Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 50



– Картина хороша, но не всякий захочет иметь ее у себя дома… – задумчиво натягивая полиэтилен на грустное изображение, проговорил художник.

– Это как посмотреть, – ответил Гурьев. – С философской точки зрения она просто располагает к размышлениям. – Иван сунул сверток под мышку.

Я, кстати, знаю одного мелкого афериста, которому, по сути, деньги не нужны. Он – постоянный посетитель всех халявных тусовок, на которых хорошо кормят. Одному ему известно, каким образом туда попасть. Однажды я задалась целью обеспечить его отсутствие на одной из моих презентаций – из чистого любопытства. Сразу заметив прожорливого незваного гостя в толпе ожидающих у входа, я попросила охранников не пускать именно его, указала пальцем и попросила: «Ни при каких обстоятельствах».

Старичок, по-моему, ощутил повышенное внимание к его персоне, но подумал, что его шейный платок петушиного цвета – достаточный повод для произведенного эффекта. Ровно через двадцать минут, стоя в сторонке с одним из своих постоянных спутников, он доедал шашлычок на одноразовой шпажке, запивая бокалом «Вдовы Клико». Мне оставалось только улыбнуться: мастерство не пропьешь!

35. Алена

Следующее утро было омрачено неожиданным известием. Иван завтракал в кафе. Алена, которая старалась не показывать менеджеру Виталику слишком близкого знакомства с Иваном и его семьей, принесла счет с вложенной в него запиской. Иван удивленно уставился своими огромными и честными глазами на официантку. Та молча кивнула – мол, читай, не бойся. Я хорошо подумала.

Иван решил, что Алена таким образом решила попросить о повышении зарплаты, но не угадал. Записка состояла только из одной фразы: «Я больше не смогу работать у вас дома». Иван был озадачен. Тем не менее он, соблюдая правила игры, не стал задавать Алене вопросов вслух. Положив в папочку деньги, он написал на обратной стороне чека: «А как же Дашка?»

Алена ответила: «Сегодня – последний день, я поговорю с ней». Иван понял, что группу разбора придется организовать дома после работы. Глеб встретил Гурьева довольно прохладно – в смысле, обошелся без своих дурацких прибауток. Иван поведал другу об Алениной «измене» перед концом рабочего дня.

Глеб напутствовал друга:

– Только не уговаривай. Думаю, она просто хочет отдохнуть. И Дашке так объясни. Скажи, что в отпуск идет.

– Ладно, ты, как всегда, прав. Не хочу, чтобы Дашка переживала. И так ей досталось. – Иван был до глубины души растроган сочувствием товарища.

Друзья искренне и грустно помолчали.

– Звони, если понадобится помощь, – попрощался Глеб.

– Тронут! – ответил Гурьев в обычной гусарской манере. Это оказалось не совсем к месту. Кажется, Глеб пожалел, что держал язык на привязи целый день. По крайней мере, его очки сверкнули недобрым голубоватым пламенем.

Войдя в квартиру, Иван поцеловал Дашу и попросил Алену уложить ребенка. Сам тем временем налил себе коньяка и, глядя на портрет Анны Федоровны, погрузился в раздумья. Он вспоминал свой сон в первую ночь после смерти бабули и удивлялся тому, как притупляются острые переживания, превращаясь в постоянную и безмятежную горечь потери. Он вглядывался в портрет, погружаясь в теплые, светлые воспоминания и считая, сколько дней прошло с того рокового утра.

Дверь Дашкиной комнаты тихонько скрипнула. Алена вышла из детской и встала перед Гурьевым, как изваяние, правда, она немного смутилась.

– Я хотела вам сказать, что не смогу больше у вас работать.

– Я понял это, Алена. Но, если вас не затруднит, может быть, объясните причину? В смысле, если вас что-то не устраивает…

– Нет, нет, – поспешила перебить Алена, – меня все устраивает. Просто мне кажется, что Ане необходимо быть с Дашей как можно больше. Я вижу, как ей тяжело… И потом… Арсен. Он против. Он сказал, что нам самим нужно родить ребенка, а при таком графике у нас вряд ли это получится… И вообще… Он сказал, что ему придется завести себе любовницу, если я буду столько работать…

– Я понял, – ответил Иван.

Аргумент был веским. Но как-то неубедительно он звучал из уст Алены, здоровой русской бабы, которая могла и коня, и в избу… Тем не менее крыть было нечем.

