Страница 5 из 8
– Ты не подлец. Ты мужчина. Для меня – в первую очередь. А все остальное – ерунда.
– Что – ерунда? Семья – ерунда?
– Хм… А что ты вообще называешь семьей, Антон? Бытовуху проживания на общей территории? Совместное ведение хозяйства? Походы на рынок за картошкой и постным маслом?
– Да при чем здесь картошка? Не хожу я ни за какой картошкой! Я же не об этом тебе толкую!
– А о чем?
– Понимаешь, мы же с Любашей с первого класса вместе… Как-то все само собой получилось, без особых… страстей. Сначала за одной партой сидели, потом в институте вместе учились, на пятом курсе она ко мне жить переехала… Потом поженились, будто это само собой уже разумелось.
– Вот видишь! Само собой разумелось! А что значит – разумелось? Ты когда-нибудь задумывался над этим? Разве можно относиться к любви как к удобству совместного проживания?
– Нет. Нет, конечно. Но мне всегда казалось, что я ее люблю…
– А сейчас?
– А сейчас я тебя встретил. И сам не понимаю, как это все произошло. За такой короткий срок! Если бы мне сказали несколько дней назад, что я, порядочный семьянин…
– А что, собственно, ты? И при чем тут – короткий срок? Если бы мы с тобой встречались, допустим, год или два, это бы изменило что-то? Ты пойми – на нас такое счастье свалилось, а мы сидим, рассуждаем о каких-то сроках! Вместо того чтобы с благодарностью принимать счастье! Кто их вообще определял, эти сроки?
– Нет. Никто не определял. Просто мне как-то… немного не по себе. Не могу я ее так сразу взять и бросить, как ты этого не понимаешь? Это непорядочно, в конце концов!
– А через год будет порядочно? Или через два?
– Ну… Через год она и сама, наверное, обо всем догадается…
– И ты считаешь, так будет честнее? Намного порядочнее?
– Да! Порядочнее! Ты же знаешь мою Любашу!
– Знаю. Пришлось узнать.
– В каком смысле – пришлось?
– Да в таком! Ты что думаешь, я случайно тогда с ней познакомилась? Сама подошла, сама заговорила…
– А разве…
– Вот именно – разве. Я должна была появиться в вашем доме, и я появилась! Это судьба, мой дорогой, судьба! И плюс немного моего старания. А Любаша твоя… Извини, конечно, не хочу быть пошлой, но… Вот скажи мне: ты помнишь тот день, когда ты ей предложение сделал? Какая она была в тот день, помнишь?
– Нет… Нет, не помню. Наверное, это произошло между моими командировками. У меня, знаешь, карьера как-то сразу и резко в гору пошла, я все ездил, ездил… А Любаша… Просто она была всегда рядом, всегда ждала…
– И чемодан в очередную командировку собирала?
– Да. Если хочешь, и чемодан собирала. Она меня во всех отношениях устраивала. Все эти годы. У нас единство уже неразрывное, с годами сросшееся, корнями переплетенное. И дети. Главное – дети. Понимаешь, мы с ней давно уже общее дерево…
– Что ж, прекрасно. Поздравляю тебя. Дерево, значит. Только что ты в таком случае здесь, в моем доме, делаешь? А? Дерево ты мое ненаглядное?
– Я не знаю, Анна. И сам не могу понять. Я… Я когда начинаю о тебе думать, я собой не владею. Не знаю, не понимаю ничего! Бегу к тебе, как сумасшедший. Кругом люди, движение какое-то происходит, и я чего-то говорю, и так же двигаюсь, а в голове одна только мысль: быстрее бы тебя увидеть! Я не знаю, что с этим делать, Анна!
– Зато я знаю! Я – твоя настоящая женщина. Я! Ты понял? А никакая не Любаша! И ты мне нужен весь полностью, целиком и сейчас, а не частями и через год! Так не бывает даже у деревьев, чтобы корни в одном месте росли, а цветение одного из них на потом откладывалось! Ведь не бывает же?
– Нет. Не бывает.
– Значит, нам надо жить вместе!
– Да… Но… Давай все-таки подождем… Я не представляю себе, как ей скажу!
– Нет. Не хочу я ждать! Я что, до пенсии тебя буду ждать? Скажи, я похожа на женщину, которая сидит у окна и тоскливо ждет своего мужчину? Я любить хочу, а не тосковать! И ты хочешь того же самого, я знаю!
