Страница 5 из 12
— Моей преподавательницей философии.
— Да ну? Вот бы не подумал, что девушка, озарившая твою юность, была… в общем, уже не юной.
— Жизнь — сложная штука: когда мне было двадцать, мою фантазию будили женщины на пятнадцать лет старше меня, а теперь, в тридцать семь, у меня кружится голова от тех, кто на те же пятнадцать лет меня моложе.
— Все дело в твоей голове, старина.
— Не расскажешь мне подробнее про свою Вэлери Рэмси?
— Я столкнулся с ней на прошлой неделе, когда вышел из бара «Мариотта».
— Понятно…
— Ничего тебе не понятно! Я сох по ней еще в школе. Когда она сбежала из нашего городка, как воровка, заметающая следы, я несколько лет не мог ее забыть. А если начистоту, то я до сих пор не уверен, что мне действительно удалось ее забыть.
— И теперь, встретив ее, ты был жестоко разочарован.
— Наоборот, в ней что-то переменилось, и она теперь волнует меня еще больше.
— Она стала женщиной — как-нибудь на досуге я тебе растолкую, что это такое! Ты хочешь сказать, что снова в нее влюбился? «Эндрю Стилмена прямо посреди 40-й улицы сразила любовь с первого взгляда» — вот это заголовок!
— Я пытаюсь тебе объяснить, но ты не понимаешь. Я потерял покой, а этого со мной давненько не случалось!
— Ты знаешь, как с ней связаться?
— Завтра мы вместе ужинаем. У меня мандраж, будто я сопливый мальчишка!
— Откровенность за откровенность: сдается мне, этот мандраж нас никогда не покинет. Спустя десять лет после смерти моей матери отец познакомился в супермаркете с женщиной. Ему было шестьдесят восемь, и накануне его первого ужина с ней мне пришлось везти его в город: ему приспичило купить новый костюм. В примерочной кабинке он принялся репетировать, что будет говорить ей за столом, стал спрашивать моего совета… Знаешь, как трогательно? Отсюда мораль: перед женщиной, которая нас волнует, мы всегда теряемся, и возраст здесь ни при чем.
— Спасибо, ты меня подбодрил перед завтрашним ужином…
— Я говорю это тебе для того, чтобы ты не совершал оплошность за оплошностью. Тебе будет казаться, что ты говоришь скучно, — возможно, так оно и будет. Зато потом, вернувшись домой, ты станешь упрекать себя в излишней пафосности.
— Ты, главное, не останавливайся, Саймон. Как же здорово иметь настоящих друзей!
— Погоди, не ворчи. Я хочу помочь тебе сосредоточиться. Завтра вечером ты должен максимально использовать этот момент, тем более что ты даже не надеялся, что он когда-нибудь наступит. Будь самим собой: если ты ей понравишься, то понравишься таким, как есть.
— Неужели мы так зависим от женского пола?
— А ты оглянись вокруг — хотя бы здесь, в баре. Ладно, о своей преподавательнице философии я тебе расскажу как-нибудь потом. В пятницу мы с тобой обедаем, я жду подробного отчета. Только, если можно, не такого длинного, как твой некролог.
Когда они выходили из «Федоры», их охватила вечерняя прохлада. Саймон укатил на такси, Эндрю побрел домой пешком.
В пятницу Эндрю поведал Саймону, что его ужин с Вэлери прошел именно так, как тот предсказывал, если не хуже. И сделал вывод, что, кажется, действительно снова влюбился в Вэлери, что его совершенно не устраивало, поскольку она, не слишком распространяясь на эту тему, повторила, что в ее жизни есть мужчина. Ни назавтра, ни на следующей неделе она так ему и не позвонила. Эндрю чувствовал, как постепенно впадает в тоску. Субботу он провел за работой в газете, а в воскресенье они с Саймоном играли в баскетбол на площадке на углу Шестой авеню и Уэст-Хьюстон, за неимением слов посылая друг другу мяч.
