Страница 44 из 51
— Но он не виноват, это мне сказал следователь. — Лариса нервно мяла в руках резиновую манжету аппарата для измерения артериального давления.
— Тебя снова вызывал следователь?
— Нет, он приходил сюда два дня назад.
— И что он еще сказал тебе?
— Ничего. Снова расспрашивал о Геннадии, об алмазе, который он мне прислал.
— А откуда следователь узнал о нём?
Лариса пожала плечами.
— Ума не приложу. Только я да Жанна знали.
— Жанна не из болтливых, — уверенно заявил Гавриил Прокопьевич. — И что ты поведала следователю?
— Повторила, что говорила раньше.
— А о том, что просила меня?..
Лариса отрицательно помотала головой.
— Вы же предупредили… Откровенно говоря, мне многое непонятно, Гавриил Прокопьевич. Если Геннадий не виноват, чего же ему прятаться? И его сослуживцы каждый раз при встрече спрашивают меня, где Геннадий и когда вернется. Они не верят, что я не знаю. — Помолчала, нервно кусая губу. — И я, простите меня, Гавриил Прокопьевич, не верю вам. Вы же знаете, а почему-то не хотите, чтобы он возвращался.
— А я думал, что ты уже забыла о нём, — попытался перевести серьезный разговор в шутку начальник охраны. — Слышал, нового поклонника завела.
— А может, вы и подсунули его мне? — не приняла Лариса шутку и еще больше ощетинилась. — Георгий провожал меня два раза домой, но это ничего не значит. Геннадий — мой жених, и я хочу, чтобы вы вернули его.
— Ничего себе заявочка! — усмехнулся Гавриил Прокопьевич. — Ладно, лечи меня. Так и быть, постараюсь по своим каналам разыскать твоего суженого. А как же ты с Георгием поступишь? Ведь он тоже собирается на тебе жениться. Ох, и несладко тогда придется твоим ухажерам, что следуют за тобой по пятам.
— Уже доложил. — Лариса взяла манжету и обкрутила руку пациента. — Сомневаюсь, что это ухажёр.
— Тогда кто же? — насторожился начальник охраны.
— Вам лучше знать — вы в КГБ служили. — Лариса сердито стала накачивать воздух в манжету.
Гавриил Прокопьевич дождался, когда она закончит процедуру, сказал подчеркнуто озабоченно:
— Пожалуй, ты права: тебе не доверяют и за тобой установили слежку. Но почему? Если Геннадий не виноват, зачем слежка? Не тебя же они подозревают в причастности к катастрофе.
— Не знаю. — Лариса сняла манжету. — Ничего страшного. У вас давление как у космонавта. Немного пульс частит. Скорее всего от перенапряжения. Наверное, недосыпаете, чем-то встревожены. Я выпишу вам анаприлин, принимайте по полтаблетки. Голова не болит?
— Трещит от всяких дум и забот, — пошутил Гавриил Прокопьевич. — Но это мое рабочее состояние. Спасибо тебе. А о Геннадии не беспокойся, постараюсь разыскать его. И с ухажером разберусь. Ты пока ничего не предпринимай и пошли подальше всех сыскарей.
Гавриил Прокопьевич оделся сноровисто, поцеловал Ларисе руку, весело пошутил:
— Красивая ты женщина, Лариса Васильевна. Был бы я помоложе лет на десяток…
Но на душе у начальника охраны было совсем не весело. Разговор с Ларисой убедил его в том, что если докторша еще не сдала его, то в скором времени сдаст. Надо срочно принимать меры. И этого многоженца Семиженова следует проучить, давно он глаза мозолит…
Он собрался уходить, когда в кабинет вошла медсестра и протянула Ларисе банку растворимого кофе.
— Вы не торопитесь, Гавриил Прокопьевич? Я специально «Манхеттен» заказала, чтобы вас угостить, — предложила Лариса.
— Спасибо, Лариса Васильевна, — поблагодарил Дубосеков. — Кофе — это хорошо и мой любимый напиток. Но в другой раз. Теперь — тороплюсь…
От Ларисы Гавриил Прокопьевич поехал не в офис, а к владельцу бара и сауны Станиславу Гагарову, к которому, по имевшимся сведениям, зачастил подполковник Семиженов — якобы попариться. Но и дураку ясно, что он там вынюхивает: Гагаров — бывший воровской авторитет, и у него частенько собираются единомышленники…
Был субботний день, и Станислав уже готовился к вечернему наплыву: следил, как идет уборка помещений, командовал, какими напитками и закусками пополнить буфет. Визит начальника службы безопасности «Росэксимпорта» озадачил начинающего предпринимателя: бывший майор КГБ старался подальше держаться от пользующихся нелестной репутацией заведений. Значит, что-то серьезное. Поздоровавшись с гостем, он сразу повёл его в свой кабинет.
