Вечная жизнь

Почему-то им эта шутка не показалась смешной.

— Ты знаешь заклинание, запирающее дверь? — спросила Анна.

Я растерянно уставилась на нее.

— А такое существует? Иисус Великий! Что же вы раньше-то молчали?

Анна и Солис чуть не лопнули со смеху.

Они научили меня простенькому заклинанию, которое, конечно, не могло бы остановить бегущего во весь дух разъяренного быка, зато могло заставить отступить всякого, кто захотел бы войти ко мне без разрешения. Это было простейшее заклинание, и я сразу узнала его схему, уже знакомую мне по урокам чародейства для чайников, которые давал мне Эшер. Но даже самое простое заклинание должно быть произнесено в нужное время, в нужном месте, нужным человеком и для соответствующей цели... Именно это обилие деталей сводило меня с ума, и мне хотелось орать, что у меня все равно не хватит терпения все это запомнить.

С другой стороны, я не желала и дальше оставлять мою дверь незапертой. Раз это заклятие удерживает нежеланных гостей снаружи, значит, я его выучу. Анна дважды проговорила заклинание вместе со мной, пока я все запомнила. Затем они вышли из моей комнаты и остались ждать в коридоре. Медленно и старательно, чувствуя себя кретинкой, исключенной за неуспеваемость из Школы для дураков, я произнесла заклинание — со всеми словечками, пасами руками и прочей параферналией.

—Все! — крикнула я наконец, чувствуя себя так, словно бегом пробежала через весь Бруклинский мост.

Анна попыталась войти — я видела, как поворачивалась дверная ручка.

— Не могу! — очень довольная, сообщила она. — Чем больше стараюсь, тем меньше получается. Чистая работа!

Я была страшно довольна собой и упивалась своим успехом ровно до той минуты, пока не вспомнила, что совершить этот подвиг меня заставила одна-единственная причина — кто-то в этом доме, живущий бок о бок со мной, ненавидит меня и желает мне смерти.

Это открытие разом лишило мое торжество большей части радости.

ГЛАВА 23

С этого дня началась новая страница моей жизни в Риверз Эдж. Искренняя тревога и участие преподавателей заставили меня сбавить обороты и повнимательнее смотреть по сторонам, обращая внимание на все проявления злобы и недоброжелательности по отношению к своей особе.

Я наблюдала за Нелл и Рейном во время еды и в те разы, когда нам выпадало работать рядом. Рейн буквально избегал смотреть на меня и вел себя так, словно я была невидимкой. Он больше не подвозил меня в город, нас не ставили на работу вместе. Зато Нелл, похоже, сумела обуздать свою ненависть и вновь излучала фальшивую приветливость и дружелюбие.

Короче, мне так и не удалось заметить ничего примечательного, новые темные заклинания тоже не появлялись. Мы все продолжали оставаться начеку, но постепенно нам стало казаться, что это была единичная выходка — типа предупредительного выстрела, без намерения продолжать свое черное дело.

По крайней мере, я старалась убедить себя в этом.

Еще через пару дней Старый Мак объявил мне, что магазин будет закрыт на пять дней. Оказывается, два раза в год он с друзьями отправлялся на рыбалку. Я живо представила себе компанию ворчливых стариков, которые, держась друг за дружку, мрачно стоят в ледяной воде, изредка взмахивая удочками. Впрочем, возможно, для старины Мака это было некое подобие терапии, короткой передышки.

Как и для меня. Сначала я пришла в восторг — пять свободных дней! — потом запаниковала: и что я буду делать все это время? Теперь, когда у меня каждая минута была занята, даже два часа безделья казались фантастическим и немного пугающим подарком. Тем более сейчас, когда я все еще продолжала с подозрением относиться ко всем и всему вокруг.

Наверное, я соскучусь за эти пять дней. Начну думать обо всяких глупостях, чтобы развлечься. Например, потусовать с местными ребятами, порисоваться в какой-нибудь модной тачке, покурить, сбежать.

