Страница 8 из 12
Бянко закивал.
– Если не знать всего, что вы рассказали, вам смерть товарища была очень выгодна. Только не ясно, зачем убили Сысоева – ведь у него тоже было десять миллионов, и их можно было отнять.
– Их и отняли. Счета Сысоя оказались пусты. По запросу прокуратуры банк выдал информацию, что в день гибели Олега с его счетов скачали все деньги, и все они ушли в Лесорецк какой-то фиктивной фирме, которая немедленно перегнала деньги в зарубежные офшоры и тут же лопнула.
– Из рук милиции вас вызволил Волкашин?
– Да, – Азаров вздохнул. – Волкашин – страшный человек. Свои сто пятьдесят тысяч зеленых он инвестировал самым удачным образом – скупил всю чиновную мелочь во всех структурах власти Москвы и Питера. Несколько лет назад сделать это было реально. Плюс, конечно, его ресурс силовика. Теперь у него везде свои люди. Он почти всесилен.
– Но он до сих пор не оградил вас от лесорецких.
– Если бы знать, кто они… Может, за нас взялись люди из Москвы, те, кто крышевал лесорецких… Против кого воевать? Противник неуловим, потому что неизвестен. Чем быстрее ты найдешь их, тем быстрее я лично передушу гадов. – Азаров сжал кулак. В его глазах полыхнула ярость.
– Я не сыщик.
– Ты журналист. Ваш брат похлеще ищейки, всюду влезет, все пронюхает.
Сергей ожидал, что Азаров сейчас позовет одного из своих амбалов, кивнет ему, и тот бросит на журнальный столик перед Сергеем раздутый от долларов бумажник: «Трать, не жалей, но найди их!»
Если даст тысяч пять, на три штуки можно будет сразу купить подержанную «Ладу». И мобильник. Без мобильника никак. У Сергея был бюджетный телефон от редакции, но он его уронил по пьяному делу в унитаз. Калашников высчитал его стоимость из зарплаты и еще штраф влепил. Бянко из принципа требовал новый телефон – ему положено по штатному расписанию, но Калашников сказал: «Не дам!», и не дал. Теперь-то Сергей купит не просто телефон, а ай-фон, и плевать ему на жадность Калашникова – счета за разговоры он его принудит оплачивать.
Замечтавшись, журналист сглотнул слюну. Остальные две штуки он потратит на дело… Нет, он дело и так сделает, на голом энтузиазме. Остаток денег он тоже потратит на себя – прибарахлится и отожрется вдоволь всякими деликатесами.
Но Азаров молчал, продолжая смотреть Сергею в лицо. Кулак его то сжимался, то разжимался.
Вдруг он рванулся к Сергею, впился пальцами в его горло и, навалясь тяжелым телом, вдавил в кресло.
– У-р-ро-од! Знаешь, кто убил Мулата и Маранка, и молчишь. Высмотрень, – Азаров со всей силы ударил Сергею в лицо, ослепив, резанув шершавой болью прямо до самого мозга.
Ворвавшиеся в комнату амбалы, сдернув с дивана на пол Анисима, стали пинать бедного стажера, не разбирая куда. Тот завизжал, закрываясь руками.
– Я не знать! Не знать – ы, ы, ы, ы, ы…
Азаров продолжал месить кулаками лицо Сергея.
– Убью! Убью, гад!
…и все…
Бянко очнулся в больнице. Лицо было большое, как скафандр, а разбитые губы – еще больше. Превозмогая боль, он повернул забинтованную голову вправо – на соседней кровати, под белыми простынями, весь в белых бинтах, лежал очень худой и очень черный Анисим. Сергей улыбнулся.
– А-н-ну-у-с-с.
– Мудак. Я знать такой ругательство. Я тебя не любить.
– А-ан.
– Шит.
Белая дверь палаты отворилась, и в нее с цветами вошел улыбающийся Воскутков. Видеть его хотелось меньше всего. Радость от возвращения к реальности сразу померкла, но ушла и боль. Сергей внятно произнес:
– Что же ты цветы принес, здесь не кладбище. Больным приносят апельсины и колбасу.
– Все шутишь, Сереженька, – Владимир Иванович говорил тоненьким гадливым голоском. Опустив букет на прикроватную тумбочку, он подставил себе табуретку на винте, присел. Белый больничный халат небрежно держался на его плечах. – Я посетил тебя по поручению нашего дружного коллектива. Мы тебе все соболезнуем. И стажеру.
