Страница 20 из 25
– Прелесть, правда?
– Рон… – она всхлипнула и вытерла слёзы. – Как ты здесь оказался?
– Я помню, как она сломалась, – он будто и не слышал её. – Просто открыл однажды утром, и она не заиграла. Я отнёс отцу починить, но он сказал, что такое чинить нельзя… Вот и всё. Мы выбросили шкатулку.
Он подошёл к ней. Лицо было серьёзным и грустным, и Анжела вдруг увидела, что брат ни капельки не изменился со времён детства. Тот же Рон, который мечтал объездить все штаты, потом податься в другие страны. Тот же Рон, который беззлобно смеялся над её привычкой ложиться в кровать с плюшевым медвежонком.
– Не надо, Рон, – Анжела невольно отстранилась от его любящего взгляда. – Я всё знаю, но… не могу вспомнить. Я думала, ты ушёл… вы оба ушли. Это не так, правда? Вы умерли. Скажи, Рон. Скажи правду.
Он закрыл шкатулку. Музыка оборвалась, и в сердце сразу стало пусто.
– Да, – печально сказал он.
Слёзы снова хлынули ручьём, и остановить их не было никакой возможности. Анжела пошатнулась на месте, хотя давно знала, что так оно и есть; свет лизнул глаза огненным бичом.
– Как это… случилось?
– Не стоит, Энжи. Не стоит вспоминать… Просто уходи и забудь всё. Ты должна уйти – если не хочешь, чтобы этот город победил… Ну же, Энжи.
Он попытался обнять её, но Анжела откинула его руку резким движением.
– Нет, – отрезала она. – Я убила отца, Рон. Я убила его. Понимаешь?
– Энжи… – голос преисполнен боли.
– Уже поздно убегать. Скажи мне.
Рон отступил назад, вглядываясь в глаза сестры, в её остановившиеся зрачки, потом обречённо кивнул.
– Хорошо, – сказал он. В голосе не было жизни.
Она проснулась посреди ночи от необычного ощущения – казалось, что на грудь положили что-то тяжёлое, мешающее дышать. Она выбиралась из власти сна долго, проталкивая сознание короткими толчками вверх, но даже когда Анжела окончательно проснулась и смогла разлепить веки, чувство сдавленности никуда не делось. Она приподнялась на локти, судорожно хватая ртом воздух. В окно проникало лунное сияние, и в его свете одинокий апельсин, приютившийся на подоконнике, мерцал, как призрак.
В воздухе что-то было. Что-то горькое, тягучее, отчего лёгкие морщились, как сдутые воздушные шарики. Анжела не сразу поняла, что это дым. А когда поняла, в первую очередь в голову пришла мысль, что папа и мама готовят на кухне барбекю. Летом они ездили на пикник и жарили румяные куски мяса, которые на огне превращались в изумительно вкусные бифштексы.
Но дым сгущался, и в голове замаячила смутная тревога – почему мама и папа делают бифштексы ночью? Почему ничего не сказали ей? Неужто хотят съесть их сами, или…
Она встала (пол был ещё холодный, мороз стрельнул от пяток до затылка) и подошла к двери спальни. Странный шум доносился из-за двери – сплошной нечёткий гул, будто у горизонта бегает стадо больших животных. В нерешительности почесав затылок, она распахнула дверь, и огонь расхохотался ей в лицо.
Гостиная пылала. Шторы на окне свернулись чёрными трубочками. Цветы на обоях плавились, когда пламя пожирало их лепестки. Большой лакированный шкаф треснул по бокам. Огонь стучался в стекло на передней стороне шкафа, чтобы добраться до хранящихся внутри книг. Анжела закричала. Крик утонул в гвалте огненной армии.
– Мама! Папа!
Комната родителей располагалась дальше… а в самой дальней спал Рон. Дым стал угольно-чёрным, разъедал глаза. Анжела бросилась в спальню родителей. Когда она преодолела половину пути, навстречу выскочил отец, одетый лишь в трусы – тогда ещё худой и подтянутый. Он замер, глядя на то, как огонь расширяет свою территорию… ровно до того момента, пока Анжела не подбежала к нему и не схватилась за мёртвой хваткой. Отец вздрогнул и посмотрел на неё.
– Пожар! – рявкнул он, заглянув в спальню. – Поднимайся, скорее! Я так и говорил, что если не выдёргивать этот чёртов телевизор на ночь…
Он осёкся; взгляд остановился на дальней комнате.
– Иди к маме, – он отпихнул Анжелу в спальню. – Я сейчас.
Она не успела понять, что происходит, как оказалась на руках матери, испуганной, плачущей, что-то шепчущей ей в ушко. Огонь пел свою древнюю песнь, подбираясь к двери гостиной. Мама прижала Анжелу к груди так, что она почти перестала дышать.
– Скорее! – закричала она севшим голосом. – Том, ради Бога, скорее…
Что-то взорвалось, раскололось на куски со страшным треском. Они закричали одновременно. Анжела закрыла глаза, представляя, что всё происходящее – всего лишь дурной сон… но желанное пробуждение не приходило.
– Том!
Сквозь клубы дыма показался силуэт отца. Голос заглушал шум огня.
– Бегите к выходу! Я…
Мама закашлялась, побежала туда, где дым сгущался, лишая возможности что-либо видеть. Анжела почувствовала щекочущие ласки стихии на своих руках, ногах, ресницах. Глаза слезились – от дыма, или она плачет сама? Мама бежала вперёд, но потом сбилась куда-то в сторону. Ладони дрожали; Анжела испугалась, что она выронит её, не сможет удержать. Отец кричал где-то на кромке горизонта, смачно матерясь. Оранжевые сполохи проникли Анжеле под веки. При виде невыносимо яркого света её начало тошнить.
– Господи, – прошептала мама и закашлялась снова; на этот раз кашель был жёстче, надсаднее. Анжела чувствовала, как вздымается и опадает её грудь. Совсем рядом на пол рухнул шкаф, окончательно изъеденный дикой, необузданной атакой.
– Стойте на месте! – проорал отец. – Стойте, чтобы я мог вас найти! Куда вы подевались!
– Нет! – мама свернула на звук его голоса, но дым рассеивал звуки, делая ориентацию бессмысленной. – Выводи Рона! Мы выйдем сами!
– … на месте!..
Мама наткнулась на что-то твёрдое, едва не выпустив из рук Анжелу. Зазвенели, посыпались на пол ложки и вилки. Раньше они были на полке кухонного шкафа. Как они забрели на кухню? Анжела открыла глаза, несмотря на режущий огонь – в детское сердце вдруг проник страх смерти: острое, как лезвие, доселе неведомое чувство. Она завизжала в голос, окружённая дымом и огнём, который захватил мир.
– Прекрати! – мама легонько тряхнула её; она разрыдалась ещё пуще. – Анжела, не надо… Нужно найти папу. Сейчас…
Она сделала один шаг и остановилась. Пламя теперь кружилось вокруг них, выжидая момент для броска, как хищный зверь. Выкрики отца, всё более истерические, терялись в этом всепоглощающем гуле.
– Том! – её снова задушил кашель; на этот раз гораздо дольше. – Выводи… выводи Рона, чтоб тебя… Анжела здесь…
Анжелу тоже потянуло на кашель – дым проник в лёгкие, коптя их изнутри. Она открыла рот, чтобы закашляться, вдохнула частички пепла, кружащиеся в воздухе, и сознание её затуманилось. Когда посветлело снова, она услышала, как кричит мама, качая её на руках, будто напевает колыбельную; и Анжела закричала тоже, потому что поняла, что огонь их одолел.
Мама упала на колени; пальцы слабели. Анжела внезапно почувствовала под собой твёрдый пол, который подрагивал под подошвами, как болото.
– Мама?
– Пойдём… – прохрипела она, но сама только и сумела проползти на коленях пару футов. Потом она остановилась, готовая упасть окончательно, и Анжела из последних сил сжала её руку. Под ладонью судорожно пульсировала вена матери.
– Мама, идём!
– Я… – она закашлялась снова. Сквозь дым Анжела увидела её глаза, помутневшие, ввалившиеся, из которых уходило сознание. Она в ужасе дёргала её вперёд, но рука матери стала свинцовой, соскальзывая вниз.
– Ну мама!
Тёмный силуэт прорезал огненный океан и навис над ними. Отец. Она почувствовала громадное облегчение. Всё кончено. Они спасены…
– Папа! Мама не может встать…
Даже не глядя на Анжелу, он поднял её, схватив за ночную рубашку, и затолкал под мышку, крепко сжав, как в тиски. Мама не двигалась; глаза закрылись, и на кончике волос, растрепавшихся по полу, заплясал игривый язычок пламени. Отец рывком поднял её, стараясь одновременно погасить огонь. Он побежал – Анжела почувствовала, как мир снова пришёл в безумное движение. Что-то опять взрывалось, падало, рушилось и выбрасывало снопы искр и пламени, но это было уже не страшно. Отец с ними, он несёт их к выходу, прочь от власти терпкого оранжевого света. Дым снова заволок мысли. Когда чёрная клубящаяся дымка рассеялась, она уже лежала на холодном полу лестничной площадки, корчась в приступе безудержного кашля. Вокруг толпились люди – для неё они были не более чем высокими тенями, встревоженно шушукающимися между собой. Рядом лежала мама, и кто-то склонился над ней, прощупывая пульс.