Страница 38 из 53
– Может быть, питомник для него и в самом деле не лучшее занятие.
– Но… да, наверное, – пробормотала я. Мне хотелось закрыть глаза и дать волю слезам, но я испугалась за ту суперпорцию туши для ресниц, которую использовала сегодня утром. – Может быть, я смогу продолжить дело сама, в одиночку, а он найдет себе другую работу. Мне кажется, каждый из нас должен найти счастье в своей работе, разве нет?
– Да, – сказал Оливер и завел наконец мотор. – Итак, в питомник?
– Пожалуйста, – проговорила я. – А шампанское мы, так или иначе, сможем выпить сегодня вечером.
Эвелин сидела на прилавке магазина и болтала ногами, а доктор Бернер, директор банка в отставке Шерер, добрый старина Хуберт и господин Кабульке стояли рядом. Каждый из них держал в руках по большому бокалу, наполненному красной жидкостью.
– Это кровь, которая превратит нас в бессмертных, – произнес Шерер, и все, включая Эвелин, сделали по большому глотку из своих бокалов.
– Мы что-то пропустили? – спросила я.
– Господа подарили мне и господину Кабульке свой рецепт вечной молодости, – сказала Эвелин и указала рукой на миксер, стоявший рядом с несколькими бутылками и пакетами на холодильнике. – Томатный сок, сок алоэ, яичный белок, витамин С и водка. Не хотите ли по глоточку?
– Мне, пожалуйста, водки в чистом виде, – потребовал Оливер.
– Это тайный рецепт, – прошептал Хуберт. – Его достойны знать лишь избранные.
– Ну, ясно, – сказал Оливер и засмеялся. – Всякий сброд не достоин этого и не достоин жить вечно. Что же такого тайного в этой рецептуре?
– Водка, рискну предположить, – объявила я, сделав довольно солидный глоток из бокала Эвелин. – В общем и целом все, что вы назвали, не может быть особенно вкусно.
– Это не совсем верно, – возразил господин Кабульке. – Ее можно распознать по вкусу, но ни за что не уловить ее запах.
– Но ваша жена все равно этот запах унюхает, – вмешался доктор Бернер. – Не так ли, господин Кабульке?
При упоминании о жене господин Кабульке сразу утратил способность нормально говорить и начал заикаться.
– Д-д-да, это верно, – с несчастным видом произнес он.
Эвелин сделала еще один солидный глоток.
– Очень великодушно с вашей стороны раскрыть нам тайну этого рецепта.
– Каждый день по одному бокалу, – произнес Шерер. – И вы сможете дожить до таких же лет, как мы. Но помните, что вы обещали нам за это?
– Помним, – сказала Эвелин и соскользнула с прилавка. – Господин Кабульке, вы пойдете в оранжерею номер пять.
– Эвелин! – испуганно воскликнула я.
– Не беспокойся, Оливия, мы можем доверять господину Кабульке. У меня по химии была двойка, но господин Кабульке – ас в этой области. Не так ли, господин Кабульке?
– Да, но… – простонала я.
– Н-н-не беспокойтесь, – произнес Кабульке. – Это всего лишь научные изыскания.
– Ах так? А что с ними? – Я указала рукой на стариков. – Ты собираешься засадить нас всех в тюрьму?
– Но кто-то же должен покупать у нас этот товар, – сказала Эвелин. – А они единственные из тех, кого я знаю, у кого достаточно денег на такую покупку.
– Кто здесь говорит о тюрьме! Мы интересуемся данным продуктом чисто с научной точки зрения, – возразил Шерер.
А доктор Бернер добавил:
– Наше поколение вообще ни о чем подобном не знало.
– Не хватало еще, чтобы мы раскрыли и себя, и вас. Мы всегда чисто делаем свою работу, – сказал Хуберт.
– О чем здесь вообще идет речь? – спросил Оливер. В этот момент он казался очень похож на Фрица.
Мне даже страшно стало.
– Ни о чем таком, что могло бы тебя заинтересовать, – сказала Эвелин.
– Слушай, Эвелин, прекращай этот спектакль, – сердито проговорила я. – Если речь уже не идет о тюрьме, то Оливеру тоже не помешает знать об этом.
