Страница 11 из 66
Это имя обожгло, как огонь, у Тома аж щеки запылали. А отец сорвал очки и замахал ими у нее перед носом:
– Тебе нечего стыдиться, Элинор, а у этой девушки причины есть, потому и отсиживается дома. Так что иди в школу и докажи всем, что это так.
– То есть принести себя в жертву?
– Нет. Ты ничего плохого не сделала, вот и веди себя соответственно.
– Там ужас что будет. Все разделились на два лагеря.
– Значит, узнаешь, кто тебе настоящий друг, а кто нет. Он явно намекал на царапину на машине Тома – ее починка влетит в несколько сотен фунтов. А еще на тех, кто не пришел на вечеринку. Отец уже несколько дней не мог успокоиться, все бушевал по поводу их отговорок – большие пробки в пятницу, не с кем оставить ребенка, слишком далеко ехать из Лондона, вот если бы предупредили заранее… Но сказать им в лицо, что думает, не смог – слишком расстроился. А теперь хочет, чтобы его дочь столкнулась в лоб с реальным миром.
– Ты через меня хочешь им отомстить, – заметила Элли.
– Хорошо сказано, – ответил отец, с улыбкой надевая очки и снова обращаясь к своему блокноту. – Надеюсь, твое красноречие обеспечит нам высший балл на экзамене по английскому.
Элли повернулась к матери:
– Мам, прошу…
– Нет, Элли, я согласна с папой. Ты уже несколько дней из дому не выходишь. Ни к чему запирать себя в четырех стенах.
Хорошо сказано. А за это высший балл поставят?
Видимо, они уже обо всем договорились, и их было не переубедить. Элли по глазам видела. Предрешенность, бесповоротность. Вытерев руки салфеткой, она оставила недоеденный круассан на тарелке.
– Что ж, – сказала она, – тогда пойду, пожалуй. Повеселитесь тут с адвокатом.
Мать как-то грустно ей улыбнулась.
– Пойдем, – сказала она, – хватит тут торчать. Когда машина вырулила на главную улицу, Элли
опустила окно. В воздухе пахло весной, повсюду прыгали солнечные зайчики. На клумбе у поворота и в кашпо на автобусной остановке цвели примулы. Она любила ездить этим путем – вдоль парка, мимо церкви. Почти верилось, что едет она куда-то в приятное место, где может случиться что-то хорошее.
Но за последние дни хорошего произошло лишь одно – она познакомилась с тем парнем, что обманом проник на вечеринку. Элли зажмурилась, пытаясь вспомнить, как он выглядел: ленивая улыбка, нагловатая походка вразвалочку. Весь вечер она злилась из-за этой идиотской вечеринки и боялась, что ей достанется за то, что подстригла Тома. Гнев придал ей уверенности, и, когда тот парень возник на горизонте, она не краснела, не запиналась, даже не вспомнила про шрам. В полумраке у реки ей казалось, что в ее жизни, возможно, грядут перемены.
А что сегодня Том сказал с утра, когда они встретились наверху у лестницы? Будь бдительна – вот что.
Но если подозревать каждого, то так и слова вымолвить не сможешь. Ее вот уже от подозрительности парализовало. Дважды она писала тому парню сообщения. И дважды стерла, так и не отправив.
– Знаешь, – проговорила она вслух, – я даже мечтаю теперь осторожно.
– Милая, я проводить папу с Томом не успею, если мы сейчас с тобой заболтаемся, – ответила мать.
– А ты разве с ними не поедешь?
– Я им не нужна, видимо.
– И чем будешь весь день заниматься? Она пожала плечами:
– Да как обычно – приберусь, подумаю, что на ужин приготовить. Может, к бабушке съезжу, уберусь там.
– Я с тобой хочу. Ты меня уже давно просишь помочь разгрести дом. А потом можем на пляж сходить. Будет здорово!
– Попытка не пытка, Элли, но ты едешь в школу, и точка. Можно тебя здесь высадить? Пройдешься немножко пешком?
Она притормозила у набережной. Элли поглядела на воду. Темная, почти неподвижная. Что, если нырнуть и превратиться в русалку, как Том говорил? Поплескалась бы среди уток и промокших хлебных мякишей, пока не настало время идти домой.
