Страница 5 из 76
Почему, почему я не позвонила 999? Что со мной случилось? Ведь он мог умереть. Возможно, он предпочел бы умереть... Он больше никогда не будет водить такси. У него есть жена и дети. Каким мужем он сможет быть теперь? Каким отцом? В глазах у меня защипало, и затхлые крекеры приобрели вкус пыли.
Я была соучастницей всего этого. Я ему не помогла. Возможно, я сделала ему хуже.
Во что я превратилась? Кем стал Инки?
Зазвонил телефон, но я даже головы не повернула. Трижды начинал пищать домофон, но я предоставила швейцару самому разбираться с этим. Свой мобильный я посеяла несколько дней назад и с тех пор так и не удосужилась купить новый, поэтому с этой стороны мне ничто не угрожало.
Было около восьми, когда я встала с дивана, прошла в спальню и вытащила свой самый огромный чемодан, в который запросто можно было засунуть дохлого пони. (Предупреждая ваши вопросы, спешу сообщить, что никогда этого не делала).
Повинуясь какому-то внезапному порыву, я швыряла в чемодан охапки вещей и прочего барахла, а когда он наполнился, застегнула молнию, надела куртку и вышла из квартиры. Наш швейцар Гопала вызвал мне такси.
— Мистер Боуз и мистер Инокаунс спрашивали вас, мисс Насталья, — сообщил он. Меня всегда ужасно смешило то, как он коверкал наши имена. Справедливости ради надо признать, что Гопала справлялся со своей работой намного лучше, чем смогла бы я, если бы судьбе было угодно заставить меня трудиться консьержем где-нибудь в центре Бангалора.
— Я скоро вернусь, — сообщила я Гопале, когда таксист загрузил мой чемодан в багажник.
— Едете проведать родителей, мисс Насталья? — поинтересовался консьерж.
Как вы понимаете, мне пришлось выдумать этих мифических родителей для того, чтобы застраховаться от лишних вопросов. Юная дева, живущая совершенно одна и не знающая недостатка в деньгах, неизбежно вызывает подозрения.
— Н-нет, они все еще... — я на секунду задумалась и выпалила: — в Танзании! Я еду в Париж, хочу пробежаться по магазинам.
Возможно, у меня был нервный срыв. По крайней мере, я чувствовала себя напуганной, взволнованной, затравленной и настороженной, как будто у каждого лондонского таксиста на противо-солнечном козырьке уже торчала моя фотография, перечеркнутая жирной красной надписью: «Разыскивается».
Я боялась, что Иннокенсио вот-вот выскочит на меня из-за кадки с декоративными растениями, и не знала, что буду делать, если это в самом деле произойдет. Снова и снова я вспоминала его лицо, когда он смотрел на меня в темном клубе. Он выглядел... заинтригованным. Словно что-то прикидывал в уме.
Даже если Инки понятия не имел о значении моей метки, мне была невыносима сама мысль о том, что он о ней узнал! Мне казалось, что я больше никогда в жизни не смогу его видеть — а ведь он был моим лучшим другом. Мой лучший друг вчера на моих глазах искалечил незнакомого человека, и теперь я до смерти его боялась.
И это была моя собственная жизнь. Я создала ее своими руками.
Вручив Гопале щедрые чаевые, я забралась на заднее сиденье такси и крикнула:
— Только смотаюсь в Париж и вернусь! Я ненадолго.
Гопала улыбнулся и кивнул, приложив руку к козырьку своей фуражки.
— Я так понял, вас отвезти на Сент-Панкрас? — спросил шофер, делая пометку в своем листе. — Торопитесь на поезд через канал?
— Нет, — ответила я, устраиваясь поудобнее. Отвезите меня в Хитроу.
На следующее утро я была уже в Бостоне, в США, и арендовала машину в какой-то подозрительной маленькой фирме, где без лишних вопросов выдавали автомобили лицам, не достигшим двадцати пяти лет.
— Очень приятно, мисс Дуглас, — сказал клерк, выдавая мне ключи. — Простите, я не расслышал, как ваше имя?
— Филиппа, — ответила я.
Как у всех бессмертных, у меня есть куча разных паспортов и водительских удостоверений. Рано или поздно, через друзей друзей все мы находим какого-нибудь нужного человечка, который достает все, что нам требуется. На протяжении многих лет у меня был такой надежный человек во Франкфурте. Это был настоящий гений своего дела, набивший руку на выполнении всевозможных документов в годы Второй мировой войны. В то время у меня были паспорта на самые разные имена, с разными датами рождения (обычно мой возраст колебался от восемнадцати до двадцати одного года) и различными странами происхождения.
