Экзекутор

Хантер подтянул стул и сел напротив девочки. Ее руки были стиснуты, и она потирала большие пальцы друг о друга.

— В этих комнатах страшновато, верно? — небрежно сказал Хантер. — Голые стены, металлический стол и стулья, большие зеркальные окна… Говорят, что мы должны заняться внутренним оформлением. Поставить цветы, может, спрыснуть духами. Я склонен согласиться. А что вы скажете?

Ее губы не шевельнулись.

— Я бы предпочел беседовать в моем кабинете, но боюсь, он выглядит еще хуже. Если вы способны представить себе такое место.

Рот дернулся в слабой улыбке.

— Если вы не против моего вопроса, сколько вам лет?

Она помедлила с ответом.

— Мне девятнадцать.

Хантер кивнул. Она знала, что он не поймал ее на лжи. Несмотря на ее юный возраст, Хантер видел в ее глазах нечто такое, что сказало ему — ей пришлось повзрослеть быстрее, чем многим.

Открылась дверь, и вошел Гарсия, неся с собой на металлическом подносе алюминиевый кувшин со льдом. Он поставил его на стол и налил ей стакан.

— Садись, Карлос, — сказал Хантер, показывая на стул рядом с собой.

— Все в порядке, я постою. Я не против.

Если Моника была бы подозреваемой и шел допрос, Хантер и сам предпочел бы стоять. Допрос требует определенной степени устрашения. Стоя, имея возможность свободно ходить и глядя сверху вниз на человека, который ограничен необходимостью сидеть, детектив автоматически получает более властную позицию. Но Хантер решительно не хотел, чтобы Моника была испугана больше, чем уже была.

Гарсия пододвинул стул и сел.

— Нам сказали, что у тебя есть информация, которая может представлять для нас ценность, — осведомился Хантер.

Моника отпила глоток воды, после чего подняла на него взгляд.

— Я видела кое-что.

— Ты что-то видела? — Гарсия наклонился вперед, и голос у него стал выше на октаву. — Ты была внутри церкви в среду вечером?

Моника еле заметно помотала головой в ответ на вопрос Гарсии.

— Ты видела, как кто-нибудь выходил из церкви поздно вечером? Ты там прогуливалась и вообще была там?

— Нет. Все было не так. — Пару молчаливых секунд она выдерживала взгляд Гарсии. — У меня было видение.

Гарсия ощетинился и покачал головой, словно не понял ее. Хантер никак не отреагировал.

— Прости? — нахмурился Гарсия.

Моника глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Я знаю, как это звучит, но, пожалуйста, послушайте меня хоть пять минут. Я не сумасшедшая. И не ясновидящая. Я не могу видеть будущее. Я не могу читать мысли и говорить с душами. Но к сожалению, некоторые вещи я могу видеть глубже, чем большинство людей.

Гарсия посмотрел на Хантера, который продолжал спокойно сидеть на стуле. Он внимательно наблюдал за девочкой.

— Какие вещи? — спросил Гарсия.

Моника нервно потянула выбившуюся прядку волос и заправила ее за ухо. Хотя вопрос ей задал Гарсия, она, прежде чем ответить, посмотрела на Хантера.

— Боль.

— Ты можешь чувствовать боль? — с сомнением спросил Гарсия.

— Я могу чувствовать боль другого человека, — объяснила она.

Гарсия поерзал на стуле. Каждый раз, как громкое дело попадало в сводки новостей, в полицию приходили или звонили десятки людей, утверждавших, что могут помочь расследованию, потому что видели вещий сон или видение. Он знал, что это только вопрос времени, когда нечто подобное появится и в этом деле, но не ждал, что это случится так быстро.

Пока Гарсия вел допрос, Хантер решил только слушать и наблюдать. Он отмечал реакции девушки, анализировал выражение ее глаз и движения в сочетании с интонациями подрагивающего голоса. Опыт подсказывал ему, что, когда приходит человек с улицы и утверждает, что у него было видение, которое способно помочь полиции, его обычно можно отнести к одной из пяти категорий — одинокая личность, жаждущая внимания; наркоман, у которого начались галлюцинации; некто с мозговыми проблемами, скорее всего шизофреник; шарлатан, который хочет денег и/или известности; либо те, кто сами имеют отношение к преступлению. Но пока в Монике ничего подобного не проявлялось.

Гарсия снова глянул на Хантера, втайне надеясь увидеть какую-то его реакцию. Когда таковой не последовало, он посмотрел на часы, после чего наклонился вперед и положил локти на стол.

— Я тебе скажу, что мы сделаем, Моника, — спокойно сказал он. — Я надеюсь, ты понимаешь, что в данный момент мы испытываем большое напряжение и нам катастрофически не хватает времени. Но я попрошу офицера записать все, что, как тебе кажется, ты видела, и мы свяжемся с тобой, если у нас возникнут вопросы…

— Я не пытаюсь впустую тратить ваше время, детектив, — твердо сказала она, поняв нежелание Гарсии верить ей.

— И мы это ценим, — тем же тоном сказал он, но сбить Монику с толку ему не удалось.

— Верите вы мне или нет, детектив, но это случилось. К сожалению, случилось со мной. Я видела страдания других людей. Я чувствовала их боль, видела слезы и понимала, что заставляет их страдать. Это не дар; это проклятие, из-за которого я каждый вечер боюсь закрывать глаза. Мне не хочется быть здесь. Я никогда не делала этого раньше, но сейчас я думаю, что в самом деле могу помочь.

Моника снова посмотрела на Хантера. В ее глазах что-то мелькнуло.

— Хелен… — прошептала она. — Это не было вашей ошибкой.

Хантер вскинул брови.

— Простите?

— Вы просто хотели прекратить плач. Вы просто хотели устранить боль. Вы сделали то, что считали правильным. То, что она просила сделать. Вы избавили ее от боли. — Она покачала головой. — Это не было вашей ошибкой.

Хантер оцепенел. Его взгляд был прикован к сидящей перед ним брюнетке. Во рту у него пересохло, и желудок свело болью, когда давние образы всплыли у него в памяти.

Гарсия увидел, как изменился Хантер, но, прежде чем он успел что-то сказать, дверь в допросную распахнулась и на пороге появилась капитан Блейк.

— Вам, ребята, лучше сворачиваться, — сказала она, не обращая внимания на Монику. — Похоже, что у нас еще один.

Хантер поднял на нее глаза:

— Наш?

Капитан Блейк кивнула:

— В Малибу.

Гарсия пулей сорвался со стула.

— Спасибо, что пришли, — сказал он, выскакивая из комнаты.

Хантер повернулся к Монике:

— Я пришлю полицейского, который запишет все подробности.

— Детектив, — позвала она, когда Хантер направился к двери. — Она знала об огне. Она знала, что пугало ее.

38

Хантер молча сидел у окна машины, пока Гарсия гнал по голливудской магистрали. На Лос-Анджелес уже спустилась ночь, и вместе с ней пришел дождь. Не типичный для Калифорнии густой плотный поток, а ровная занудная английская морось. Небо было затянуто серыми облаками. Такая сырая погода могла держаться часами.

Указательным пальцем Хантер мягко массировал лоб между бровями; его внимание было приковано к дождевым каплям на стекле. Мысли сплелись в тугой клубок, и он мучительно старался разобраться в них. За какие-то полчаса вся конструкция дела изменилась. Теперь все, что они знали о снах священника, идея, что убийца проводил какой-то ритуал, — все получило сокрушительный удар. Хантер был уверен: то, что несколько дней назад произошло в церкви Семи Святых, не было ритуалом. Киллер просто действовал в соответствии с описанием ночных кошмаров отца Фабиана — но зачем?

Внимание Гарсии было приковано к дороге, но он заметил, как еще в допросной изменилось настроение его партнера. Что-то в словах девочки действительно поразило Хантера.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — осторожно обратился он к Гарсии.

— Валяй, — ответил Хантер, не отрываясь от окна.

— Кто такая Хелен?

— Прости?

— Моника, та… — Гарсия замялся в поисках нужного слова, — та девушка-экстрасенс, с которой мы только что говорили. Она что-то сказала — о Хелен и о том, что это не было твоей ошибкой. Кто такая Хелен?

Хантер закрыл глаза.

Гарсия понимал, что лучше не настаивать на ответе. Он не стал нарушать молчания.