Страница 38 из 51
— Как бы ты теперь за нас не принялась! — не унимался он.
— Не обращай на него внимания, Марианна, — устало вздыхала мама, после того как отец в очередной раз принимался кричать. Но сама она не считала нужным сказать мне спасибо за уборку.
Вскоре отец показал, какого он мнения обо всех моих стараниях. Однажды в субботу я, как обычно, мыла пол, стоя на четвереньках. Он вернулся с работы раньше, чем ожидалось, и сразу отправился на задний двор. Через комнату. В грязных ботинках.
Тут мое терпение лопнуло. Я больше не могла молчать. Я встала и сердито посмотрела на отца:
— Папа, пожалуйста, я целый час мыла пол! Разве нельзя было снять ботинки?
Глаза его налились яростью, и я тут же вспомнила, насколько вспыльчивый он человек.
— Ты кем себя возомнила, а? Еще приказывать мне будешь?
Отец замахнулся, я испуганно отпрянула, но отскочить не успела. Сильный удар в плечо отправил меня на мокрый пол.
С усмешкой глядя, как я пытаюсь встать, отец перевернул ведро с грязной водой.
— Можешь снова помыть пол, — рявкнул он. — Вижу, тебе очень нравится этим заниматься!
В тот момент я ненавидела его. Всхлипывая от боли и обиды, я схватила тряпку, чтобы собрать воду. Покончив с полом, я ушла в свою комнату. «Пусть дети сами о себе позаботятся, не маленькие уже», — подумала я, падая на кровать. Я спешила укрыться в мечтах о том, как окончу школу и смогу навсегда уехать из этого дома, — только тогда прекратятся издевательства и насмешки. Семье с каждым днем я принадлежала все меньше и меньше. Я хотела уехать туда, где никто не знает обо мне, о моих родителях и моем ребенке.
Глава тридцать седьмая
Я сидела за столом и перебирала старые фотографии; воспоминания о тех днях вызвали острое желание позвонить маме. В сущности, я хотела задать ей те же вопросы, что и моя дочь — мне.
Ты когда-нибудь любила меня, мама? Ты мечтала обо мне, когда носила меня в своем животе? Или я была лишь причиной твоего брака?
Но больше всего мне хотелось получить ответ на вопрос: даже если ты ничего не почувствовала, впервые взяв меня на руки, может, ты полюбила меня потом? Я же знаю, что ты любила моих братьев и сестру. А меня, меня ты когда-нибудь любила?
Мне ни разу до сих пор не хватало смелости задать тебе все эти вопросы. Они много лет мучили меня, не давали покоя. Но я опоздала. Вот уже несколько лет мама не помнила ничего о моем детстве. Когда я навещала ее в прошлый раз, она сидела, сгорбившись, и смотрела в никуда, погруженная в свой собственный мир. Мама даже не узнала меня. Слабоумие милосердно забрало ее воспоминания о жизни, не изобиловавшей счастливыми моментами. Хотя и не все: своего мужа мама по-прежнему помнила.
— Ох, он был на редкость привлекательным мужчиной, — вздыхала она, когда в тумане, окутавшем ее разум, возникало лицо отца. — На редкость привлекательным.
И то, как мама при этом улыбалась, объясняло, почему она терпела все годы. А я улыбалась ей в ответ, поправляла плед, укрывавший ее разбитые ревматизмом колени, гладила по трясущемуся плечу, расчесывала поредевшие волосы, целовала в щеку — то есть всеми силами старалась показать, что во мне еще живет детская любовь к ней.
Когда я выросла и вышла замуж, я сумела простить маму за то, что она мало заботилась обо мне. С годами приходит понимание — я сохранила воспоминания о несчастной, никому не нужной девочке, но при этом осознала, что матери тоже приходилось несладко.
Практически всю свою любовь она истратила на мужа. Остатки разделили между собой желанныедети, то есть мои братья и сестра; я же не получила почти ничего — как и сама мама.
