Вечная жизнь

— Ой, — сказала она. — Вы к нам заходили, да?

— Угу. Покупала карты в вашем магазинчике. Сколько тебе яиц?

— Дюжину. — Она выудила двенадцать еще теплых яиц из моей корзины и аккуратно переложила их в свою картонную коробку. Внезапно мне показалось, что я перенеслась на двести лет назад, когда такой обмен был обычным ежедневным делом. Эта мысль мне ужасно не понравилась.

Мериуизер выпрямилась, закрыла свою коробочку и протянула мне два доллара. Я с тяжелым вздохом затолкала их в карман джинсов. Не самая крупная сделка в моей жизни. Однажды я поставила на кон свою треть Транссибирской магистрали, чтобы остаться за столом, где шла большая игра в покер. Теперь я стою в грязных джинсах и продаю грязные яйца за два доллара.

— Спасибо, — поблагодарила Мериуизер. Как и в прошлый раз, она выглядела блеклой, вялой и безжизненной. Понятное дело, с таким папашей особо не расцветешь! Она повернулась, чтобы уйти, но я спросила:

— Как дела в аптеке?

Она изумленно обернулась.

— Ничего, потихонечку. Сейчас в городе у всех дела не очень, после того, как закрылась текстильная фабрика в Хитертоне.

— Вот как?

— Они делали одеяла и наволочки, — пояснила Мериуизер, откидывая волосы с глаз. — А у нас была единственная аптека в округе, поэтому мы процветали.

— Значит, твой отец потому такой псих? — спросила я, когда мы шли к ее машине. — Переживает из-за бизнеса?

Мериуизер затравленно сглотнула, явно не желая признавать, что ее отец псих.

— Ну да, он... Он очень несчастлив, — пролепетала она, нашаривая ключи в кармане. — Моя мама... она умерла четыре года тому назад, и он... он просто никак не может прийти в себя.

— Понятно...

Многие бессмертные привязываются к людям, да я и сама не исключение. Мы влюбляемся в людей и дружим с ними. Но после того, как мой храбрый Роберт погиб в Индии, я сделала необходимые выводы и больше никогда никого не подпускала близко.

В компании друзей мы тоже стараемся держаться подальше от всяких проблем и переживаний — просто делаем вид, будто их не существует, стараемся отвлечься или как-нибудь притупить восприятие. Иными словами, я оказалась не готова к тому, что кто-то может поделиться со мной своей болью, и не нашлась, что на это ответить. Ужасно, конечно. Но думаю, Мериуизер к этому уже привыкла.

— Спасибо, — повторила Мериуизер, свою коробочку на заднее сиденье.

— Не за что. До встречи.

— Настасья? Идем со мной, — сказала Анна. — Класс медитации. Сегодня у тебя первое занятие в группе.

Я медленно распрямила спину, занемевшую от многочасового скрученного положения. Спрашиваете, чем я занималась? Подбирала грецкие орехи с земли.

Стройная вереница из десяти больших деревьев отделяла передний двор от остальной территории, и сбор проклятых орехов был ежедневной рутиной. Это была промозглая, нудная и спиноломная работа, а поскольку я опять забыла перчатки, пальцы у меня побурели от ореховой скорлупы. Пройдет несколько недель, прежде чем эти пятна сойдут. Коленки у меня были в мокрой грязи от постоянных поклонов в сырую землю, из носа текло, и я продрогла до костей.

— Кажется, это называется оказаться меж двух огней? — вздохнула я, и Анна улыбнулась.

Для меня медитация означала не более чем выматывающее душу бесконечное сидение в позе лотоса, с прилагающейся радостью оживления прошлых кошмаров. Нет, спасибо. На прошлой неделе я проделала это в одиночестве и прекрасно обошлась без наставников. Теперь, значит, пришло время группового эксперимента. Вот радость-то привалила!

— Идем, — позвала Анна, кивая на дом. — Хоть погреешься.

Я посмотрела на свой джутовый мешок — он был полон едва на три четверти. Тяжело вздохнув, Я поплелась за Анной.

— Сегодня мы будем использовать для концентрации пламя свечи, — ласково проговорила Анна десять минут спустя. Я сидела, скрестив ноги по-турецки, на твердой полушке, набитой гречневой крупой.