Алена попыталась сказать еще что-то, но махнула рукой и просто выдохнула:

– Вот…

– Я понял, – повторил Иван. – В смысле, идите. Что я могу сказать? Это – ваш выбор.



– Я… Я хотела спросить, можно мне иногда общаться с Дашей?

– А зачем? – ревниво спросил Гурьев. – С ней будет общаться новая няня.

– Вы еще не знаете… – поспешно забормотала Алена, – …ваша Аня… Она… В общем, она уволилась. Она будет сама заниматься ребенком.

Иван наконец-то все понял. Любая ситуация нравилась ему больше, если становилась понятной, независимо от степени позитивности.

Он счел унизительным показать свое неведение, поэтому, опустив глаза, сказал:

– Я знаю. Спасибо, Алена, за то время, которое вы уделили нашей семье.

Алена судорожно теребила рукав своей куртки:

– Я хотела вам еще сказать… Даже не знаю, как… Нет, я все перепутала, я не то имела в виду! – Она развернулась и направилась к выходу. Внезапно затормозив, Алена вдруг выпалила:

– Будьте осторожны с вашими друзьями. Они не такие… – Алена не могла найти слов. – Арсен сказал. Да я и сама вижу. – Официантка-няня сочла разговор законченным и удалилась.

«Да, видимо, сегодня все решили немного не мешать личной жизни Ивана Гурьева!» – иронично подумал Иван.

Ему стало смешно. Он чуть не расхохотался в голос. Слава богу, Алена быстро ушла – видимо, ей стало неловко после такого заявления. Еще бы – безработный гастарбайтер, сидящий на шее у русской красавицы, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что он мог сказать? Конечно, лучшим и преданным другом может быть только такой великодушный и благородный кавказец, как Арсен. Все остальные – подметать полы и отжимать тряпки. Иван представил, как проходили бы застолья, будь его лучшими друзьями не Глеб с Янисом, а Арсен и его земляки. Многоголосые песнопения, красное вино рекой, лезгинка или, как это там у них называется, бои на саблях… Куда уж нам.

Аленино заявление тем не менее тревожило Ивана. Он несколько раз вспоминал о нем и всеми силами старался отогнать чепуху прочь. Чепуха не спешила уходить, она успешно вытеснила вечерние новости, на которых Гурьев собирался сосредоточиться перед сном. Он поймал себя на том, что вместо новостей язвительно кроет про себя «умного» Арсена.

Неожиданно раздался еле слышный стук в дверь. Иван нехотя пошел открывать – по дороге он думал, что такой день не мог не закончиться еще одним сюрпризом: на пороге стояла Алена. «Слава богу, – подумал Гурьев, – одумалась…» Его лицо засияло ехидной улыбкой победителя. Но Алена не оправдала ожиданий:

– Вот, – она протягивала ключи. – Чтоб вы не подумали, если что. Ваши ключи и, – она порылась в кармане, – Даша подарила мне телефон. Я им не пользовалась.

Она протянула телефон, от которого отказалась Маринка и не отказалась Дашка.

– Спасибо… – Иван был озадачен и покорно принял аппарат. – Подождите, Алена!

Та быстро спускалась по лестнице.

Иван бросился вдогонку. Каждый мог бы по-своему истолковать сцену отлова бывшей няни на лестничной клетке престижной многоэтажки. Особенно если учесть, что часть рукава ее плаща осталась в кулаке у Ивана.

– Не нужно. Заберите его себе. Даша подарила, она расстроится, если вы не возьмете.

– Хорошо, – неуверенно ответила Алена. Возможно, она испугалась, что отказ от телефона увенчается более серьезными последствиями, чем потеря рукава плаща. – Вы очень хорошие люди. Анну Федоровну мне очень жалко… – Алена всхлипнула.

Это прозвучало искренне.

Не менее искренне в желании испариться прозвучал стук каблуков по лестнице – она даже не стала вызывать лифт.

Иван вернулся домой озадаченным и буквально упал в кресло. Думать было не о чем. Все решено. Единственный человек, который может прояснить ситуацию, это Аня, но она сейчас на работе. Видимо, в последний раз. С завтрашнего дня она будет дома постоянно. Иван вспомнил, что Маринка теперь тоже живет «дома» – в другом его доме. Он набрал ее номер, хотя помнил обещание не звонить: