Страница 32 из 40
– А ты не знаешь, что надо делать? – повернулась к дочери Дина. – Ты что, тоже грудной ребенок? Возьми памперс, поменяй сама! Учись, пока возможность есть! Пригодится! И вообще, у меня сегодня день рождения! Могу я хоть в этот день отдохнуть?
– Да я недавно ей памперс меняла! Она не поэтому плачет! Я не знаю, почему…
– Дин, а можно я? – соскочила со своего стула Майя. – Можно я ее на руки возьму?
– Таньк, принеси Ксеньку сюда… – снова повернулась к дочери Дина. – Будем считать, повезло тебе… – И, обращаясь уже к Майе, проговорила, смеясь: – Видишь, какие они нынче! Капризные, беспомощные… Тебе сколько лет было, когда ты со своим детским садом осталась?
– Пятнадцать…
– Ну вот! А моей тоже пятнадцать! И часу не может с ребенком просидеть! Помощница фигова… Ишь, как метнулась за Ксенькой, только ветер прошелестел!
Танька действительно появилась на кухне очень быстро, неся на вытянутых руках орущую Ксеньку, сунула ее Майе на руки. Прижав девочку к себе, Майя подошла с ней к окну, отвела рукой занавеску, начала ворковать что-то тихое и успокаивающее про играющих во дворе ребяток, про птичку, про едущую по двору «би-бику», одновременно покачиваясь корпусом. Ксенька тут же притихла, доверчиво уложив головку ей на плечо, слушала, даже гукала в ответ, одновременно пытаясь пропихнуть кулачок в рот.
– Дин, ей надо что-то твердое давать, чтоб она грызла. Корочку хлеба, например. У нее зубки режутся, – вдруг резко обернулась от окна к Дине Майя. – А… А что ты на меня так смотришь, Дин? Что-нибудь не так, да?
– Как я смотрю?
– Ну… Будто злишься…
– Ой, да нормально все! Тебе показалось. Задумалась просто. Чего ты там про корочку сказала, не поняла?
– Корочку хлеба, говорю, давать ей надо! Вот когда у нашего Сашки зубки резались, он вообще спать никому не давал! Помнишь, какая я в школу приходила? Урок идет, а я носом парту клюю… Ты меня еще коленкой подпинывала всегда, помнишь?
– Да помню, помню… Слушай, из помидоров салат сделаем или просто так порезать?
– Как хочешь.
– Ты, кстати, зря их купила. У нас этого добра – завались. Чем богаты, так это овощами – мама с папой их нам с дачи поставляют. Всю зиму на заготовках сидим. Уже и глаза на них не смотрят. Денег же вечно нет… Даже на еду не хватает…
– Ну, все, завелась… – тихо пробормотала себе под нос Танька, возведя к потолку глаза.
– А ты вообще помалкивай! – сердито набросилась на дочь Дина. – Соплячка! Понимала бы чего! Живешь на всем готовом! Сроду от тебя помощи не дождешься!
– Не ори на меня! – звонко отбила материнскую атаку Танька и решительным жестом заправила нечесаные пряди волос за уши. Развернувшись всем корпусом на стуле, быстро проговорила в Майину спину: – Майя Витальевна, вы скажите ей, чтоб она на меня не орала! Вообще уже разучилась нормально разговаривать! Она и на папу все время орет, и даже на Ксеньку…
– Девочки, не ссорьтесь, пожалуйста… – полуобернулась к ним Майя, продолжая покачивать Ксеньку на руках. – Таня, ты же сама маму провоцируешь… Скажи лучше, почему ты вчера факультатив пропустила? Мы с ребятами очерк учились писать…
– Да ну ее, эту твою журналистику! – ответила за дочь Дина. – Это я ее не отпустила. Чего девчонка зря себе голову забивать будет? Сколько им там платят, журналистам этим? Копейки? Пусть лучше математикой больше занимается. Все равно поступать надо в какое-то серьезное место, денежную специальность получать.
– Мам, я не хочу в серьезное место. Я хочу на журналистику. Мне нравится. И Майя Витальевна говорит, что у меня получается… Правда же, Майя Витальевна?
– Да, Дин… В самом деле, чего это ты? Пусть ходит, если ей нравится! Хотя бы для общего развития…
– Да вон у нее общее развитие, на руках у тебя сидит! – резко рассмеялась Дина, вытаскивая штопор вместе с пробкой из горлышка бутылки. – Тоже полезный навык, между прочим! И в жизни больше пригодится. Давай садись к столу, все готово. Отдай Ксеньку Таньке и садись.