Эвелин пожала плечами:
– Если ты так считаешь… Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Я внимательно посмотрела на Оливера. Он снова поднял высоко брови, как бывало всегда, когда он пытался вникнуть в суть какого-нибудь нового для себя дела.
– Эвелин решила посвятить появившееся у нее свободное время делу садоводства и цветоводства, – принялась объяснять я. – И в определенном смысле преуспела в этом. Она сумела вырастить несколько килограммов отборной ca
– Семь к-к-килограммов, если быть совсем точным, – уточнил господин Кабульке. – И высочайшего качества. По содержанию в нем ТНС качество просто уникальное.
– Что, простите? – Оливер совершенно несправедливо одарил меня немыслимо строгим взглядом. – Я правильно понял? Вы здесь поставили на широкую ногу производство наркотиков?
Я подавленно кивнула.
– Оливия! Но этого я от тебя вовсе не ожидал! – сказал Оливер.
– А разве это запрещено? – спросил господин Кабульке.
Эвелин закатила глаза.
– Конечно, запрещено, господин Кабульке, – сокрушенно проговорила я. – А как вы думали?
– Но мы же теперь в ЕС, – заметил господин Кабульке, и никто так и не понял, что он подразумевал под этим.
– Это не только незаконно, – продолжал читать нотации Оливер. – Гашиш – это так называемый легкий наркотик, но дети, как правило, начинают именно с него. А затем переходят на более сильные.
– Я знала, почему тебе нельзя об этом говорить, – сказал Эвелин. – Ты моралист. Апостол.
– Это была идея Эвелин, – жалобно произнесла я.
– Конечно, – сказал Оливер еще более неодобрительно.
– И за это м-м-могут привлечь? – поинтересовался господин Кабульке.
– Еще как, – ответил Оливер. – За то количество, что вы здесь вырастили, вы сможете провести в тюрьме остаток своей жизни.
– Да не будьте же вы так строги, Оливер, – вмешался в разговор Шерер. – Вы сами во время учебы разок-другой забили косячок и покурили его на переменке. Но мы как раз совершенно другое поколение. Когда учились мы, нам доставляло кайф одно только сознание того, что сегодня или завтра можно будет досыта наесться. И совершенно понятно, что потребности в отношении наркотиков у нас были совершенно иные.
– Но пожалуйста, не выдавайте нас вашему отцу. Он, к сожалению или к счастью, не имеет истинного представления о такой тяжелой юности, – сказал доктор Бернер.
– Как и его сын, – пробубнил Хуберт.
– Вот моя старуха обалдеет от удивления, когда узнает, что я на старости лет ступил на криминальную тропу, – расстроенно произнес господин Кабульке. – Но уж точно перестанет жаловаться на то, что я последние сорок лет веду такую скучную жизнь.
– Так-так, Эвелин, – сказал Оливер. – Значит, ты снова покуриваешь травку? Или теперь речь идет лишь о деньгах? Но меня, во всяком случае, не надо убеждать в том, что интерес к этим цветочкам у тебя чисто ботанический. И повышенный спрос на материал для научных исследований – для меня тоже не аргумент, – И, повернувшись к старикам, чеканя каждое слово, добавил: – Моя жена во время учебы в университете не случайно имела прозвище Потти! [20]
– Потти! – воскликнул Шерер и закатился таким приступом хохота, словно уже успел курнуть приличную дозу травки.
– Вот именно, Потти, – совершенно серьезно повторил Оливер. – Как идут дела? Ты вырастила это для собственного употребления, Потти?
– Уже хорошо, ты, филистер. – Эвелин, улыбаясь, повернулась к старикам. – Можно подумать, что с тех пор, как он перестал быть Шитти, [21]прошел не один световой год.
У Шерера начался новый приступ хохота. Остальные тоже заулыбались. Только я смотрела на Оливера и Эвелин с открытым ртом. Это было нечто абсолютно неожиданное.
– Только я давно вышел из того возраста, – сказал Оливер. – Сегодня я уже взрослый человек и хорошо знаю, что несу ответственность перед остальным миром за определенные поступки.
– Шитти и Потти, – прохрипел Шерер, задыхаясь от хохота. – Потти и Шитти! Я давно так душевно не смеялся!
20
Potty – чокнутая (англ.)
21
Shitty – чертенок (англ.).