Страница 3 из 53
Как обычно, в воскресенье в гости были приглашены все члены семейства Штефана. Младшая сестра Катинка (вся в пастельно-розовом, под цвет фасада) раскладывала на кухне закуску на тарелки, в то время как ее дети пытались оседлать деда, возвышавшегося, словно айсберг, в своем любимом кресле и листавшего воскресную газету. Детей было трое, их звали Тиль, Леа и Жан. Имена были короткими и легко запоминающимися, но мой свекор тем не менее всегда называл их не иначе как «Дингс», «Дингс» и еще раз «Дингс», [3]если вообще как-то называл.
Как обычно, он делал вид, что не заметил нашего прихода, так долго, как это было возможно. Кроме семьи, он поддерживал отношения лишь с несколькими господами своего возраста. Их компанию Штефан называл «Клуб полумертвых скупердяев». Я подозревала, что, собираясь вместе, они целыми днями играют в «Двойную голову», [4]попивая бренди «Асбаш Юралт», и хвастаются друг перед другом бесчисленным количеством нулей в суммах своих состояний. Штефан, впрочем, предполагал, что бывший директор банка, главный врач и боссы крупных концернов собираются на конспиративные встречи, во время которых размышляют о путях и способах преодоления пенсионной скуки, чтобы при этом по возможности тратить как можно меньше денег.
– Им просто не хватает возможности командовать множеством людей и перемещать их с места на место, словно пешки, как это было прежде, – говорил Штефан. – Особенно моему отцу.
– Но для этого у него теперь есть мы, – отвечала я.
– Нас он уже давно задвинул куда надо, – возражал Штефан.
Это, впрочем, было верно. Наш дед был прирожденный кукловод. И в плане способности нанести оскорбление он также был очень неплох. Один-единственный раз мне довелось услышать от него нечто более или менее приятное, хотя в принципе это можно было расценить как еще большее оскорбление. В день нашей свадьбы он расцеловал меня в обе щеки с довольно ехидной ухмылкой, произнося при этом:
– Ну, уж коли ты здесь, дитя мое, позволь приветствовать тебя в нашей семье. Моя дорогая, ах, Дингс, ах, невестушка, ах, Ольга. И если ты окажешься слишком хороша для моего Штефана, я постараюсь это понять: у тебя такая впечатляющая грудь. И насколько я в этом разбираюсь, – в этот момент он совершенно бесстыдно уставился в вырез моего декольте, – колоссально привлекательно устроена, великолепное качество!
– А я и не знала, что ты такой эксперт в этом вопросе, Фриц, – слегка сбитая с толку, ответила я тогда. – Только меня зовут не Ольга, а Оливия.
– Я вообще никогда не запоминал имена, – только и возразил Фриц.
И, насколько я помню, с тех пор он всегда обращался ко мне «Невестка» или «Дингс». В принципе, наверно, я должна быть ему благодарна, что о достоинствах моей груди он не стал говорить в своей речи на торжестве по случаю нашей со Штефаном свадьбы. А то для нас обоих это могло бы стать в высшей степени двусмысленно.
С тех пор, к счастью, эта тема не всплывала в наших разговорах. Впрочем, и комплиментов в свой адрес я от него больше не слышала никогда.
– Привет, Фриц, – подошла я к нему.
Я не ожидала никакого ответа, потому что не в привычке свекра было отвечать на приветствия. Он снисходил до того, чтобы заговорить с нами, в лучшем случае лишь за столом. И для меня такой чести было более чем достаточно.
Детей не особенно смущала недовольная физиономия деда.
– Дед, дед, расскажи нам какую-нибудь историю!
– Дед, может, ты посмотришь картину, которую я тебе нарисовал?
– Дед, давай я буду твоим всадником.
– Слезайте с меня, – ворчал Фриц. – И руки прочь от газеты. Она стоит недешево.
Катинка повернулась к нам.
– Разве это не мило? Дедушка с тремя внучатами. Я только вчера прочитала, что научно доказано: дети – источник вечной молодости.
– Да-да, прежде всего для своих матерей, которые годами недосыпают из-за них, – пробормотала я в ответ. – Если умолчать о том, что приходится кочевать от одной нужды к другой.
