Страница 22 из 88
Сам дон Хорхе тут же, во главе наряда, снятого из портового района. На его месте отдуваются Санчо Эррера и Диего де Эспиноса: с половинным личным составом пытаются делать вид, что число стражей удвоилось. Иначе никак нельзя. А то молодцы с галер почуют слабину – и прости прощай, севильский порт!
С галер – это не те, что в цепях. Каторжников приковывают к веслам, тут не до безобразий. Однако есть на гребных посудинах и иной народец. От нищих, устроившихся гребцами ради крова над головой, до рубак абордажных команд. Те, что скучают без дела все долгие годы бесконечной войны. И от скуки приносят хаос в отлаженное хозяйство порта. Их офицеры, все от той же скуки, сорвиголовам потворствуют.
Задумавшегося Хорхе вывел из беспокойной задумчивости окрик.
– Сеньор алькальд, памятник!
Бронзовый Альваро де Базан. Флотоводец, гордость Испании. При нем иноземцы и головы поднять не смели! Жаль, старик не дожил до похода Армады. Умный, решительный, не боящийся ответственности командир – именно то, чего не хватило тогда до победы.
Сейчас у ног героя устроилось несколько юнцов в усеянных соломинками мантиях. Студенты. Из самых неприкаянных – и самых озорных. Дон Хорхе прикинул, как бы их снять с постамента, пока не случилось непоправимого. Сейчас ведь лишний крик – и будет кровь. Но приказ отдать не успел.
– Слушайте все! – выкрикнул один из школяров. – Новый сонет Диего де Эспиносы… Воинам Рокруа!
Толпа ахнула и застыла. Имя скандального поэта, сборник коего разошелся в первый же месяц продаж тысячей экземпляров, переплюнув и «Дон Кихота», и «Гусмана из Альфараче», и недавнюю «Севильскую куницу», не могло не привлечь внимания. Пусть всякий, купивший томик с наглым названием, уверяет окружающих, что сделал это исключительно из любопытства, город с нетерпением ждет следующей провокации, а довольный доходом издатель готовит еще один тираж. Следующую книгу клянется тиснуть не меньше, чем тремя тысячами!
Школяр наверху прокашлялся. Принял, насколько мог, горделивую позу, облокотившись об эфес шпаги дона Альваро.
Школяр сверяется с листком бумаги, что не мешает худой физиономии сохранять свечение возвышенного патриотического чувства. Вдруг он погас. Слог стал обычным. Как будто не стихи читает, а с приятелем беседует.
Толпа, недавно буйная, безмолвствует. Но вот чья-то изящная ручка отцепляет с мантильи розу, и та летит под ноги героям фландрской армии.
– Viva Espana!
Севильцам большего и не надо. Пришедшие проклинать начинают благословлять. А солдаты… солдаты недоверчиво молчат. Они ведь ждали именно той, первой, встречи. У многих в котомках «Гусман ди Альфараче», а то и «Пройдоха Паблос». Или иные книги, в которых печаль по тяжелой солдатской доле и жалобы на неблагодарность отечества, характерные уже для Сервантеса, сменяются черной безнадежностью Кеведо. И вот люди, ждавшие злобы и плевков, не понимают, что делать с рукоплесканием и розами, устилающими путь.
Впрочем, если солдат в замешательстве, как поступить, ему подскажет голос офицера, чудом пережившего бойню, в которой французские застрельщики прицельно били по командирским плюмажам.
– Смирно! Знамена расчехлить! Барабанщики, вперед! К торжественному маршу…
И стало неважно, что пишут французские газеты. В город парадом входят победители. Идут так, как не ходили перед инфантой-правительницей и самим королем: в гнилых повязках и засохшей крови, которые несут как регалии. Даже – стигмы святых!
Отстающие подошвы, босые ноги – чеканят шаг. А в толпе – начинают узнавать.
– А вон Яго… Привет, свояк!
– Вот тот! Его я знал, как Пройдоху, пока он не предпочел вербовщика порке.
– Что ж, прошел он, и верно, немало.
– А как пики-то держат!
– И верно, ушли с оружием.
– А коли так, то не допустили француза и до карманов. Да завтра они, верно, будут разодеты как гранды!
Хорхе доволен. Здесь все наладилось. Но порт… А потому он бросает в сторону:
– Как пройдут, оцепление снять – и бегом в порт. Чую, там весело…
Верно чует! Потом, в тиши кабинета с обитыми войлоком стенами и дверьми, граф Барахас скажет:
– Сдается мне, кое-кто здорово нас выручил. Как ты собираешься этого кое-кого наградить?
– Никак. Сам понимаешь, почему.
– Да. Вообще-то, жаль, что горожане столь впечатлительны. В следующий раз сонет может написать вражеский агент… Не улыбайся. Французов в городе едва не больше, чем испанцев, и все недурно болтают по-нашему. Что же до награды…
Граф, покряхтывая, встанет из-за стола. Но снять со стены меч толедской работы лакею не доверит.
– Вот. Хватит ему с учебным «ломиком» ходить. Достоин. Особенно после того, как обеспечил работу причалов едва не в одиночку. И не говорите, что идея привлечь солдат и матросов с океанских судов в патрули против их старых недоброжелателей с галер очевидна. Результатом очевидности была бы грандиозная драка. А у него вышло спокойствие. Потому…
Барахас хитро прищурился.
– Велю на лезвии выгравировать…
«Как шпагой, ты разишь пером.
Как перышком, владей сей шпагой».
Как видите, я тоже в курсе, что происходит в Академии. И что пишут о предмете неразделенной любви некоторые дамы.
– Стой!
Патруль гонится за очередным воришкой. Много чести, но делать нечего. Людей под рукой попросту нет.
Мановение изящного пальчика. Неразжимаемый хват крепкой руки – и беглец с визгом летит обратно – навстречу объятиям сеньориты веревки. А что, кандалы с собой таскать?
Этот крепыш вчера опять нес за альгвазилом Эррерой корзину со снедью. Вот как зевает заразительно. Ну и какая женщина может шастать по порту в обществе привратника обители порока? Алое платье… Непотребная девка. Правда, дорогая. И знакомая. Ну да, в заведении чтут итальянские традиции. Не хватает только двурогой прически – и выйдет венецианская куртизанка. Ну, еще венецианским блудницам запрещены высокие чапины. А на этой надеты, только низенькие. И мантилья на месте. Зато вырез на груди… Довольно и того, что он есть. В Испании приличные женщины так не одеваются. Впрочем, при необходимости его можно закрыть воротником. Надеть круглый, но не жесткий, крахмальный, а мягкий.
– Спасибо. Мария, а что ты делаешь в порту? Глядишь, наряд перепачкаешь.
– Ну, портшез мне не по чину. А вообще – навещала королевские галеры. Мальчики завтра выходят в Кадис. В общем, тебе повезло, обычно я принимаю кавалеров только в заведении. Но хозяина уговорили. Когда это делают Фердинанд с Изабеллой, кто устоит?
– Реалы старой чеканки? – В голосе Диего сквозит искреннее удивление. – Я думал, их и не осталось уже.
– Ну, вот у сеньоров офицеров случились…
Не из жалованья, это точно. Король старой монетой не заплатит: не выгодно ему. От него что старые, что новые реалы примут одинаково, а монетный двор один реал Изабеллы, неистертый и необрезанный, превратит в два новеньких портрета самого Филиппа.
Пленник между тем недоволен. Разразился грязной тирадой. Что интересно, клянет не перетянувших руки стражников, но грязных городских потаскух. И где увидал больше одной? Которая в ответ лишь хохочет.
19
Богиня правды.