Всего нас было пятеро, и мы сидели на углах пентаграммы, нарисованной мелом прямо на иолу. Занятия проходили наверху, поэтому сквозь волнистое стекло мне были видны медленно опускающиеся сумерки. Может, когда они все впадут в транс, я смогу незаметно выскользнуть в коридор и удрать в свою комнату? Честно говоря, мне совершенно не хотелось медитировать вместе со всеми. Даже с Лоренцо и Чарльзом, хотя они оба были ужасно милыми. И уж тем более мне не хотелось заниматься этим с Командой мечты — Нелл и Рейном.

— Давайте сосредоточимся на нашем дыхании, — приказала Анна низким и мелодичным голосом. Она нажала кнопку проигрывателя, и оттуда негромко зазвучала какая-то приятная песенка в стиле Энии.

— Следите за дыханием, — продолжала Анна на фоне музыки. — Чувствуйте, как с каждым вдохом воздух наполняет ваши легкие, а с выдохом покидает тело. Вы вдыхаете энергию, а выдыхаете то, что вам больше не нужно.

Кажется, это называется углекислый газ.

— Если вам это помогает, можете считать до четырех, вдыхая, и до четырех, выдыхая. Затем считайте до шести, так чтобы шесть порций воздуха полностью заполнили ваши легкие. Выдыхайте тоже на счет шесть. Можете закрыть глаза, если хотите.

Я немедленно воспользовалась ее советом и закрыла глаза. Может быть, если я не буду видеть настороженных глаз Нелл и каменного лица Рейна, мне удастся просто немного помечтать, например, проработать детали моей последней романтической фантазии с участием Рейна, миндального масла и горячей ванны...

— А теперь начните с пальцев ног. Расслабьте все мышцы, по очереди. Почувствуйте свои пальцы, почувствуйте, как они расслабляются. Затем перейдите к лодыжкам, потом к икрам. Если напряжение еще осталось там, отпустите его, — голос Анны зазвучал сонно, он плыл вокруг нас вместе с музыкой, как сигаретный дым.

У меня ныла грудь, болел живот, из носа текло ручьем, как всегда бывает, когда придешь в теплое помещение с холода. Вообще-то через пару недель в Америке наступит День Благодарения. Надеюсь, Ривер не забудет об этом, и я смогу рассчитывать хотя бы на шоколадку. Я снова вспомнила нашу недавнюю поездку в город и то, какую глупость я совершила, забыв тайком затариться контрабандной нездоровой едой. О, черт, я же могла побаловаться «Динг Донг»[9]!

Голос Анны превратился в постоянный шум на заднем плане сознания. Я поерзала на своем месте и почувствовала, как напряжение покидает плечи.

Дурацкие грецкие орехи. Ходи теперь с черными руками — мне ведь ни за что их не отмыть. Понятно, почему в старину сок грецких орехов использовался для окраски тканей, шерсти...

Я подняла голову и увидела нашу прачку, Ольдбьерг Палсдоттир, которая помешивала в огромном котле деревянным вальком размером с доброе весло. День был холодный, но без мороза; огонь жадно лизал бока котла, заливая румянцем обветренные щеки прачки. Во дворе замка пахло древесным дымком и горькой скорлупой грецких орехов. Здесь было уютно и спокойно. Иногда мы с моей старшей сестрой Эйдис забирались на крышу главной башни и смотрели оттуда на каменные стены замка и широкие полосы леса вокруг. Далеко-далеко, на горизонте, тянулось голое скалистое плоскогорье, а с другой стороны простиралось море. Мир за стенами замка был грозным и опасным, но здесь, внутри, кипела привычная мирная жизнь: козы жевали сено, помощники конюха вычесывали лошадей, а отцовский сенешаль громко отдавал приказания.

Мы с моим младшим братишкой Хааконом играли в камешки. Хаакон был на три года младше меня, но уже не сосунок, держащийся за материнскую юбку, а настоящий мальчик, умевший бегать, играть и хранить секреты.

Чтобы нас никто не побеспокоил, мы устроились на куче стриженной шерсти, представлявшей собой башню не менее двадцати футов в высоту, сложенную из толстых шерстяных ковриков в форме овечьей шкуры. Шерсть была грязная и сальная, с приставшим сором и травинками, зато мягкая, так что сидеть на ней было одно удовольствие.

— Терпеть не могу этот запах, — сказал Хаакон, морща нос.