Хрущев

XXII съезд стал отправной точкой и в другом смысле. Не стесненный больше ни Сталиным, ни Молотовым или другими соперниками, сосредоточив в своих руках верховную и единоличную власть, Хрущев вновь обратился к проблемам, давно не дававшим ему покоя 31. И одной из них, разумеется, стало сельское хозяйство. Несмотря на благоприятное лето, урожай 1961 года стал большим разочарованием: общий объем сельскохозяйственных продуктов на рынке возрос всего на 0,7 %, мяса получили меньше, чем в 1959 и 1960 годах, а урожай зерновых на целине оказался самым низким за последние пять лет. Какой убийственный контраст с программой партии, обещавшей «цветущее, высокоразвитое, высокопродуктивное сельское хозяйство» и «изобилие высококачественных продуктов питания для народа и сырья для промышленности»! 32

У неудач в сельском хозяйстве было много причин: одна из них — завышенные требования, на фоне которых даже успехи казались провалами. Однако предложение постоянно отставало от спроса, и простые люди страдали из-за дефицита продуктов. 30–31 декабря в Чите было обнаружено несколько плакатов с текстами: «Внутренняя политика Хрущева — гнилье!», «Долой диктатуру Хрущева!» и «Болтун Хрущев, где твое изобилие?» 33.

Реакция Хрущева на этот кризис несколько отличалась от предыдущих и последующих. В 1953 году он не сомневался, что предложенные им реформы положат конец дефициту. В 1963-м — в сущности, отчаялся найти выход. Зимой же 1961/62 года он был раздосадован и сердит, однако все еще полагал, что решение проблемы ему известно, — осталось лишь применить его на деле.

Как обычно, инстинкт позвал его в дорогу. Через две недели после съезда он уже встречался с узбекскими хлопкоробами. Оттуда направился на целину и в Сибирь, а в середине декабря вернулся в Москву. Неделю спустя был уже в Минске, а в середине января — в Киеве. В марте состоялся пленум ЦК, посвященный сельскохозяйственным вопросам. Во время этих поездок Хрущев по-прежнему настаивал на неких панацеях, долженствующих, по его мнению, преобразить сельское хозяйство страны, — однако нетрудно было заметить в нем раздражение и растерянность.

Вот как встретил Хрущев просьбу своих ташкентских слушателей вкладывать в производство хлопка больше средств: «Что же мы должны сейчас — выворачивать карманы, чтобы деньги считать? Я могу вам вывернуть свои карманы и показать, что они пусты… У меня ничего нет и я ничего вам не привез, кроме добрых пожеланий» 34. Партийному лидеру Казахстана, заметившему, что в 1961 году республика «сократила» свой вклад в освоение целины, Хрущев сердито заметил: «Это еще мягко сказано. Вы не сократили производство зерновых — вы его прекратили!» 35В Новосибирске осуждающе отозвался о принятой практике, по которой около четверти пахотных земель находились под паром или зарастали травой — это практиковалось в тридцатых годах для ликвидации последствий внесения в почву сильнодействующих удобрений и гербицидов. Возможно, простаивало и вправду слишком много земли; однако Хрущев потребовал немедленно распахать всю оставленную землю и засеять ее кукурузой и другими культурами, требующими интенсивного ухода, — решение, губительное с агрономической точки зрения 36.

На московской конференции 14 декабря Хрущев также произнес много «горьких слов». «Всыпать нужно ученым», защищающим травопольную систему, заявил он, «нужно за уши вытащить из болота, затащить в баню и хорошенько намылить им шею». В некоторых колхозах земля простаивает «совершенно преступным образом». В ответ на молчание присутствующих чиновников, не знавших, как реагировать на такую критику, Хрущев воскликнул: «Что-то не особенно дружно вы аплодируете!» Но хуже всего, продолжал он, что «в некоторых городах ощущается недостаток мяса», и при этом директора совхозов «живут припеваючи, зарплату регулярно получают… Нет, так дальше не может продолжаться» 37.