Может быть, с этих дней и начнется мое стремительное падение, когда все, чего мне удалось достичь, будет втоптано в грязь из-за пары реально неправильных решений? Я уже чувствовала, что так оно и будет. Ведь я всегда, всегдасвоими руками порчу все хорошее.

Однако случилось так, что на этот раз мои страхи оказались беспочвенными. Мне надо было сразу догадаться, что деспотичные рабовладельцы из Риверз Эдж воспримут мои пятидневные каникулы как чудесную возможность нагрузить меня по горло.

— Скоро Рождество, радостно сообщила Ривер, вручая мне гору одеял и прочего белья. — Лучшее время для генеральной уборки. Когда наступит день зимнего солнцестояния и самая долгая ночь в году, наконец, уступит место самому короткому дню, после чего каждый день станет чуточку длиннее и светлее, — как приятно будет чувствовать, что все вокруг нас сияет чистотой и свежестью!

Я окинула взглядом груду постельного белья.

— Да вы шутите.

— Ничуть, — лицо Ривер вновь осветилось неотразимой, не подвластной времени улыбкой. — А теперь беги в прачечную. И скажи спасибо, что сейчас зима и можно воспользоваться сушкой. Летом мы проделаем все это еще раз, но сушить будем на веревках. — Она махнула рукой в сторону двери, и я поплелась на холод, почти не видя, куда иду. Спасибо еще, что мне не придется кипятить всю эту груду вещей в котлах на улице!

Прачечная была обычной пристройкой возле школьного здания, в которой стояло семь промышленных стиральных машин и куча огромных сушилок. Войдя внутрь, я с проклятиями швырнула белье на пол и принялась сортировать его.

Однажды я тяжело заболела пневмонией. В легких у меня все хлюпало, я металась в жару и бредила. Обычный человек на моем месте давно бы умер — той зимой очень многие умерли от воспаления легких. Мои друзья собирались на Рождество в Швейцарию, а поскольку я была слишком плоха, чтобы ехать с ними, они оставили меня в одном немецком монастыре. Они вручили настоятельнице увесистый кошель и сказали, что его содержимого хватит на то, чтобы содержать меня, пока я не поправлюсь, или похоронить, если мне не повезет. У меня в ушах до сих пор стоит их двусмысленный смех.

Так или иначе, я прожила в этом монастыре два долгих месяца, и поверьте мне на слово — если вы не видели немецких монахинь образца конца XIX века, считайте, что вы вообще ничего не знаете о монахинях. Эти женщины были аккуратистками в какой-то запредельной, нечеловеческой степени. Я вам так скажу: если бы эти монахини пришли к власти, Германия выиграла бы Вторую мировую войну. Короче, очень серьезные были монахини.

Так вот, вся их монастырская педантичность была детскими игрушками по сравнению с тем, что творилось в доме у Ривер во время предрождественского праздника Большой Уборки. Теперь вы понимаете, какой это был кошмар?

Окна мылись изнутри и снаружи, стены обметались от пыли, комнаты пылесосились, подметались и мылись. Каждая кладовка, каждый шкаф и шкафчик разгребались, проветривались, мылись, приводились в порядок. Росла гора вещей, промаркированных для вывоза на гаражную распродажу, как только немного потеплеет. Это было совершенно не-вы-но-си-мо.

А больше ничего интересного со мной не происходило. Рейн держался от меня подальше, хотя норой я ловила на себе его взгляды. Нелл озаряла всех медовыми улыбочками, и я несколько раз видела их с Рейном, работающими вместе. Ясное дело, в это время она была сплошной поросячий восторг. Меня больше не посещали ни кошмары, ни видения, ни внезапные озарения. Жизнь вошла в свое русло и стала казаться нормальной, насколько нормальной может быть жизнь, повернувшаяся на сто восемьдесят градусов за шесть недель.

Однажды вечером, в разгар этой всеобщей очистительной истерии, я стояла в колено-локтевой позиции, отскребая проволочной щеткой каменные плиты на кухне. Хотите, поделюсь с вами своим и рассуждениями? Итак, каменные плитки — они из камня, правильно? Камням по определению положено быть грязными. Такова их чертова природа. Значит, пытаясь сделать их чистыми, я поступаю против их природы!