Мои мысли перекинулись с матери на отца. Возраст и пристрастие к алкоголю свели его в могилу за несколько лет до того, как мама потеряла разум и переехала в дом для престарелых. Я вспоминала его жестокость, вспышки гнева и редкие моменты, доказывавшие, что прежде он был совершенно другим человеком.
Увы, я опоздала со своими вопросами, но моя дочь — нет, и пришло время на них ответить.
Иногда, когда я возвращаюсь к прожитым годам, я спрашиваю себя: могла бы я что-то изменить? Знай я то, что знаю сейчас, наверное, могла бы — но не стала. Ведь если бы я решилась, то никогда не получила бы твое письмо — ведь ты бы никогда не родилась.
Я подумала о том, как мне пришлось врать родителям, социальному работнику и Матроне из Дома для незамужних матерей — эта ложь в тринадцать лет привела к цепи событий, растянувшейся на следующие десятилетия.
Даже сейчас, почти четверть века спустя, я не могу до конца принять тот факт, что в те годы забеременела даже не один, а два раза, выносила двух дочерей, обеих полюбила еще до того, как они появились на свет, и обеих в возрасте полутора месяцев отдала приемным родителям.
Образы того времени часто навещали меня по ночам. Сознание переставало их контролировать, они свободно просачивались в мои сновидения, и я просыпалась, чувствуя, как бешено колотится сердце. Я хотела забыть, но они требовали, чтобы я помнила.
Глава тридцать восьмая
С тех пор как я вернулась в родительский дом, мужчина, живший по соседству, уподобился призраку. Лишь изредка я замечала его затылок или профиль, когда он выходил из машины. Но прежде чем я осознавала, что передо мной именно он, или набирала воздуха в легкие, чтобы позвать его, сосед исчезал за дверью, оставляя меня в недоумении: может, это всего лишь шутка моего воображения?
Иногда я слышала, как его дети радостно кричат «Папочка!»; Дора периодически смотрела в окно, ожидая, когда он приедет, а один раз мне показалось, что сосед идет по улице. Буквально через секунду я выбежала из дома, но, догнав впереди идущего мужчину, поняла, что обозналась. Но ведь это хорошо, правда? Я ведь его больше не люблю? Мне же все равно, где он и что с ним? Может, и все равно, но время от времени я спрашивала себя, думает ли он обо мне.
Однажды в четыре часа пополудни, когда я стояла на автобусной остановке, я наконец получила ответ на свой вопрос. Рядом со мной остановилась большая черная машина.
— Привет, маленькая леди, — донеслось из открытого окна.
Я повернулась и увидела мужчину из соседнего дома.
К моему огромному изумлению, он наклонился и открыл переднюю дверь.
— Забирайся, — сказал он.
Я недоверчиво посмотрела на человека, из-за которого вынесла столько страданий, развернулась и пошла прочь.
Сосед не отставал.
— Уйди, — отмахнулась я. — Не хочу с тобой разговаривать.
— Но я должен кое-что тебе сказать, — ответил он, улыбаясь так, словно уже добился всего, чего хотел. — Ладно тебе, садись в машину.
В тот раз я не послушалась. И в следующий тоже. И в следующий. Но потом сдалась.
— Мне так жаль, — начал он. — У меня не было времени встретиться, но я постоянно думал о тебе.
Я пыталась не слушать, но бесконечный поток извинений и ласковых слов, о которых я так давно мечтала, привели к тому, что в тот день я на мгновение поверила ему. Воспоминания о том, как мы впервые встретились несколько лет назад, как внимательно он относился ко мне и моим сказочным историям, как заботился обо мне и заставил чувствовать себя особенной,наложились на свежие впечатления о беременности, расставании с дочерью и одиночестве. Сидя в его машине, я не забыла о его жестокости, постоянных угрозах и тех неприятных вещах, которые он проделывал со мной, — нет, просто все это на время отодвинулось на задворки сознания.
Сосед подарил мне серебряный медальон.
— Можешь носить его со школьной блузкой, — сказал он.
С тех пор при каждой встрече он постепенно восстанавливал доверие, которое сам до этого разрушал на протяжении последних лет; я снова видела перед собой друга, близкого человека, кому я могла доверить свои страхи и мечты.