– Я на ноги быстро встану, со мной ничего страшного не стряслось.
– Как посмотреть… У тебя неприятности не только со здоровьем.
– А что? – Сергей насторожился.
– Придешь в редакцию – узнаешь. Калашников очень недоволен тобой. А если он недоволен, это значит, что тобой недовольны владельцы газеты.
Бянко медленно наполнялся яростью. Пришел злорадствовать. Мразь. Еще секунда, и он послал бы Кунни очень и очень далеко и назвал бы открытым текстом так, как он того заслуживал. Но в приоткрытую дверь просунулась голова какого-то лысоватого субъекта лет сорока. Субъект, недовольно сквасив губы, оглядел палату, уперся взглядом в лицо Сергея и спросил:
– Сергей Бянко?
Не дожидаясь ответа, он распахнул дверь и уверенно вошел в палату, выгибая грудь.
– Майор Сатронов. Веду ваше дело. Надеюсь, вы в состоянии дать показания?
Воскутков перепугался – его лицо перекосилось. Правоохранительные органы он не любил и старался держаться подальше от их представителей. Он сразу встал, улыбнулся, и извиняясь, произнес:
– Выздоравливай, Сережа. Я пойду. Работа.
– Вы кто? – придержал его за рукав майор.
– Я сослуживец Бянко. Навестил по поручению коллег.
– Понял. Не задерживаю.
Майор обратил внимание на стажера.
– Ну что, африканец, кто вас избил? Чеченцы? Грузины? Или эти – скинхеды?
– Я не знать. Он знать.
– Он? Ну, Бянко, рассказывайте, – майор сел на теплый стул, на котором только что ерзал задом Воскутков. – Кто вас избил?
– Не знаю, – Сергей упер взгляд в потолок. Милиции еще не хватало!
– Вы не бойтесь.
– А чего мне теперь бояться? Вон, всего разукрасили.
– Может, вам грозили, что убьют? Так всегда делают. Мол, расскажешь – убьем. А? Назовите этих негодяев, и, уверяю вас, они попадут под следствие, будем разбираться.
– Ничего я не буду говорить. Я не заявлял в милицию. Это мои личные дела.
– Верно, что не заявлял – из больницы нам позвонили. А вот из-за вашей трусости подонки и творят беспредел, потому что чувствуют безнаказанность. – Майор говорил совершенно равнодушно и даже с легкой ухмылкой, словно вид опухшего Сергея его очень забавлял, и он еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. – Зря, зря, Бянко, зря вы покрываете…
– Мое дело.
Майор хмыкнул, хлопнул себя по коленям толстыми ладонями, посмотрел на букет.
– Кто вам прислал цветы?
– Субъект, который только что вышел.
– Он правда с вашей работы?
– А что?
– Цветы… их четное число. А четное количество цветов дарят только покойникам. Или кандидатам в покойники. Может, намек?
Сергей усмехнулся разбитыми губами, и тут же почувствовал боль.
– Он меня давно не любит.
– Вы уверены, что не он организовал ваше избиение?
– Я ни в чем не уверен… Вы проработайте его, товарищ майор. – У Сергея мелькнула мстительная мысль – пусть Воскуткова менты потерзают, будет знать, как злорадствовать над избитым человеком.
– Вы напишите заявление?
– Напишу, как поправляться стану.
Майор, улыбаясь, закинул ногу на ногу, достал из кармана пачку сигарет, не считаясь с больничными запретами, закурил. Выпустив дым, сказал:
– Очень хорошо, Бянко… А вдруг этот тип ни в чем не виноват, а цветочки – ну, обсчитался…
– Может быть.
– Просто не хочется вешать на отдел очередное глухое дело.
– Спасибо за откровенность, – Сергей, почувствовав усталость, закрыл глаза. Только в себя пришел, а тут и Кунни с цветами, и Анисим отругал, и мент веселый попался.
С трудом разомкнув веки, Бянко проговорил:
– Не надо ничего, товарищ следователь. Я говорю – мои дела.
– Нужен ваш отказ от возбуждения уголовного дела.
Сергей усмехнулся. Вот ради чего он пожаловал – больница вызвала, отдел УВД обязан отреагировать, но безнадежного дела возбуждать никто не собирался. Сколько пустых слов говорил о малодушии обывательском, только утомил.
– Я напишу, когда смогу писать.
– Сейчас не сможете?
– Напишите сами, я подпишу. Я очень устал и хочу спать.