Прекрасная куртизанка

Когда он вбежал в спальню Френсис, то обнаружил там Джеймса, перепачканного кровью. Женщина лежала на спине на своей кровати, ее голова была повернута к двери. Казалось, она смотрела прямо на него. Но взгляд ее широко раскрытых глаз был неподвижным и каким-то пустым. Его охватили ужас и страх. Он смотрел то на Френсис, то на своего брата. Голос Джеймса звучал в его голове так, как будто это все случилось только вчера.

— Она смеялась над этим, Роберт. Она находила забавным то, что спала с нами обоими в одно и то же время. Она пыталась сказать мне, что ты предал меня.

— Джеймс, послушай меня. Ты должен положить пистолет.

— Ты ведь не предал меня? Нет?

— Нет! Ты достаточно хорошо меня знаешь. Ты мой брат, Джеймс, я бы не стал тебя обманывать. Клянусь, яне знал, что она встречалась с кем-то еще. И даже предположить не мог, что у вас роман. Если бы я знал об этом, тут же бы ее оставил.

Он сделал шаг к Джеймсу, его руки поднялись вверх так, словно он сдавался. Джеймс кивнул, на его лице было написано понимание.

— Я сказал, что не верю ей, что она лгунья. Я знал, что ты не можешь предать меня. Она солгала мне, Роберт. Она говорила, что любит только меня. — Брат посмотрел на Френсис, его губы слегка дрогнули. — Вот почему я должен был сделать это. Она все время лгала. Я любил ее, а она лгала мне.

— Джеймс, я хочу, чтобы ты положил пистолет. — Он прошел в глубь комнаты и снова попытался остановить брата. — Мы справимся с этим вдвоем, но ты должен положить пистолет.

— Мы оба знаем, что я не могу этого сделать.

В голосе Джеймса слышалось негодование. Теперь на лице брата была написана решимость, и это испугало его. Он сделал еще один шаг.

— Черт возьми, Джеймс, брось пистолет.

— Прости, Роберт.

Не говоря больше ни слова, Джеймс приставил к виску пистолет и нажал на курок.

Не в силах успокоиться, Шахин громко застонал. Боль острой иглой вошла ему в грудь. Он много раз воскрешал эти события в своей памяти, снова и снова его охватывал точно такой же ужас, как и в ту ночь, когда погиб Джеймс. Он посмотрел на свои руки, как будто на них была кровь брата. Он держал его в руках до тех пор, пока не пришли слуги и не приехала полиция.

Шахин быстро встал и постарался избавиться от воспоминаний, которые не давали ему покоя. Было невозможно не винить себя в смерти Джеймса. Отец тоже не простил его, когда узнал, что старший сын покончил с собой. Он поморщился, вспомнив горечь на лице отца. Это напомнило ему о той враждебности и негодовании, которые он увидел сегодня в глазах Аллегры.

Он моргнул. У нее теперь появились серьезные причины ненавидеть его. Он унизил ее на глазах всего племени. Это был не лучший час в его жизни. Следовало, наверное, простить ее. Она не была знакома с той тяжелой жизнью, которую вело племя, и она не знала их обычаев. Если бы он рассказал ей вчера обо всем — о договорах, о своем кузене, — то ничего плохого не случилось бы.

С отвращением он покачал головой и поплелся обратно в лагерь. Эта женщина ничем не доказала, что ей можно доверять. Он вспомнил о том, как она избегала Хакима во дворце султана. Это был, пожалуй, один-единственный пример. Но больше она ничего не сделала, чтобы заслужить его доверие. Она была куртизанкой. Женщиной, обученной искусству обольщения. И она прибегала к этим приемам, когда речь заходила о ее интересах. Она пыталась манипулировать и им прошлой ночью: надеялась, что сможет убедить его отпустить ее в Марракеш. Но Шахин надеялся, что она была не такой, какой казалась на первый взгляд.

Она была сильной, независимой, смелой и благородной, она хотела сама распоряжаться своей жизнью. Аллегра вовсе не походила на тех женщин, с которыми ему случалось иметь дело. Сравнивать ее с Френсис было нелепо. Они были совершенно разными. И вряд ли нашлась бы какая-нибудь другая женщина, которая могла бы соперничать с ней по силе духа.

Кроме всего прочего, он нуждался в ней физически. Это чувство проистекало откуда-то из самой глубины, и он не знал, как его держать в узде. Джамал сказал, что переговоры и подписания договоров были лишь предлогом, чтобы лишить ее свободы. Он знал, что бедуин был прав. Тем не менее именно этим он все время и оправдывал свои действия.

