Хрущев

Наконец прибыли дрожащие от страха доктора. У главного кремлевского врача, когда он расстегивал на тиране рубашку, тряслись руки. «Вы врач, — прикрикнул на него Берия, — так берите, как следует!» Другие специалисты, столпившиеся в комнате вместе с членами Политбюро, не осмеливались подойти близко. Когда стоматолога попросили извлечь изо рта Сталина вставную челюсть, он уронил ее на пол. Были поставлены банки и сделан рентген легких, однако сложный кислородный аппарат остался неиспользованным. На каждую манипуляцию с больным врачи запрашивали разрешение членов Политбюро, которые, будучи совершенно некомпетентны в медицине, разумеется, не могли решить, что и как делать 12.

У постели Сталина постоянно дежурили по двое члены Политбюро: днем — Берия и Маленков, по ночам — Хрущев и Булганин, в промежутках — Каганович и Ворошилов. Согласно Молотову, всем распоряжался Берия. То и дело они с Маленковым отходили в сторонку и о чем-то шептались; иногда к ним присоединялся и Хрущев, но чаще он скромно стоял в дверях гостиной (руководители рангом поменьше теснились в прихожей). Когда Сталин был без сознания, Берия не скрывал своей ненависти к нему, но стоило больному открыть глаза, Берия кидался целовать ему руки. «Вот истинный Берия, — замечает по этому поводу Хрущев в своих мемуарах. — Коварный даже в отношении Сталина, которого он вроде бы возносил и боготворил» 13. Но лучше ли было верить в Сталина ровно наполовину, как это делал Хрущев?

3 марта врачи объявили, что состояние Сталина безнадежно. К моменту его смерти Берия, Маленков, Хрущев и Булганин вместе с Молотовым, Кагановичем, Микояном и Ворошиловым провели несколько импровизированных совещаний. Председательствовал на них Маленков, и все предложения исходили от него и Берии. Решено было, что Маленков унаследует пост председателя Совета министров. Берия, Молотов, Булганин и Каганович (в этом порядке) станут его первыми заместителями. Берия вернет себе контроль над Министерством внутренних дел, которое будет слито с Министерством госбезопасности. Хрущев оставит свой пост в Московском горкоме и целиком сосредоточится на обязанностях одного из восьми секретарей ЦК. Президиум партии, расширенный Сталиным в 1952 году, сократится с двадцати пяти до десяти полноправных членов, из которых все, кроме двоих, будут ветеранами сталинской гвардии.

Пока что казалось, что наследники Сталина едины. Но однажды ночью, дежуря у постели Сталина, Хрущев заговорил с Булганиным о том, что Берия хочет вернуть себе пост министра госбезопасности. «Это будет начало нашего конца. Он возьмет этот пост для того, чтобы уничтожить всех нас. И он это сделает!» Булганин согласился, однако заметил, что здесь не обойтись без поддержки Маленкова. Как писал позже Хрущев, «Маленков знал… что Берия издевается над ним… однако считал, что быть вместе с Берией выгодно для его персоны». Более того, «теперь, когда умер Сталин, Берия не сомневался, что Маленков будет послушной марионеткой в его руках» 14.

Вечером 5 марта руководители страны созвали общее собрание (согласно недавно принятому уставу партии, незаконное) ЦК, Совета министров и Президиума Верховного Совета. Сталин еще цеплялся за жизнь, но они уже сместили его с поста главы правительства (хотя оставили в списках членов Президиума). Председательствовал на собрании Хрущев, но реально всем распоряжались Маленков и Берия: редактор «Литературной газеты» и кандидат в члены ЦК Константин Симонов ясно почувствовал, что главные здесь — они. Маленков выступил первым, затем предоставил слово Берии. Берия предложил назначить Маленкова главой правительства. Вернувшись на трибуну (для чего ему пришлось протиснуться на узкой лесенке мимо жирного Берии), Маленков предложил дать Берии пост министра госбезопасности. Позднее Симонов вспоминал, что все лидеры — кроме неподвижного, с каменным лицом, Молотова — «вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшимся в них выражением облегчения. Это как-то прорывалось в их лицах…». Особая бодрость и энергия чувствовались в речах Маленкова и Берии 15.

