Страница 16 из 58
Дедок одобрительно закивал, видимо решив, что они прекрасно поняли друг друга. В том смысле, что да — отмечаются во всей этой сбруе важные отличия.
А жизнь в маленьком стойбище била ключом. Хлопотали женщины, внося в жилища прямоугольные брусочки кизяка и сосуды с водой, подростки, к которым присоединился и их спасённый, обсуждали ремённую плеть, по очереди выполняя ей удары по воздуху. В недавно пустынном и сонном селении все двигались и не позволяли Сашке себя пересчитать. А ведь их тут всего-то с десяток человек.
Справа сквозь войлочное покрытие юрты донёсся детский плач. Ребёнок заходится — вот как это определяет его мама. Одна из женщин заторопилась на призыв чада и скрылась из виду.
Он постарался переключить внимание на собак. Стал расспрашивать о них, ведь он вырос в доме, где на правах домашнего любимца жила мудрая овчарка. Жаль, что уже умерла от старости. Собачий век короче человеческого. Сашка с удовольствием наблюдал за вознёй толстолапых хвостатых подростков, треплющих друг друга за уши и бесстрашно подкатывающихся к нему под ноги.
Месяца четыре на вид собачатам. Уже не сосунки, но до обретения мудрости взрослых псов, держащихся поодаль от людей, им пока далеко. Впрочем, их матушка приблизилась и не спускала глаз с незнакомца. Понятно. Ещё опекает юную поросль.
Пычахтай бросил в свалку мясной обрезок, и вся толпа разом сменила приоритеты. Особенно выделялся один щенок, отталкивающий остальных, рычащий и кусающийся. Дед взял его за шкирку и протянул Сашке.
Жест благодарности.
Жест отказа.
И Сашка сам взял из кучи другой экземпляр. Явный флегматик, умудрившийся, тем не менее, просунуться сквозь сутолоку голов и лап и урвать себе часть угощения. Пыхчатай выглядел озадаченно, но выбору гостя не перечил.
Жест благодарности.
Ответный жест благодарности.
В юрте Ника осталась одна буквально на пару минут. Двустворчатая дверь сама собой затворилась, и цифровой фотик был приведён в действие быстрее, чем ковбои в вестернах выхватывают Кольт.
Через отверстие в середине крыши проникали лучи бледного, затянутого дымкой солнца, что позволяло не только перемещаться, не натыкаясь на предметы, но даже кое-что разглядеть. Разгоревшийся в прямоугольной яме, обложенной низким кирпичным барьером, кизяк выпускал короткие редкие язычки пламени, больше похожие на искры. Только не роящиеся в воздухе, а перебегающие по поверхности искусно сложенного маленького штабеля. Его вклад в освещённость визуально не фиксировался. Поэтому фотовспышка заметно резала глаз, да и наведение на объёкт производилось почти наугад. А ещё и спешка.
Всё! Успела! А вот и угощение.
То, что готовится мясо, причём жареное на каком-то добротном пищевом жире, Сашка унюхал давно. Потом манипуляции с котлом тоже не утаились от взоров разведчика. В общем, он рассчитывал на плов и буквально захлёбывался слюной от вожделения.
А это оказалась просто пшённая каша и просто жареное мясо. Скорее всего — баранина, он не был готов к тому, чтобы на основании органолептических данных сделать квалифицированное заключение. Кушать хотелось сильнее, чем знать правду. Беседа за едой не велась — таков обычай. Деловито поели, вежливо рыгнули — Муус предупредил, что так надо — и засобирались. Гостей никто не удерживал, не уговаривал погостить или хотя бы переночевать и дождаться утра, чтобы ночь не застигла их в дороге.
Нике подарили плащ из войлока. Жёсткий и неудобный, он совершенно не годился для того, чтобы скатать его и уложить в седельную суму. Щенка для Сашки уже держали, чтобы подать, когда он взгромоздится в седло, и на сворке три замечательных барана, предназначенных в подарок Нюте, готовы в дорогу. Вот по их поводу и произошла короткая дискуссия между его спутницей и хозяевами, лица которых сначала опечалились, а потом озарились радостью.
