Игры драконов

Вдобавок, подумалось ему, кухня слухов Квартала работает отменно, и волноваться за Валери приходилось все меньше. Здесь сам город защищал его «маленькую» сестренку.

— Понимаю, — стал оправдываться Грис-Грис. — Просто хотелось, чтобы ты не думал, будто я тайком, за твоей спиной приударяю за девушкой. Некоторых парней это очень сильно задевает.

— Спасибо, что дал знать, — сказал Гриффен, потихоньку оправляясь от потрясения. — Всегда приветствую открытость.

— Кстати, — замялся Грис-Грис — Я не знаю, как ее найти… да и тебя тоже. Потому и пришел именно сюда.

— Это легко поправить, — ответил Гриффен. — Прежде чем расстанемся, дам тебе номера наших мобильников. Ну а пока суд да дело, не пропустить ли нам еще по стаканчику?

Пока он шел в бар за напитками, в голове вдруг мелькнула мысль, что, прежде чем давать телефон Валери, хорошо бы ее предупредить. Однако чем больше Гриффен размышлял об этом, тем больше убеждался, что лучше оставить все как есть.

Разве честно, что все сюрпризы — лишь ему одному?

ГЛАВА 21

Ко Дню независимости четвертого июля люди в Новом Орлеане относятся каждый по-своему. Для одних этот день начинает традиционный «Эссене фест», один из множества джазовых фестивалей, испещряющих календарь городских событий.

Для других наступает трехдневный перерыв в работе. Если позволит погода, значит, поездки на пляж, экскурсии в зоопарк «Одюбон», а то и просто пикник или барбекю во дворе. Ритм жизни круто меняется.

Рестораны и отели набиваются под завязку, индустрия сервиса замедляет обороты и трудится не покладая рук. Никакой передышки для грешников.

Для команды Мойса, а значит, и для Гриффена, наступали горячие деньки высоких ставок.

Большая Игра, в которой участвовала сразу группа постоянных игроков, местных и заезжих, проводилась ежегодно. Точнее, одна из нескольких ежегодных игр под началом Мойса. Сроки обычно совпадали с праздниками или главными местными торжествами. Гриффена впервые пригласили сесть за стол с тех пор, как он приехал в Новый Орлеан.

В колледже Гриффен старался не пропускать ни одной Большой Игры. Как правило, их проводили у кого-нибудь на квартире или в студенческой общаге по особым дням (точнее, вечерам) недели. Некоторые начинались в пятницу после полудня и продолжались все выходные. Игроки прерывались, только чтобы поспать да встретиться с подружкой, и снова возвращались за стол. Ставки обычно были 5/10/25 центов или, что редко, 25/50/доллар. Хозяину с каждого банка полагались одна-две самых мелких фишки отступных, чтобы покрыть расходы на карты (колоды всегда были новые), закуски и напитки. Гриффен предпочитал ставки полдоллара/доллар/пять, что повышало действенность блефа, однако студенты — народ бедный, и такие правила торговли почти не принимались, разве что кто-то сильно жаждал набить карманы долговыми расписками.

Игра Мойса в День Независимости ничем не напоминала прежний опыт Гриффена.

Вместо посиделок за кухонным столом в студенческой квартире — номер-люкс роскошного отеля «Ройал-Сонеста» в сердце Французского квартала, открытый бар с изысканными напитками и обслуга по высшему разряду. Картофельные чипсы и пиццу сменили подносы бутербродов и хрустящие картофельные шкурки. Настоящий покерный стол, как в казино, и два неиграющих дилера (один из них — Джером).

Ставки были 25/50/100 долларов, с фишками по пятьсот для отчаянной торговли. Никогда раньше так серьезно Гриффен не играл и переживал, что это повлияет на его игру. Конечно, голубая фишка есть голубая фишка, не важно, доллар ей номинал или сотня, однако на практике трудно отвлечься от ее истинной цены. Например, Гриффен всегда избегал игры «цент/5/10». Только потому, что выигрыш за вечер не стоил потраченного времени и стараний. Что важнее, низкие ставки влияли на каждого. Если даже кто-то на последней карте прикупа поднимал ставку, перебивая твой блеф, то за десять-то центов сам бог велел уравнять. Просто, чтобы убедиться: сыграл «дырявый» флеш со средней парой или нет.

Была и еще одна неприятная загвоздка.