– Мам, я тоже есть хочу! – сердито проговорила Танька, с шумом придвигаясь к столу.
– Так ешь быстрее и вали отсюда! – так же сердито, но тоном повыше проговорила дочери Дина. – Взяла моду, на мать орать!
– А я к тебе в няньки не нанималась! Не могу я Ксеньку таскать, у меня руки отваливаются!
– Таня, Дина… Прекратите… Почему вы так кричите друг на друга? Вы ж ребенка пугаете, вот она и капризничает…
– Ничего, крепче будет, – пробормотала под нос Дина, раздраженно плюхая в Танькину тарелку еду. Положив сбоку два куска хлеба, сунула ее дочери в руки, дернула подбородком в сторону двери: – Давай, вали отсюда! Поешь – за Ксенькой придешь!
– Дин, ну зачем ты с ней так? – растерянно глядя вслед выходящей из кухни Таньке, спросила Майя. – Она у тебя хорошая девочка, умненькая… И на факультатив мой с удовольствием ходит, по-моему…
– Ничего, перебьется и без факультатива. А то вся в папочку пошла – такая же не пришей кобыле хвост. Мечтательница. Еще чего – журналистику ей подавай…
– Ну и зря ты так. У нее, между прочим, есть способности. Может, это как раз то, что ей нужно?
– Да? Способности, говоришь? А ты спроси лучше – деньги у нас есть на эти способности? Сколько сейчас надо, чтоб ребенка в университетах выучить? Тебе-то небось этим не придется заботиться, тебе Ленька алименты так и будет платить, пока ты Темку своего учишь! Много, кстати, получаешь-то?
– Пока нисколько не получаю. Пока он сам дает. Так просто. Без алиментов. Через адвоката своего переправляет. Благодаря этим деньгам и Юлька до диплома доучилась, и Ваньке мы с мамой помогаем за квартиру платить…
– Да уж… Хорошо устроилась, подруга. Надо же, а я и не знала… Ишь, молчунья какая! Хоть бы похвасталась когда! Может, и я бы когда у тебя призаняла, раз ты при деньгах…
– Да чем хвастать, Дин? Да я наоборот… Вот мы и со Славкой все время на эту тему спорим.
Я говорю – не надо никаких судов да алиментов, раз Леня сам платит, а она мне – нельзя, мол, на одном честном слове прожить. Надо, говорит, о ближних своих тоже думать. Благородная цель, мол, всегда любые средства оправдывает…
– Так если он их не платит, на фига вам эти суды? Я так поняла, что он давно уже в Германию свалил? У него что потом, из его немецкой зарплаты эти алименты будут удерживать?
– Нет. Нет, конечно. Мстислава хочет в счет этих накопившихся алиментов нашу квартиру питерскую полностью на меня оформить. Говорит, что уже и арест на Ленину долю наложили. И вообще, давай не будем об этом… Неприятно мне про это говорить! Сразу сволочью последней себя чувствую. Давай лучше за тебя выпьем, Дин! С днем рождения тебя!
– Ничего себе… Молодец, ловкая девчонка… – поставив пустой стакан на стол, тихо проговорила Дина. – Надо же – квартира в Питере… Еще и в самом центре, наверное?
– Ну, не совсем в центре… На Английской набережной.
– Ой, да мне это ни о чем не говорит. Хоть на французской. Счастливая же ты, Майка!
– Да уж. Счастья – девать некуда.
– А ты что, потом там жить будешь? Или ее продашь да здесь устроишься?
– Не знаю, Дин. Может, и правда туда уеду. Хотелось бы Темке хорошее образование дать. Не знаю. Не решила еще.
– Да ну! Чего тут решать-то? Лучше продать ее к чертовой матери! Да вам с Темкой этих денег на всю жизнь хватит! На учительских-то хлебах много не заработаешь! А тут – деньги… Представляешь, встаешь утром и знаешь, что у тебя есть деньги… Это же другая жизнь совсем…
– Дин, давай не будем об этом! Говорю же – неприятно мне! И вообще, не известно еще ничего… Скоро вон еще один суд будет – Европейский. В городе Страсбурге. Называется «Леонид Гофман против России».
Удивленно вытаращив глаза, Дина чуть приподнялась на стуле, вцепившись руками в столешницу, присвистнула восхищенно. Потом плеснула вина в стакан, выпила залпом, придвинула к Майе покрасневшее лицо:
– И что? Что теперь будет-то?
– Не знаю… – коротко пожала плечами Майя и поморщилась, отворачиваясь. – Что будет, то и будет…