Дубосеков с интересом свалившегося с луны человека рассматривал обшитые кленовой вагонкой стены, на которых висели копии картин Рубенса с обнаженными женщинами; дорогие люстры заливали ярким светом подвальное помещение, еще недавно считавшееся непригодным для эксплуатации. А кабинет новоиспеченного коммерсанта и вовсе ошеломил Дубосекова своим роскошным убранством — итальянская мебель, панно во всю стену с красочным барельефным изображением «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. На полу ковер, в ворсе которого, как в июньской траве, утопают ноги. Сквозь стекло буфета проглядывают графины и бутылки с красочными этикетками.
Гагаров перехватил взгляд гостя и предложил:
— Выпьете чего-нибудь?
— Можно грамм пятьдесят. На сухую серьёзные разговоры не ведут.
— Коньяк, виски, водку?
— Давай нашу, русскую. Эти благодетели какой только гадости нам не подсовывают.
Станислав спорить не стал, достал из буфета бутылку «Смирновской», из холодильника упакованные ломтики ветчины, красные, будто налитые кровью, яблоки. Все это поставил на журнальный столик около кожаного дивана — большой письменный стол был завален бумагами.
— Неплохо живут ныне «новые русские», — пошутил Дубосеков. — Не боишься, что придут красные?
— Не боюсь, Гавриил Прокопьевич. Я ко всему привычный. Потому стараюсь, пока есть возможность, взять от жизни все, что можно. Да и вы, слыхал, не бедствуете.
— Не бедствуем, — согласился Дубосеков. — И хотя стараемся на вид свои богатства не выставлять, компетентные органы без внимания нас не оставляют. Слыхал, и у тебя друг из сыскарей объявился. Правду говорят?
Гагаров кивнул.
— Меня это мало колышет. Я стал законопослушным и никаких правонарушений не допускаю. А то, что он тут кого-то высматривает, чего-то выискивает, — его служба.
— Ты, похоже, и впрямь с ним сдружился?
— А почему бы нет? Мужик он неплохой, понимающий сегодняшнюю ситуацию, сговорчивый. В стукачи меня не агитирует. А лишней рюмки мне не жалко.
— Говорят, он и девочек очень обожает. Не интересовался по пьяной лавочке?
— Чего не было, того не было, — без фальши в голосе ответил Гагаров.
— А вообще-то у тебя девочки есть? Современная сауна без девочек — не сауна.
— Если надо, найдём. — Гагаров наполнил рюмки. — За встречу. — Выпил одним глотком. — Когда прикажете?
— А по каким дням у тебя бывает Семиженов?
Гагаров пожал плечами:
— По разным. Иногда предупреждает, иногда вот так, как вы, внезапно появляется.
— А сам никогда не приглашал его?
Гагаров отрицательно помотал головой.
— А зачем? Я в друзья не набиваюсь и ни у кого в «шестёрках» никогда не ходил.
— А пригласить надо, — убедительно посоветовал Дубосеков. — Угостить хорошенько, девочек на колени посадить. Он должен быть нашим человеком, на нас работать. И дружки твои из авторитетов чтоб были. Понял?
Гагаров долго молчал.
— Понять-то понял. Да рисковое это дело. Нелёгкое.
— Легко кошки родятся — и то слепые. Твоё дело напоить его и девочек на колени посадить, остальное я на себя беру.
Дубосеков осушил рюмку и поднялся.
— Позвони мне, когда этот легаш согласится попариться.
Приглашение в сауну несколько озадачило Семиженова: Гагаров из той породы людей, которые привыкли держаться независимо и гордятся этим. И оперативника он привечал не из-за любви к нему, а чтобы показать своим коллегам, что и власти с ним считаются, не брезгуют его компанией. Подполковника он встречал без угодничества, но делал все, чтобы ему понравилось: приглашал выпить рюмку-другую, всем своим видом показывая присутствующим панибратское отношение с ментом — всех, кто занимался борьбой с преступниками, он относил к милицейским холуям.