– Это тебе на обед, – сказала мать и протянула ей десять фунтов. – Хватит еще, чтобы попить кофе после школы с друзьями. Уверена, папа поймет, если ты сегодня немножко задержишься и не засядешь сразу за зубрежку.
– А мне кажется, не поймет.
– Да брось, детка, ты с ним помягче. Он же хочет, чтобы ты экзамены хорошо сдала, но понимает, что и с ребятами хочется пообщаться.
Элли хотела было объяснить, что нет у нее никаких «ребят», что стать своей в новой школе гораздо сложнее, чем кажется ее матери, а теперь, когда брата обвиняют в изнасиловании, и вовсе не представляется возможным. Но ей не хотелось, чтобы мама совсем потеряла надежду.
– Что ж, если вернусь поздно, – ответила она, – ты знаешь, где меня искать.
Она открыла дверцу. До моста путь лежал по набережной. Школа была на другом берегу – три низких здания, сплошь стекло и углы. Там же виднелась детская площадка, залитая солнцем; звонкие детские голоса раздавались со всех сторон – дети бежали в школу.
– Думаешь, все будут на меня пялиться? – еще раз спросила она.
– Не будут, конечно. А если станут, скажи учительнице.
– А общее собрание, думаешь, тоже специально отменят, чтобы меня не смущать перед всей школой?
– Ох, детка, понимаю, как тебе тяжело, но ты должна быть храброй. Ради Тома, дорогая. Ты подумай о нем.
Она потянулась и поцеловала ее в лоб. Хорошо бы поцелуй был волшебным, как у доброй колдуньи из «Волшебника страны Оз»*.
Немного колдовства сейчас бы не помешало.
* «Удивительный волшебник из страны Оз» – книга Лай-мена Фрэнка Баума (1900). «Волшебник Изумрудного города» А. Волкова – вольный пересказ книги Баума.
Девять
– Майки, ты спишь?
В дверях его спальни стояла Холли. Он тихо поворчал, надеясь, что она подумает, будто он еще спит. Но она не ушла.
– Майки? – Она забралась к нему в кровать и легла рядом.
Уже несколько недель не было ни одного дня, когда бы он не просыпался с необходимостью решать очередную проблему.
Он сделал глубокий вдох:
– Ну что еще?
– Мама опять пропала.
Он с трудом сел на кровати и протер глаза:
– А она у себя ночевала?
– Нет.
– Внизу смотрела? На балконе?
Холли кивнула и вложила ему в руку свой кулачок:
– Я и к соседям стучалась.
– И они ее не видели?
– Нет.
Майки вздохнул. Он знал, что матери нелегко приходится после всего, что случилось с Карин, но со времени предыдущего запоя прошло всего четыре недели.
Ему бы догадаться вчера, когда она сказала, что идет в паб «пропустить по маленькой». Видимо, «маленькая» превратилась в «большую», а значит, сейчас мать может быть где угодно. И с кем угодно. Он отыскал мобильник, но пропущенные звонки были только от Джеко и Сьенны. Он открыл список контактов:
– Не волнуйся, мы ей сейчас позвоним.
Холли придвинулась ближе, чтобы тоже слушать. После четырех гудков включилась голосовая почта. Голос матери извинялся за то, что она недоступна.
– А если она умерла? – дрожащим голосом проговорила Холли.
– Да брось.
– Нет, правда, откуда ты знаешь?
– Я все знаю, и она не умерла, ясно?
Он оставил сообщение с просьбой позвонить, сообщить, где она и когда собирается вернуться. Попросил сделать это как можно скорее.
– Ну вот, теперь все в порядке, – сказала Холли, как будто все действительно было так просто.
Он повернулся к ней – ее глаза блестели.
– Через пять минут встаем, – сказал он, – а пока разрешаю думать только о хорошем.
– Ладно. – Она вытянула шею, чтобы видеть часы. – О футболе можно?
– Да.
– Тогда буду перечислять футболистов по алфавиту. Осей Ардайлс, Димитар Бербатов, Клеменс, Дефо…
– Супер. А можешь про себя?
Она лежала, напрягшись от сосредоточения. Он почти слышал, как она думает. И пока она перечисляла, прослушал остальные сообщения. Обиженное – от Сьенны: мол, куда вчера вечером запропастился, не хочешь зайти в гости, ведь сегодня утром не работаешь? Тревожное – от Джеко: новый план; позвони, когда проснешься, и я за тобой заеду.