Насколько все было проще в те благословенные времена, когда государства еще не начали отслеживать людей по всему миру. Развели бюрократию! Подавай им свидетельство о рождении, номер социального страхования, пятое, десятое... Один геморрой, честное слово!
— Фи-лип-па.
— Прелестное имя, — сообщил клерк, одарив меня сияющей улыбкой чирлидера.
— Вы полагаете? Можно взять машину?
Выехав из Бостона, я остановилась у края дороги и развернула карту Массачусетса. Конечно, работники прокатной фирмы с удовольствием разметили бы мне подробный маршрут до Уэст Лоуинга, но существовала опасность, что они могут вспомнить об этом, если их спросят. А мне хотелось просто исчезнуть. Мне казалось, будто сам сатана гонится за мной по пятам. Словно какая-то невидимая сила затягивала меня в воронку беды и ужаса, и мне оставалось только одно — бежать, да побыстрее.
За семь часов перелета из Лондона до Бостона у меня было достаточно времени все обдумать. Конечно, семи часов маловато на то, чтобы прокрутить в памяти все четыреста с лишним лет тьмы и глупости, однако вполне достаточно, чтобы почувствовать себя червяком под камнем. Нет, даже хуже, чем червяком — плесенью.
Я отыскала на карте Уэст Лоуинг. Он находился в самом центре Массачусетса, возле озера Лоуинг, на правом берегу реки Лоуинг. Наверное, этот Лоуинг пару сотен лет тому назад был в тех местах большой шишкой, и ему просто не терпелось распылить свое имя по всей округе.
Ехать было всего около двух часов. В Ирландии за два часа езды вы проедете три четверти страны, по горизонтали. Люксембург можно проехать за пять минут. Что и говорить, Америка — очень большая страна. Но достаточно ли она большая, чтобы здесь затеряться? Хотелось бы надеяться на это.
Ну что ж, в дороге можно и поговорить. Вернемся к нашим бессмертным. Наверное, у вас есть вопросы? Сразу предупреждаю, что вряд ли смогу дать исчерпывающие ответы, поскольку сама знаю не так уж много.
Я даже не знаю, сколько нас сейчас. За все эти годы я встретила несколько сот бессмертных, и простая логика подсказывает, что наши ряды должны постоянно увеличиваться. Новые бессмертные рождаются, а старые очень редко выбывают из строя. Да вы и сами, наверное, не раз сталкивались с нашими, просто не догадывались об этом. Если вы попросите меня коротко объяснить, кто такие бессмертные, я скажу так: это люди, которые не умирают тогда, когда им, вроде бы, положено.
Большинство из нас верит, что бессмертные были всегда (как люди, верящие в вампиров, уверены, что вампиры существовали от сотворения времен). Если вас заинтересует эта тема, советую почитать древние вампирские мифы, вы найдете в них немало общего с темой «вечной жизни». Лично я не знаю, как, откуда и когда мы появились на свет, но за свою жизнь мне довелось видеть бессмертных самых разных рас и национальностей.
Бессмертные дети появляются на свет только от бессмертных родителей, а от союза бессмертных с обычными людьми появляются на свет простые смертные — правда, отмеченные даром особого долголетия. Как правило, такие люди живут больше ста лет. Взять хотя бы ту женщину во Франции или деревушку в Грузии (если вы не в курсе, это такая страна на Кавказе), где необычайно много долгожителей. Вам, разумеется, скажут, что это все благодаря здоровому образу жизни и обильному употреблению кислого молока, но вы не верьте. Три ха-ха четыре раза, а не йогуртовая диета. Просто в эту деревушку когда-то забрел странствующий бессмертный, вот и вся разгадка.
Мы тоже стареем, но не так, как люди. Самая распространенная схема выглядит так: до шестнадцати лет у бессмертных год идет за год. После шестнадцати один наш год равен примерно ста человеческим. Мне доводилось видеть бессмертных, которые взрослели быстрее или медленнее обычного, но я понятия не имею, с чем это связано. Самому старому бессмертному, которого я видела, было лет восемьсот или около того. Кстати, он был просто отвратителен — злобный самовлюбленный мерзавец. Гораздо более странное впечатление производят бессмертные, которым всего лет сорок или пятьдесят — они чувствуют себя взрослыми, а выглядят, как дети. Бедняги заперты в этой мучительной неопределенности и совершенно не знают, что с собой делать.