Поделив добычу, приспешники Сталина бросились в Кунцево, чтобы стать свидетелями агонии вождя. «Лицо его страшно изменилось и потемнело, — вспоминает его дочь, — губы стали совсем черными, он сделался неузнаваем… Он буквально задыхался на наших глазах. В последний момент он вдруг открыл глаза и обвел взглядом комнату вокруг себя. Взгляд у него был страшный — безумный, гневный или, может быть, полный страха смерти… Вдруг он поднял руку, словно указывая на что-то вверху — как будто призывал на всех нас проклятие… А в следующий миг после этого последнего усилия душа его покинула тело».

В тот же миг, рассказывает Аллилуева, Берия пулей вылетел из комнаты. «Воцарившееся в комнате молчание… было прервано его громким криком, в котором звучало нескрываемое торжество: „Хрусталев! (водитель Берии. — У. Т.) Машину!“» 16«Берия, когда умер Сталин, буквально просиял», — подтверждает Хрущев. Он «считал, что пришла его эра. Что нет теперь силы, которая могла бы сдержать его и с которой он должен считаться. Теперь он мог творить все, что считал необходимым» 17.

Сам Хрущев оплакивал смерть Сталина — отчасти из-за страха перед туманным будущим, но отчасти и искренне, «душою». Когда Аллилуева заплакала, вспоминал он позднее, «не смог сдержаться. Сильно разволновался, заплакал». Аллилуева подтверждает, что Хрущев плакал — как и Ворошилов, Каганович, Маленков и Булганин. Дмитрий Шепилов, впоследствии редактор «Правды», присутствовал на утреннем совещании 5 марта, где обсуждалась подготовка похорон. Он вспоминал, что Берия и Маленков «были явно в приподнятом настроении, говорили больше других и постоянно прерывали своих коллег. Берия просто цвел от радости. Хрущев говорил очень мало, чувствовалось, что он потрясен». На церемонии прощания в Колонном зале Шепилов заметил, что глаза у Хрущева «красные, воспаленные, а по щекам текут крупные слезы. Время от времени Хрущев смахивал их ладонями» 18.

Рыдала вся страна — даже многие жертвы Сталина в лагерях обливались слезами. Симонов, знавший о преступлениях Сталина больше, чем старался показать впоследствии, рассказывал, как 5 марта сел писать стихотворение о Сталине для «Литературной газеты», написал две строчки — и «вдруг неожиданно для себя, сидя за столом, разрыдался. Мог бы не признаваться в этом сейчас… но, наверное, без этого трудно даже самому себе объяснить меру потрясения. Я плакал не от горя, не от жалости к умершему, это не были сентиментальные слезы, это были слезы потрясения» 19.

Для Хрущева смерть Сталина, как и его покровительство, оказалась и ужасной, и благодетельной. Живой Сталин был для него учителем и мучителем, благодетелем и источником постоянной смертельной опасности. Его смерть освободила Хрущева от физического страха и психологической зависимости. Однако она же принесла с собой новые опасности — исходящие и от кремлевских коллег, и от него самого, и, наконец, от ужасного наследства, оставленного Сталиным, — наследства, которое в конце концов погубило их всех.

В последние месяцы жизни Сталина Хрущев занимал в кремлевской иерархии второе или третье место (в зависимости от того, как оценивать положение Берии). В списках нового Президиума Хрущев занял пятое место, после Маленкова, Берии, Молотова и Ворошилова. Очевидным наследником был Маленков, очевидным «серым кардиналом» — Берия. Молотов, работавший со Сталиным дольше всех остальных, также мог претендовать на «престол». То, что именно эти трое произносили надгробные речи на Красной площади, также доказывает, что именно они должны были составить правящий триумвират. Никто ни в СССР, ни за рубежом и вообразить не мог, что Хрущеву удастся их всех переиграть 20.

Два с половиной года спустя Берия был арестован и казнен, Маленков смещен со своего поста, Молотов — подвергнут уничтожающей критике. Правда, Маленков и Молотов сохранили за собой места в Президиуме; однако к этому времени, если не раньше, полновластным хозяином страны стал Хрущев. В августе 1954 года он возглавил советскую делегацию, направлявшуюся в Пекин. Летом 1955-го на четырехсторонней конференции в Женеве советскую делегацию возглавлял Булганин, однако западные лидеры поняли, что переговоры следует вести с Хрущевым.