Шахин все прекрасно понимал, но в этой женщине было что-то такое, что воспламеняло его кровь. Возможно, он просто верил в то, что под внешним фасадом соблазнительницы, хорошо вышколенной куртизанки пряталась женщина, о существовании которой никто не догадывался. Гордячка, которая прятала свою уязвимость под маской уверенности и хладнокровия. Ему не была нужна куртизанка Аллегра, ему была нужна та, другая, прятавшаяся под маской.

Неожиданно он обнаружил, что стоит перед входом в свой шатер. Он прислушался, надеясь услышать какие-нибудь звуки, идущие изнутри, но ничего не было слышно. Он стоял и думал, что дальше ему делать. Черт возьми, он хотел видеть ее, чтобы объясниться. Но что он мог сказать ей? Все и ничего.

Как тигр в клетке, он стал прохаживаться перед входом. Наконец, не выдержав, быстро отвернул полог и вошел внутрь. Она сидела, поджав под себя ноги, на горе подушек, которые лежали поверх тюфяка с соломой. Аллегра смотрела на него так, как будто обвиняла в страшном преступлении. Когда он подошел к ней, она быстро вскочила на ноги и посмотрел на него холодно и презрительно.

— Чего вы хотите?

В ее голосе слышался лед. Шахин не знал, что ответить на этот вопрос. Он даже не понимал, зачем вообще вошел в шатер. Нет, цель, конечно была. Он хотел кое-что объяснить ей, но не надеялся, что она поймет его. Она повела себя так, как он и ожидал. Он стиснул зубы. Она с презрением смотрела на него, и от этого он чувствовал себя неуютно.

— Я хотел попытаться кое-что объяснить…

— Не утруждайтесь. Вы подвергли меня публичному наказанию. Я послужила, так сказать, примером.

— Я сожалею о том, что так вас наказал, но вы не оставили мне выбора, — бросил он. Шахин чувствовал себя виноватым. — Другие шейхи выпороли бы вас до крови кнутами за меньший проступок. И некоторые из них, например Нассар, получили бы от этого удовольствие.

— Хотите сказать, что я должна быть благодарна судьбе, что меня били именно вы?

Она горько рассмеялась, и Шахин почувствовал себя еще более неловко. Он пытался объяснить ей, почему так поступил.

— Черт возьми, Аллегра! Мои люди должны повиноваться мне и выполнять мои приказы. Это важно, потому что во многих случаях речь идет о жизни и смерти. Вы бросили мне вызов и поставили под сомнение мой авторитет.

— Я не пыталась это делать, тем более посягать на ваш авторитет. Но вы не обладаете властью надо мной, — резко проговорила она. — Вы и в самом деле думали, что я даже не попытаюсь убежать? Буду как пленница сидеть в заточении?

— Нет.

Он покачал головой и посмотрел на нее. Ее глаза расширились от удивления.

— Я догадывался, что вы будете искать способ сбежать отсюда.

— И вы все равно продолжаете держать меня здесь против моей воли.

Ее резкий ответ задел его. Она продолжала сердиться на него, и ничто не могло ее смягчить. Отвернувшись в сторону, он потер шею. Она осуждающе посмотрела на него, в ее взгляде промелькнула насмешка.

— Я уже сказал вам, что не могу отпустить вас в Марракеш. Слишком много поставлено на кон.

Как, черт возьми, объяснить ей, почему он не позволял ей уехать? Он мог бы сказать ей о договорах, но он прекрасно понимал, что дело было не только в этом. Он просто хотел ее, и поэтому держал здесь против ее воли. Он повернулся к ней спиной, но все равно чувствовал, какие взгляды она бросала на него. Ее буквально испепелял гнев.

— Я являлась доверенным лицом влиятельных людей. В том числе и принца Уэльского. Моему слову можно верить, хотя я всего лишь куртизанка, — с горечью проговорила она слегка дрожащим голосом.

Он повернулся к ней и заглянул ей в лицо. Она не должна уничижать себя. Его глаза сузились. На мгновение ее зеленые глаза вспыхнули, в них появилась боль. Аллегра отвернулась. Она снова сделалась уязвимой женщиной. Считала, что не заслуживает уважения из-за своей профессии. Шахин почувствовал жалость к ней. Он тоже виноват в том, что она оказалась в такой ситуации.