимаются из ножен осадные ножи и засапожники. Предбоевая суета миновала лишь Яра с Туром. Древичи сидели на дне оврага в одинаковых позах с похожим выражением лиц, положив древки своих боевых кос на левое плечо. Приказ княжны для них, быть может, более свят, чем для прочих, а благодать Асеня умножила их и без того титанические силы.

Я тоже не терял времени зря. Чтобы не остаться перед лицом врага безоружным, я запихал заряженный револьвер в голенище правого сапога. Выяснилась причина, по которой погибший маг активно сватал мне свою обувь. Пока рассовывал по карманам штанов запас пуль, мастер-стрелок посмотрел на мобильный тайник с разных сторон.

— А ведь незаметно, — удивленно прошептал Буян. Действительно, и сам с трудом поверил увиденному: едва затянул шнуровку, как кожа голенища «сгладила» габариты «ствола». Мышцей полностью ощущал свое оружие, а вот глаза меня обманывали. Выживу, можно будет бутлегером поработать — пришла в голову дурацкая мысль.

В награду за хорошую весть мастер получил пояс с кобурой и наказ доставить мне в пылу битвы остальной боекомплект и запасной гамион. Буян не остался в долгу и протянул мне свой боевой нож, от вида которого внезапно закололо рану под лопаткой. Последовал молчаливый диалог. Отчего-то в тот момент мы понимали друг друга без слов, читая по лицам: «Бери, вашбродь, сгодится». — «А ты как же?» — «А у меня еще есть. Два». Машинально сунул подарок в левое голенище для симметрии. По глазам было видно, русин не ждал от меня иной благодарности, кроме руководства отрядом. Я давал этим людям шанс выполнить свой долг, а нож дарил мне дополнительный шанс уцелеть.

Затем господин лжеофицер, собравшийся разыграть роль сдающегося в плен, навел последний штрих к образу: замаскировал повязкой магический браслет со Слезой и для пущей достоверности повесил руку на перевязь. Авось у сквернавцев не окажется сильного и сообразительного колдуна…

Сердце спряталось в одной из пяток. В висках колотили адские барабаны, в горле, само собой, пересохло, спина, несмотря на парад мурашек, покрылась липким потом, а пальцы намертво — лебедкой не отодрать — вцепились в корневище дерева.

Вот уже Молчун на пригорке с кустами занял освободившееся место вражеского часового и даже умудрился нацепить его пончо. Следовательно, кадет залег неподалеку, чтобы поддержать мой безумный замысел огнем из «мастерворка». Больше нельзя тянуть, пора идти «сдаваться в плен».

«Да не дрейфь, Богдан, два раза не умирать», — успокоил я себя, а вслух прошептал подчиненным:

— Победа или смерть! — и шагнул навстречу судьбе.

Солдатский отклик на грани слышимости догнал меня уже в спину.

Как только события завертелись вокруг меня, стало понятно, что с термином «план» моя задумка «как одолеть сквернавцев, сохранить душу княжны и выжить» имела мало общего. Однако внукам на завалинке буду рассказывать о битве при Каменной Длани, бессовестно опуская тот факт, что Слеза Асеня сработала независимо от меня, а я шел навстречу с врагами как настоящий Наполеон Бонапарт: «Главное ввязаться в бой, а там видно будет». Но тот ходил в атаку с большими батальонами, а не с едва прикрытой спиной.

Размахивая свободной рукой, чтобы привлечь внимание врагов, пересек тракт. Белую тряпку на палке не стал изобретать принципиально. Ведь я шел не сдаваться в плен по-настоящему, а воевать. Маскарад необходим, чтобы подпустили поближе, а символ капитуляции в руке русинского офицера — не просто урон моей чести, но и удар по боевому духу отряда. Приказ княжны с того света, конечно, свят и должен быть исполнен, но поставьте себя на место рядового солдата! Когда твои собственные глаза видят полчища врагов, поневоле появятся мыслишки, что госпожа Белоярова не являлась командиром батальона и что ее приказ заведомо невыполним. Тут же придут в голову и прочие глупости, которые в качестве оправдания трусости подсказывает инстинкт самосохранения.

Беглый взгляд на изрезанные ножами трупы солдат, распятых на крестах вдоль тракта, породил во мне бурю эмоций, сквозь которую пробились серьезные сомнения, что идея сдаться в плен этим изуверам могла прийти в голову здравомыслящему русину. Выход нашелся неожиданно легко: бегущим ко мне со всех ног сквернавцам крикнул, что являюсь гражданином Империи и высокопоставленным военным советником. Крикнул, само собой, на чистом имперском.

Бегущая на меня волна захлестнула, закружила в помойном водовороте и, несмотря на мою привычку всегда крепко стоять на своих двоих, уронила, как кеглю. Под ногами сквернавцев инстинктивно сжался в комок, принял позу эмбриона, закрывая лицо и бока согнутыми руками. Но отделался я легко. Несколько слепых и слабых ударов под ребра, незначительных тычков дубинами и древками копий, да излишне ретивый кот не совсем уверенно цапнул за ляжку, словно передумал в последний момент загнать в мое мясо зубы на всю длину.

Естественно, я вопил во всю глотку! Более того, я матерился на родном, великом и могучем, забыв про классический имперский. Так громко и самозабвенно, что не расслышал повелительного окрика, заставившего распаленную толпу отступить от жертвы.

Проклиная свой план, я поднялся в плотном облаке из пыли, зловония раззявленных пастей и ненависти. Отряхнуться не дали — окружившие меня плотным кольцом враги, сдерживая рвущихся с поводков котов и извергов, не очень учтиво погнали древками копий к широкому провалу в руинах стены. Судя по замеченной во время недавней рекогносцировки колее на пересекающей ров насыпи, этот проем использовался как грузовые ворота. Его защищала пушечка, укрытая невысокой баррикадой из камней.

Демонстрация уродов, двух— и четвероногих животных двигалась медленно, обрастая, как снежный ком, новыми участниками, один краше другого. Хаотические движения внутри подогревали бурлящие страсти. Поскольку я примерно на голову возвышался над самыми рослыми бандитами, то прекрасно обозревал положение дел вокруг. Уже у самой стены понял, что моя персона оказалась в центре всей банды за исключением часовых, кашеваров и раненых. Обстановка накалялась. Во внутреннем кольце прибавилось колоритных персонажей, тянувших ко мне свои грязные руки с острыми предметами, обдававших вонью своих тел и ртов, оглушающих рычанием и воплями.