Мойс говорил, что многие заядлые игроки знают, что Гриффена пестуют как преемника бизнеса. Когда они звонили и отписывали е-мейл, чтобы забронировать место в игре, то сообщали, что непременно желают сыграть против нового вундеркинда. Гриффен очень смущался, что его воспринимают как мальчишку. Хоть и убеждали Мойс и Джером не обращать внимания, он боялся: вдруг игроки сочтут, что он слишком юн для серьезного дела, и переметнутся к другим? Ничего хорошего бы такое начало работы не сулило.

Не считая Мойса и самого Гриффена, за столом сидели еще пять игроков: бизнесмен средних лет из Оклахомы и его малолетний сын; крепко сбитая филиппинка из Лос-Анджелеса, хирург по профессии; стильно одетый черный, один из местных политиков, и китайский ресторатор, в котором Гриффен узнал посетителя ирландского паба. Интересно, почему за стол позволили сесть подростку? Гриффену объяснили: это что-то вроде обряда посвящения во взрослую жизнь. Когда бизнесмен сам был мальчишкой, его взял на игру отец, и теперь он хотел продолжить традицию.

Вечер шел своим чередом, и Гриффен успокоился; понемногу игра захватывала. Он чувствовал, что сегодня за свою жизнь ему бояться нечего. Все игроки известные, Мойс ручается. В номер никто не входил, из номера никто не выходил. Играли сильно, правда, подросток был явно послабее. Тем не менее Гриффен заметил, что читает их так же легко, как и старых соперников по колледжу.

Мойс, как и филиппинка, почти не позволял себе делать «намеки», однако маленькими привычками и жестами грешили все, сигнализируя остальным, хороша ли у них рука, не блефуют ли. Вдобавок тип дыхания и глаза говорили о раскладе еще больше, чем беседа за столом и манера делать ставки. Подросток мог с таким же успехом играть в открытую.

После четырех часов игры объявили перерыв. Гриффен подсчитал, что впереди всех на несколько тысяч.

— Так что, Мойс? Говорят, уступаешь место молодому радикалу, — сказал бизнесмен, наполняя стакан по новой.

— Ничто не вечно, мистер Гудмен, — ответил Мойс. — Пора к этому относиться спокойно.

— Что за чепуха, — возразил бизнесмен. — Да ладно, Мойс. Ты считался старым, когда я был мальчишкой… и не называй меня «мистер Гудмен», просто Хэнк. Сколько можно говорить? Ты же зовешь ее Тиа, а не Лолли!

— Тиа — испанское имя, — заметила филиппинка. — Означает «тетушка» и что-то вроде почетного титула, подобно «мистеру». Мойс просто вежлив.

— Как знаете, — махнул рукой бизнесмен. — Мы отклонились от темы. Я хочу знать, почему Мойс подумывает об отставке. Уверен, вовсе не потому, что стареет.

— Наше ли это дело? Может, все-таки Мойса? — вставил политик.

— Верно, — поддержал владелец ресторана. — Мы здесь, потому что у Мойса все по-честному. Верим его суждениям о том, кто может играть. Наверное, не стоит спрашивать, почему он хочет отойти от дел, и уж тем более обсуждать преемника.

— Джентльмены, я вас умоляю, — вмешался Мойс. — Мистер Гудмен имеет право задавать любой вопрос, а я, если не нравится, не отвечать. В данном случае ничего не имею против. — Он взял стаканчик, сделал маленький глоток и продолжил: — Я долго возглавлял эти игры. О-о-очень долго. Настолько, что закостенел в своих методах. Можете спросить: и что с того? Если методы всегда работали хорошо, зачем их менять? Проблема в том, что мир не стоит на месте. Старые способы, может оказаться, не столь хороши, как бы хотелось. Возможно, для перемен нужна новая кровь. Такие, как Джером и Гриффен, с новыми идеями. В качестве примера. Вы знаете, я не люблю «Техасский холдем», но сегодня это последний крик моды. Масса турниров и телешоу, не говоря о книгах и журналах. Видимо, пора опробовать.

— А зачем здесь мальчишка? — спросил Гудмен, указывая пальцем на Гриффена. — Да, чертовски неплохо играет в покер, но с работой всегда управлялся Джером. Нужен ли чужак?

— На самом деле, мистер Гудмен, — отозвался Джером с дивана, где смотрел телевизор без звука, — именно я и порекомендовал Гриффена. Годами играл с ним в карты и знаю отлично. Считаю, он поможет нашей сети так, как я не смог бы.