Страница 46 из 58
Температура в несколько миллионов градусов испарила сотни тонн каменной соли. В земле образовался шар, внутри которого в первые миллисекунды давление достигало нескольких миллионов атмосфер. Этот шар расширялся, но постепенно давление в нем падало. И наступило равновесие: горные породы нейтрализовали силу смеси газов.
Пока еще трудно было определить, насколько точны теоретические расчеты. Слишком раскалилась родившаяся полость...
Наконец разбурена цементная пробка в скважине.
Парогазовая смесь устремилась по скважине вверх. Она сразу же попала в "плен" - в очистные устройства.
Исследование полости подтвердило: оплавленные стенки подземного хранилища выдержали давление горных пород. Они не обрушились, стоят прочно. Но не будет ли утечки конденсата? Не появились ли где-нибудь трещины?
Как положено при завершении строительства любых хранилищ, началось испытание яа герметичность. В емкость накачали газ. И тут одно событие заставило проектировщиков изрядно поволноваться: неожиданно давление газа чуть упало. Неужели трещина?
Добавили газ, подняли давление до 85 атмосфер.
День проходит, два, три... неделя. Утечки нет. Значит, газ заполнил все пустоты в пласте. Через месяц сомнений уже не осталось? емкость надежна, ее можно "пускать в дело". Дали свое "добро" и радиометристы.
Уровень радиоактивности газа не превышает допустимых доз.
Следует сразу же сказать: радиоактивный контроль велся многие месяцы и во время эксплуатации хранилища. Но превышения допустимого уровня радиации как и не могло быть, так и не было. Она постепенно снижалась и упала до уровня естественного фона. Теперь даже трудно догадаться, что емкость создана с помощью ядерного взрыва, а не иначе. Вот только вся организация работ на действующем хранилище напоминает о том, что оно возникло необычным способом.
Нет у "горловины" традиционных насосов - они не нужны, их заменил природный газ. Конденсат, вытесняемый им, сам поднимается и бежит по трубопроводам - ведь его "движет" давление в 80 атмосфер. Исчезают столь привычные станции, которые перегоняли конденсат к перерабатывающему заводу. Нет сложного оборудования, без которого немыслимы наземные резервуары.
В том числе, где когда-то виднелась буровая выгака, теперь лишь огорожено крошечное пространство. Стоит в поле простенькое сооружение: за сеткой видны вентили, да две трубы говорят о том, что здесь что-то находится под землей...
С улыбкой рассказывали проектировщики о курьезном случае. Один из них решил навестить первую скважину да так и блуждал в степи, пока наконец один из буровиков не подсказал, куда нужно идти. Ну а обычное стальное хранилище видно за многие километры. Так что не всегда следует восторгаться совершенством того, что видишь, наилучшее не обязательно бросается в глаза...
Первый эксперимент вдохновил исследователей. Подтвердил, что они на верном пути.
Было построено еще два "ядерных склада". Их промышленная эксплуатация позволила сделать окончательный вывод: "Технология создания резервуаров-хранилищ с помощью ядерных взрывов в массивах каменной соли располагает необходимыми для проектирования методиками расчета параметров и может быть рекомендована для широкого применения".
Где пролегает грань между старым и новым? Насколько современная техника, покидающая стены лабораторий и конструкторских бюро, должна превосходить существующую? Ответить на этот вопрос - значит точно определить эффективность работы ученого и конструктора.
Время научно-технической революции требует оригинальных, порой неожиданных технических решений.
К ним по праву относится использование подземных ядерных взрывов для созидания.
"Пусть будет атом рабочим, а не солдатом!"
Впервые об этом штабе, где работают крупнейшие ученые страны специалисты по атомной науке и технике, я услышал в Чернобыле еще в первых числах мая. Заглянув в одну из комнат райкома партии, где расположилась правительственная комиссия, увидел несколько человек, склонившихся над схемой четвертого блока. На двери на клочке бумаги было написано: "Академия наук СССР". Один из ученых был хорошо знаком - академик ВалерийАлексеевич Легасов. Но поговорить с ним не удалось: по тем отрывистым фразам, взволнованности, наконец, по усталым, ввалившимся от бессонницы глазам сразу же стало понятно - сейчас ни Легасову, ни его коллегам не до бесед с журналистами.
Даже поздороваться, пожать руку было некогда...
- Улетаю к реактору, - то ли нам, то ли коллегам сказал тогда Легасов. Он решительно направился к двери, на секунду остановился, обернулся и напомнил оставшимся в комнате: - Передайте в штаб, чтобы результаты моделирования были через три часа... Все!
Сколько раз он летал к реактору? Никто не подсчитывал, да и сам Валерий Алексеевич позже припомнить не мог. А когда я начал настаивать, он сказал:
- Великолепные ребята - вертолетчики! Прекрасно понимают, сколь опасна их работа, но всегда - подчеркиваю, всегда! - старались так вести машину, чтобы можно было рассмотреть, что творится на четвертом блоке... И в первую очередь не о себе заботились, а о тех, кто на борту. Ну а когда появилась необходимость сбрасывать грузы точно в реактор, бесстрашно шли к нему, зная и о радиации, и о той опасности, что грозит их здоровью.
В Чернобыле академик Легасов, заместитель директора Института атомной энергии имени И. В. Курчатова представлял не себя, а тысячи атомников, что стояли за ним. И распоряжения, приказы, советы и рекомендации, которых так "ждала правительственная комиссия от Легасова, были не только его собственными, но и всех ученых и специалистов той области науки, которую мы называем коротко - ядерная физика.
Из Чернобыля в Москву шли лаконичные приказы:
- Доложить разультаты испытаний...
- Проверить расчеты...
- Уточнить температуру активной зоны...
- Выслать приборы и аппаратуру...
Сроки - минимальные. Часы, реже - дни. И Москва отвечала, сообщала, уточняла, помогала. Летели в Киев самолеты с нужными людьми и оборудованием, описаниями только что проведенных экспериментов и с решением научных проблем, которые еще вчера казались почти или вовсе не разрешимыми.
В Чернобыле звучала фамилия "Легасов", а по сути, за ней стоял Институт атомной энергии имени И. В. Курчатова. И не только его коллектив, но и множество других институтов и учреждений, для которых он является головным.
Еще там, в Чернобыле, мы убедились: в ликвидации аварии на станции принимают участие все крупнейшие атомники страны.
В Москве, побывав на оперативном совещании в ИА9, я убедился в этом воочию...
Радиация не разбирает, кто солдат или генерал, рабочий или академик. Конечно, руководители в первую очередь заботились о своих подчиненных. И рекомендации врачей они выполняют неукоснительно... если это не касается их самих. В конце концов был отправлен в Москву и член правительственной комиссии академик В. А. Легасов. Там, в Чернобыле, его заменили другие.
А заседания штаба ученых, которым раньше Легасов руководил из Чернобыля, теперь пришлось проводить лично.
В конференц-зале института макет Чернобыльской АЭС, на стене - схема четвертого блока, карта Киевской области, различные графики, плакаты.
Ровно в семь часов вечера оперативное совещание открывает Валерий Алексеевич. Правда, сегодня его выступление звучит необычно.
- Никто не устал от такого безумного режима? - спрашивает он.
Все молчат.
- Я знаю, что с 26 апреля все присутствующие работают практически круглосуточно... Поэтому я серьезно спрашиваю: кто устал? - настаивает Легасов. - Думаю, что сейчас мы можем предоставить несколько дней отдыха...
- Ну если в Чернобыле... - слышится чья-то реплика, и мы не можем сдержать улыбки.