Киевская речь Хрущева прозвучала не столь резко — возможно, возвращение на Украину смягчило его сердце; однако в Минске он вновь развернулся в полную силу. Много лет он хвастал повышением производительности колхозов, однако теперь вдруг отказался от этой риторики: «В стране выросло население, намного увеличился спрос на продукты питания. Поэтому надо сравнивать рост производства не только с 1953 годом… Я должен вам сказать правду в глаза. Кто же будет говорить, если я не скажу?» Что-то слушатели сидят с постными лицами, продолжал он: «Некоторые могут сказать: что же это, Хрущев приехал затем, чтобы раскритиковать, разнести нас? А вы что думали, я приехал вам стихи Пушкина читать?» 38

На пленуме в марте 1962 года присутствовали чиновники, не являвшиеся членами ЦК. Присутствие этих «гостей» — еще одно «демократическое» новшество, введенное Хрущевым, — вызвало раздражение Центрального Комитета. Когда он гневно заговорил о партийных чиновниках, ожидающих, что «крестьяне будут кукурузу топорами рубить, пока комбайны стоят в гаражах нечиненные», — зал встретил его угрюмым молчанием. «Аплодируйте, товарищи, — подбодрил Хрущев аудиторию. — Что же вы не аплодируете?» Досталось и самим крестьянам, которые, «выходя сеять, снимают шапку, крестятся на восток, говорят: „Господи, помоги“, а потом уж принимаются за сев», и агрономам, тратящим время на сочинение никому не нужных трактатов под заглавиями типа «Исследование микроклимата в помещениях для крупного рогатого скота колхозов Эстонской ССР». В книге этой, по словам Хрущева, имелся даже раздел «Химический состав воздуха». «Да любой, у кого обоняние не отшибло, едва войдет в хлев — сразу разберется, какой там состав воздуха!»

Открывая мартовский пленум, Хрущев призвал вкладывать в сельское хозяйство больше средств, в частности, объявил о создании трех новых заводов по производству сельскохозяйственной техники. Однако четыре дня спустя заявил, что колхозам придется обходиться тем, что есть. Отступление было столь резким, что Хрущев вынужден был, в противовес очевидности, его отрицать («Это вовсе не значит, что я беру свое слово назад…»). Очевиден был и его смысл: как бы тяжко ни приходилось сельскому хозяйству, тяжелое машиностроение и ВПК ресурсами делиться не станут 39.

Вместо улучшения финансирования Хрущев предложил новую поспешную и непродуманную административную реформу. Еще с двадцатых годов за состояние колхозов и совхозов, как и за деревенскую жизнь вообще (дороги, образование, здравоохранение и т. п.) отвечали райкомы. Сам Хрущев в 1925–1926 годах занимал многократно воспетую в соцреалистической литературе должность секретаря райкома (точнее, укома) Петрово-Марьинского уезда. Теперь же он предложил дополнить прославленные райкомы «территориальными производственными администрациями», каждая из которых должна обслуживать территорию двух-трех бывших районов. Таким образом, между столицей и деревней вырастала еще одна бюрократическая стена 40.

Тем временем ждало своей очереди еще одно нелегкое решение. 17 мая 1962 года Президиум одобрил проект указа, вступавшего в силу с 1 июня, о повышении цен на мясо и птицу — на 35 %, а на масло и молоко — на 25 %. Эта мера имела смысл. Закупочные цены государства, хотя и повышавшиеся с 1953 года несколько раз, все еще не покрывали себестоимости продукции: в результате чем больше производил колхоз или совхоз, тем большие нес убытки. Введенные Хрущевым ограничения на содержание индивидуального домашнего скота усугубляли ситуацию. Повышение цен позволило бы больше платить колхозникам и таким образом стимулировать их производительность. Однако оно резко расходилось с ожиданиями населения, уверенного, что после смерти Сталина цены должны идти вниз, а никак не вверх 41.

В довершение всего повышение цен совпало с решением повысить нормы заводской выработки — то есть фактически снизить рабочим зарплату. Поначалу Хрущев сопротивлялся этой мере, однако поддался на аргументы своего заместителя Алексея Косыгина.