Баранов увели, и принесли длинный овчинный жилет, который свернули в плотную скатку и укрепили за седлом. Сказаны слова прощания, и копыта лошадок негромко забарабанили по поверхности земли. Хорошо, до темноты они успеют вернуться домой.
Лобастый смешной щенок, глядя печальными, почти человечьими глазами, долго мостился на Сашкиных коленях, а потом нашел удобное положение и затих, засопел, казалось, заснул, тихо поскуливая.
Лошадки шли коротким галопом, что, кстати, довольно тряско, и Сашке, не вполне освоившемуся с эти транспортом, оставалось только пожалеть о том, что в это путешествие поехал он, а не Лёшка. От тряски, в голове его рождались полусны, полумысли-размышления. Некстати вспомнилась Татьяна, и сердце предательски заныло.
Равнинная часть пути стоила ему героических усилий, но, достигнув заросших лесом пологих склонов, перешли на шаг, и сразу стало легче. Можно и поговорить.
Саша решил, что неплохо бы было расшевелить задумчивую Нику, не зря же он слыл опытным сердцеедом. Как и большинство мужчин, он не отличался особой наблюдательностью, и о том, что Ника и профессор не просто коллеги и друзья, ещё не догадался.
— А ты знаешь, эти местные пастухи — люди как люди, — поделился он своим наблюдением со спутницей.
Ника, словно очнулась от созерцания какого-то предмета в глубинах своего внутреннего мира и выдала.
— Традиционное мировоззрение хакасов зиждется не на мистике, не на фантастических измышлениях, не на выдуманных догмах, не на слепом страхе и суевериях, а на опыте, знаниях, логике, и, немножко, на интуиции, на наблюдении за природными ритмами и, ты не поверишь — космическими циклами.
Парень посмотрел на неё обалдело.
— Что в головах у этих женщин? — пронеслась мысль. И дальше — вслух. — Ты чего так сразу?
— Пойми, мы там из своего двадцать первого века думаем про предков, что они ничего не знают и ничего не понимают. А на самом деле они такие же, как мы. Только сильнее и изобретательней. Ты бы видел, как связан каркас их юрты!
Иди, пойми этих женщин.
Он только настроился на продолжение охмурения, как девушка без перехода продолжила:
— Хотя, собачка — тоже хорошо. Жить будет веселей.
Тени заметно удлинились, и стало казаться, что справа в редколесье метнулись волчьи силуэты. Сашка выхватил саблю, притороченную за спиной рукояткой над правым плечом, как в фильмах про грозных воителей. И порезался. Обидный глубокий порез на шее, хорошо, что артерию себе не перехватил. Ника залепила это место пластырем. Пока она возилась с его раной, Сашка сделал попытку обнять её и получил такой подзатыльник, что у него не осталось и тени сомнения, что сделай он ещё одно неверное движение, и она просто испепелит его взглядом. Извинившись, он отстранился, и дальше они поспешали молча.
А силуэты, похоже, были просто тенями.
— Привет, Ника, прекрасно выглядишь, — Сергей Анатольевич берёт под уздцы лошадок прибывших. — А кого это вы нам привезли?
— Тяф! — звучит с передней луки Сашкиного седла. Похоже, щенок уже воспринимает обоих спутников и их лошадей, как подведомственные объекты и спешит доложить о своей готовности приступить к их защите.
— Очень приятно. А я — дядя Серёжа. И мне предстоит нелегкая миссия избаловать тебя до полной невыносимости, — по тому, как балагурит обычно сдержанный историк ясно, что он очень переживал за путешественников. Особенно, за путешественницу. — А что это за фанерный теремок вокруг тебя соорудили?
В густых сумерках подаренное хакасами одеяние выглядит монументально.
— Индивидуальная ходовая рубка, — отвечает на заданный не ему вопрос Сашка, передавая щенка в руки встречающего.
— Отличное определение, — соглашается Ника. — Как в домике сидела. Прекрасный наряд для поездок. Любая погода нипочём.
Спешившись, она вышла из плаща. Тот постоял в задумчивости, некоторое время, сохраняя вертикальное положение, а потом неторопливо завалился на щенка, начавшего обнюхивать окрестность.