– Да. Я хочу. Но я не смогу… Понимаешь, если я ей заявлю, что ухожу, это будет равносильно убийству. И даже не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Она не переживет…
– Ну, тогда выбирай. Или она, или я. Выбирай между собственным счастьем и мифическим долгом перед Любашей. А если выберешь долг, то всегда помни, что твою мужскую порядочность пользуют, как удобный бытовой предмет. Как подушку, которую можно подложить под свою раскормленную задницу. Просто так, для удобства! Так что выбирай!
– Ну зачем же так грубо, Анна…
– Зато правильно!
– А дети? Как я все это объясню детям?
– Да они у тебя почти взрослые! И достаточно продвинутые, чтобы понять отца. И вообще, хватит уже об этом говорить… Все, промежуточного состояния больше не будет. Ты должен решить. Прямо сейчас.
– Но, Анна…
– Все. Хватит. Выбирай. Прямо сейчас выбирай! Если это Любаша, то ты уходишь немедленно. И больше не возвращаешься. И я даже до трех считать не буду! Ну? Уходишь?
– Нет… Нет!
– Тогда… Это я? Ну же! Говори! Я? Да или нет?
– Да… Да, черт бы тебя побрал! Да!
– И ты сегодня же сообщишь ей об этом!
– Да… Я… Я сегодня же соберу свои вещи…
– Какие вещи? То есть ты хочешь поехать домой собирать вещи? А вот это уж черта с два!
– Но почему?
– А зачем лишний раз причинять ей боль? Ты же сам не хочешь, чтобы ей было плохо! Ну, представь такую картину: ты собираешь вещи, а она сидит, смотрит и плачет… Ты этого хочешь?
– Нет. Не хочу. Вернее, я не смогу этого выдержать. Но… что же делать?
– О господи… Да ничего не делать! Ты сейчас наберешь ее номер телефона и скажешь всего три слова – «Любаша, я ушел». Нет, четыре! Ты скажешь четыре слова! «Любаша, я ушел навсегда!»
– И все?
– И все! Нет, еще не все! Потом ты выбросишь телефон и купишь себе новый. И номер у него будет новый. И все у тебя в жизни будет новое. Каждый человек имеет право хотя бы раз в жизни поменять все, абсолютно все! Сбросить с себя старую надоевшую шкуру!
– Анечка, она не шкура… В смысле, Любаша – не шкура. Не надо так. Это бесчеловечно.
– А как – человечно? Растянуть во времени ее страдание – это более человечно, что ли?
– Но я не могу, не могу!
– Хорошо. Не можешь – уходи.
– Нет…
– Тогда звони! Всего четыре слова в трубку! И все! Ну?»
Остановившись, Наташа быстро пробежала глазами написанный диалог, слегка поморщилась. Пошловато слегка получилось. Может, вставить сюда какую-нибудь фишечку интеллектуальную? Ну, например… Пусть герой ввернет в описание своих растерзанных чувств бунинский «Солнечный удар». Хотя… В последнее время по бедному «Солнечному удару» только ленивый не прошелся. В каждом сценарии телемыльной оперы герои про этот «удар» поминают, чтоб адюльтеру красоты придать. Нет, тут надо что-то другое придумывать…
Еще раз перечитав диалог, Наташа мысленно махнула рукой – да пусть так остается! Без фишек. Простенько и пошленько. Многим читательницам такие вот страсти-мордасти как раз и по вкусу. Хотя про «Солнечный удар» не помешало бы… Бунин все-таки. Элемент приобщения к высокой литературе. Большое притягательное значение, между прочим, для потребителя имеет! Хоть где, хоть в какой творческой ипостаси. Если бы, например, два рыжих провинциальных паренька-близнеца не срифмовали однажды в своей незамысловатой песенке мокрую курицу и Кустурицу, народ бы к ним особо не потянулся. А так – приобщение к высокому состоялось. Это вам не какая-нибудь «Ксюша, юбочка из плюша». Это вам Кустурица все-таки. Подпеваешь за ними: курица-Кустурица, курица-Кустурица, – и вроде тоже грамотным и продвинутым себя воображаешь…
Ладно, лучше все-таки без фишек обойтись. Чего лишний раз выпендриваться? Как есть, так есть. Тем более издательская серия, в которой ее книжки выходят, совсем простенькая. И название у нее простенькое – «Мальвина». Все должно быть с первой строки понятно, занятно, а еще кудряво и голубоглазо. Яркие тощие книжицы-покеты, формат для чтения в общественном транспорте. И ничего обидного, кстати, тут нет! Она не в претензии. Тренировать свои проклюнувшиеся творческие потребности можно и на этих книжицах, а там видно будет. В конце концов, вся жизнь впереди.