Воскресный вечер получился невыносимо скучным: еда из китайского ресторанчика (заказ по телефону) и телевизор — фильм, который он уже видел, вперемежку с хоккейным матчем и частью сериала про хитроумных полицейских, распутывающих гнусные преступления. Этот тоскливый вечер так и тянулся, но в девять часов вдруг зажегся дисплей его мобильного телефона: пришло сообщение — и не от Саймона, а от Вэлери, которой потребовалось немедленно с ним увидеться и поговорить.
Эндрю тут же ответил, что с радостью примчится на ее зов — пусть только уточнит, куда ему мчаться и к какому времени.
«Сейчас». И текст с указанием места встречи: угол Девятой улицы и авеню А, напротив Томкинс-сквер, в Ист-Виллидж.
Эндрю мельком взглянул на себя в зеркало. Сколько времени нужно, чтобы принять человеческий облик? В шортах и старой тенниске, так и не переодевшись после игры в баскетбол с Саймоном, он выглядел не лучшим образом. К тому же хорошо бы сходить в душ. Однако сообщение Вэлери его встревожило, он чувствовал, что надо торопиться. Поэтому он натянул джинсы и чистую рубашку, схватил ключи и стремглав понесся вниз по лестнице.
Вокруг не было ни души — и ни малейшей надежды поймать такси. Пришлось бежать до Седьмой авеню: там на углу Чарльз-стрит, на светофоре, он заметил такси и успел вскочить в него, прежде чем машина тронулась с места. Водителю он пообещал щедрые чаевые, если тот домчит его до места меньше чем за десять минут.
Трясясь на заднем сиденье, Эндрю уже сожалел о своем поспешном обещании раскошелиться, однако его доставили на место раньше назначенного срока, и таксист получил заслуженное вознаграждение.
Вэлери ждала его перед витриной кафе под названием «Pick Me Up» [1]вызвавшим у Эндрю улыбку — но лишь на мгновение, потому что вид у Вэлери был очень расстроенный.
Стоило ему подойти, как она влепила ему полновесную пощечину.
— Ты заставила меня ехать через полгорода, чтобы врезать мне по физиономии? — простонал он, потирая щеку. — Чем я заслужил такое внимание?
— Мне в жизни не на что было жаловаться, пока я не наткнулась на тебя у того проклятого бара! А теперь я не знаю, на каком я свете.
Эндрю обдало жаром. Он подумал, что только что схлопотал самую упоительную пощечину в жизни.
— Я не стану отвечать тебе тем же, джентльмены так не поступают. Просто скажу: я чувствую то же самое. — Он произнес это шепотом, не спуская с нее глаз. — Последние две недели были хуже некуда.
— Я тоже две недели только о тебе и думаю, Эндрю Стилмен.
— Когда ты дала деру из Покипси, Вэлери Рэмси, я думал о тебе днями и ночами, и так три года кряду, или четыре, а то и больше.
— Это было в другой жизни, я говорю не о тех временах, когда мы были еще подростками, а о сегодняшнем дне.
— И сегодня все по-прежнему, Вэлери. Ничего не изменилось: ни ты, ни то, как на меня подействовала встреча с тобой.
— Вдруг ты просто хочешь взять реванш после всего того, что я заставила тебя вынести?
— Не знаю, откуда у тебя такие дикие мысли. Похоже, в твоей жизни все было не так уж замечательно, как ты говоришь, раз тебе в голову лезет всякая чушь.
Прежде чем Эндрю сообразил, что происходит, Вэлери обвила руками его шею. Сначала он ощутил на губах лишь робкий поцелуй, но Вэлери быстро осмелела. Потом разомкнула объятия и посмотрела на него влажными глазами.
— Мне конец, — прошептала она.
— Вэлери, я при всем желании не в силах понять, что ты несешь.
Она прильнула к нему, наградила еще более пылким поцелуем и снова оттолкнула.
— Все пропало!
— Перестань! Что ты такое говоришь?
— Единственное, что еще могло бы меня спасти, — это если бы поцелуй оказался…
— Каким? — спросил Эндрю. Сердце у него колотилось как после бега наперегонки.
— Эндрю Стилмен, я страшно тебя хочу.