Страница 101 из 101
Королева-мать, видя такое серьезное положение дел, наблюдая полную бездеятельность сына и получившая известие о том, что Конде вот-вот будет здесь, забила тревогу и попросила Д'Амвиля вступить с нею в переговоры. Маршал отказался, решив, что, как бы то ни было, их все же следует вести не ему, а Конде или Алансону, которые занимали первые роли. В связи с этим он послал к Алансону эмиссара, дабы тот посоветовал герцогу немедленно бежать, но гонец был пойман и казнен.
Кампания не удалась; все понимали это. Подошел Конде и в обмен на дочь маршала заключил с неприятелем временный мир. Страсти улеглись. Генрих развернул войска и помчался в Реймс на свою коронацию, которая и состоялась тринадцатого февраля следующего года.
Осталось досказать совсем немного. Герцог Алансонский бежал из Парижа в сентябре 1575 года и возглавил армию протестантов. Генрих Наваррский бежал в Ла-Рошель в феврале следующего года. Конде вернулся в Германию, собрал еще большее войско и под флагом принца крови герцога Алансонского вновь собрался вторгнуться в пределы французского королевства, но королева-мать, пойдя на уступки и пообещав сыну отпустить маршалов из Бастилии, запросила мира, и он был подписан в Болье в 1576 году. Франция раскололась. Согласно договору Алансону достались Анжу, Турень, Мен и Берри, наваррскому королю — Гиень и Беарн, принцу Конде — Пикардия. Гизы получили пять областей.
Все это произойдет в течение двух следующих лет, но туда я уже не поведу читателя, ибо мой труд на этом закончен. Пусть он сам, если ему это интересно, заглянет в исторические хроники, относящиеся к той эпохе, и прочтет, а заодно и о положении крестьянства в эпоху религиозных войн. Дотошные критики и исследователи тех времен наверняка поднимут возмущенный голос, и в общем-то, правильно сделают, а потому напишу несколько строк, ибо картина, предложенная на суд читателя, будет неполной. И помогут мне собственные умозаключения, а также наши замечательные российские историки: профессора, доктора и кандидаты исторических наук.
Конечно же, простому народу жилось необычайно трудно в эпоху религиозных войн, раздиравших страну на части и доводивших его до крайнего обнищания вдобавок к бесправному положению. Но ни о каком восстании они и не помышляли, хотя были предприняты безуспешные выступления против солдат и наемников, беззастенчиво грабивших и убивавших их, а порою и сжигавших целые деревни. Им были неведомы мотивы действий враждующих партий и, хотя в основной массе они придерживались старой веры, но ненавидели всех. Ибо подвергались грабежам, зверствам и насилиям как со стороны одних, так и других. И если бы появился в их рядах лидер, способный заставить взяться за оружие, то он оказался бы в большом затруднении, не зная, против кого же выступать: католиков, гугенотов или наемников, которых приводили те и другие. К тому же он прекрасно понимал бы, что, вздумай они взбунтоваться, как паписты и протестанты немедленно объединятся и жестоко расправятся с любым выступлением против дворян. Отсюда их бездеятельность и только глухой ропот, стенания и проклятия, посылаемые в адрес дворян и короля.
Памфлеты монархоманов, наводнившие страну, объявляли тиранами королей, злоупотреблявших властью, и призывали народ к изгнанию неугодного правителя, либо его казни. Но под народом они подразумевали представителей дворянской знати: принцев, герцогов, графов и баронов. О простолюдинах не упоминалось как о сословии. Один из памфлетистов призывал дворян не допускать господства черни, дабы она не пошла войной; другой — известный публицист Дюплесси-Морней, прозванный «гугенотским папой», называл народ «многоголовым чудовищем». Но слово «народ» главенствовало во всех памфлетах. Он создал королей, и они обязаны своим существованием именно народу, и служить они должны только ему. Без согласия народа король не мог ни заключить мира, ни объявить войну и не мог нарушать ни прав, ни привилегий тех, кто его выбрал.
Но к чему сводились все эти тезисы? К заботам о правах и положению народных масс? Отнюдь нет. Но лишь о выгодах дворянства скрывающегося под словом «народ», здесь шла речь, о возвращении к конституции Меровингов и Каролингов, при которых лучшие люди королевства выбирали себе вождя.
Вот, пожалуй, и все о положении трудового крестьянства в эпоху религиозных войн, которое их же и оплачивало бесконечными чрезмерными налогами и поборами. Еще более углубляться в этот вопрос, пожалуй, не следует.
Однако народ все же поднимет голову: вспыхнут восстания против дворян во многих областях Франции; но произойдет это уже к концу шестнадцатого столетия.
Но что же случится дальше с нашими героями, часть которых, шагая из года в год, мы все же потеряли?
После перемирия Лесдигьер с Шомбергом и дочерью уедет в графство Сен-Пале, а Матиньон — к своей возлюбленной герцогине Д'Этамп; потом он вернется к Конде и из Болье снова отправится к герцогине, но приедет уже на похороны. Спустя несколько дней она умрет у него на глазах.
Бюсси падет жертвой одного из своих любовных приключений, и будет убит наемниками некоего графа де Монсоро.
Генрих Конде до конца жизни станет бороться против Екатерины Медичи и умрет в 1588 году от раны, полученной им в битве при Кутра. Подозревали, впрочем, что его отравили, но вскрытие не дало никаких результатов, и истинная причина смерти так и осталась невыявленной.
Маршалы Монморанси и Косее будут отпущены на свободу в октябре 1575 года.
Графиня Луиза де Сен-Пале, урожденная Лесдигьер, по матери баронесса де Савуази, станет придворной дамой Генриха IV и привезет ему из Италии другую Медичи. Ее отец не пропустит ни одной битвы в борьбе за веру, и Генрих Наваррский, став королем Франции, дарует ему сначала звание маршала, потом коннетабля.
Шомберг будет женат три раза, но под старость все же останется холостяком. За несколько лет до смерти станет маршалом.
Что же касается Екатерины Медичи, то бразды правления по-прежнему будут в ее руках во время царствования Генриха III. И умрут они оба в одном и том же году — сначала она, потом он. Впрочем, смерть его окажется насильственной, а не от болезни, как у его братьев.
Этот год закроет последнюю страницу правящей династии Валуа.