– Ну, Оливия, ты совершенно не понимаешь, о чем говоришь!
Опять – двадцать пять! Катинка могла бы казаться очень милой, если бы постоянно не пыталась втянуть меня в дискуссию о детях вообще и о нашей со Штефаном бездетности в частности. Я бросила молящий о помощи взгляд на Штефана, но он уже занимался детьми, которые, оставив в покое деда, дружной ватагой накинулись на своего дядю.
– Я не говорю, что растить детей – это не требующее колоссальных усилий занятие, – сказала Катинка. – Но эти усилия оказываются вознаграждены тысячекратно. На вашем месте я не стала бы упускать такую возможность. – Здесь она сделала многозначительную паузу, во время которой ее взгляд сконцентрировался на надписи на моей майке: «Мне уже исполнилось тридцать – пожалуйста, переведите меня через дорогу». – Лучше вам поспешить, пока не стало совсем поздно. Ах, кстати, у нас есть для вас сюрприз.
Для Катинки все дамы после тридцати, не занятые воспитанием потомства, были подозрительны. Значит, что-то у нас не в порядке с гормонами. И кроме того, существовал еще социальный аспект: с какой стати дети Катинки должны будут нести расходы на наше пенсионное обеспечение? Катинка считала, что это несправедливо.
Я уже представила себе, что это будет за сюрприз (недаром Штефан прозвал сестру «Несушка-рекордистка»), и быстро выскользнула в зимний сад, прежде чем она что-нибудь скажет.
Стол к воскресному завтраку всегда накрывали в зимнем саду, не важно, была ли на дворе зима или лето. Старший брат Штефана, Оливер, и его жена, Эвелин, уже сидели за столом вместе с мужем Катинки, Эберхардом. Эберхард являлся для всех настоящим бедствием. Для меня всегда оставалось загадкой, что Катинка в нем нашла и что вообще в нем можно было найти. В то время как она после каждой беременности снова приводила себя в порядок диетами и голодом, чтобы влезть в свой 38-й размер, он с каждым ребенком прибавлял в весе и размере живота. Но самым смешным было то, что пропорционально прибавляемым килограммам неотвратимо возрастала и его самооценка.
– Женщины должны следить за своей фигурой, – не забывал регулярно подчеркивать он, сопровождая эту фразу странным квакающим смехом.
– Все уже собрались для созерцания воскресного затопления «Титаника»? – сказала я вместо приветствия, но лишь Оливер удостоил меня взглядом; двое других уже находились в состоянии первой воскресной дискуссии.
– Привет, Блуменкёльхен, – сказал Оливер.
– Привет, Блуменколь, [5]– ответила я ему в тон.
Все это звучало несколько по-дурацки, но прозвища, придуманные нами друг для друга, звучали именно так, коль скоро лишь мы вдвоем имели «проблемы» с цветом волос. Оливер никогда не выглядел таким презентабельным, как Штефан. Его глаза не были голубыми, улыбка не была столь обезоруживающей, а волосы столь блондинистыми. Зато они кудрявились еще сильнее, чем мои. Настолько сильно, что Оливер был вынужден стричься очень коротко, потому что и в самом деле не хотел выглядеть словно кочан цветной капусты. Кроме того, он был довольно крупный и неуклюжий, чтобы, как Штефан, казаться похожим на Брэда Питта. Зато его жена Эвелин – вот до чего несправедливо устроен мир! – была вылитая Дженнифер Энистон, даже несмотря на то что не умела так смеяться. Точнее говоря, возникало подозрение, что Эвелин вообще не умеет смеяться. Самое большее, что мы видели, – это как она улыбается, да и то улыбки эти были всегда какими-то кисловатыми. Хотя следует признать, что ее привлекательности это ничуть не вредило. Она была одета во что-то черное, шикарное, определенно очень дорогое, но лицо, как обычно, имело такое выражение, будто у нее болят зубы. Может быть, дело было в Эберхарде, а может быть, в том, что зубы у нее и в самом деле болели.
Оливер заинтересованно изучал мою грудь.
– А что, тебе уже и в самом деле тридцать?
3
Дингс – здесь: малютка, крошка (разг. нем).
4
Карточная игра.
5
Blumenkohl – цветная капуста (нем.).