Не искушай меня

– Беглянка?

– Да.

– Что за чепуха? Лексхэм потерял её – в Святой Земле или в Константинополе, или в другом подобном месте.

– Она недавно вернулась.

– Она всегда возвращалась, со временем, – сказала леди Софрония. – Но на сей раз время слишком затянулось, по моим подсчётам. Так она заклинательница змей или нет?

– Говоря чистую правду, я практически уверен, что она не заклинательница змей.

– Я полагаю, что «практически уверен» это самое лучшее, чего можно ожидать в этом сомнительном мире. Она американка?

– Определённо нет.

– Как благоразумно с её стороны. Ну, что ж. Я умываю руки. Оставляю это королеве. – Она взмахнула рукой. – Больше ни слова. Это зависит от тебя. Я слишком много держу в уме. Ты не можешь ожидать, что я стану всё тебе объяснять.

Люсьен мог бы задержаться в Олмаке подольше, но счёл, что:

Во-первых, он выполнил свою работу.

Во-вторых, получил от общения с тётей больше развлечений, чем любой здравомыслящий человек мог надеяться.

Он уехал, в тот момент, когда имя Зои Октавии было на пути к комнате с закусками.

Глава 4

Марчмонт Хаус

Утром, в четверг, 2 апреля.

Герцог Марчмонт даже не поднял глаз, когда лорд Аддервуд ворвался в комнату для завтрака. Его светлость ожидал вторжения. На самом деле, прошлым вечером он известил дворецкого об ожидаемом визите и приказал проводить лорда Аддервуда к нему, немедленно по приезду.

Аддервуд помахал газетой перед его носом.

– Ты это видел?

Марчмонт взглянул на неё.

– Похоже на газету.

– Это «Дельфиан». Читал?

– Нет, конечно. Я не читаю газет до сна, как ты знаешь.

– Готов побиться об заклад, что эту ты бы прочёл.

– Надеюсь, ты не станешь ничего ставить. Мне больно видеть, как ты проигрываешь деньги – кроме тех случаев, когда они переходят ко мне.

– Но здесь о Деве Гарема!

– В самом деле?

– Невыносимый ты человек, – сказал Аддервуд. – Ты должен всё об этом знать. Ты был вчера в Лексхэм-Хаус. Я слышал, ты стоял на балконе с молодой женщиной. Кажется, это, – он хлопнул по газете, – та самая молодая женщина.

– Разумеется, нет, – сказал Марчмонт. – Это газета. Что было установлено минуту назад. Не припоминаешь?

Аддервуд бросил на него сердитый взгляд, уселся и раскрыл газету.

– Я приехал прямо сюда, как только получил её. У меня было время только взглянуть… – Он оборвал себя, его глаза расширились. – Боже, это шокирует! Ты знал, Марчмонт?

– О, Аддервуд, твоя память достойна жалости. Как я могу знать, что там, если ещё не читал?

Аддервуд посмотрел на него через газету, опустил взгляд снова и начал читать вслух:

«Восточные приключения мисс Лексхэм. Джон Бирдсли. Следующее драматическое повествование содержит полное и правдивое изложение событий, произошедших с дамой высокого происхождения, как было рассказано ею нашему корреспонденту».

Аддервуд оторвал глаза от газеты.

– Драматическое повествование? Странный способ выражаться.

– Все знают, что Бирдсли воображает себя писателем, – сказал Марчмонт. – Как я помню, однажды он написал отчёт о пожаре в форме греческой поэмы, дактилическим гекзаметром.

Аддервуд вернулся к газете и продолжил читать в подходящем драматическом тоне:

Каир, Египет.

Рождество 1817 года.

Она не могла решить, будет ли обезглавливание самым худшим из того, что может случиться с ней.

Хотя, определённо, существовала и такая возможность.

Солнце уже село, и почти полная луна всходила на небе. С наступлением ночи ворота квартала Эль-Эзбекия, где проживали европейцы, закрывались, так же, как и ворота в других частях города.

В Каире только полицейские, преступники, демоны и призраки блуждали по улицам в темноте.

Уважаемые люди не выходили из дома, а респектабельные дома не открывали дверей.

Она это знала. И в то же время продолжала свою безумную гонку к воротам. Вопрос о возвращении назад не стоял.

Она подошла к ограде и стала смотреть на запертые ворота. Её мозг торопливо перебирал возможные варианты. Их не было.

В любую минуту полиция или стража квартала могут появиться и схватить её. Что бы не произошло потом, хорошего будет мало. Возвращение в дом, из которого она сбежала, вело лишь к неминуемой гибели. Её отдадут на потеху солдатам, или высекут, или забьют камнями, или возможно, всё вместе. Либо, если они будут заняты более важными делами, ей попросту отрубят голову.

Девушка постучалась в ворота.

Лицо появилось в окошке.

– Уходи прочь, – сказал ей сторож.

– Во имя милосердия, – проговорила она. – У меня важное сообщение для английского эфенди. – Она приподняла руку, чтобы он мог увидеть рубиновое ожерелье, свисавшее с её пальцев. – Господь вознаградит Вас за помощь мне.

На случай, если Господа не окажется поблизости прямо сейчас, у неё были приготовлены ценные ювелирные украшения.

Её сердце билось так сильно, что она думала, оно выскочит из груди. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы рука не дрожала, пока она покачивала перед сторожем рубинами. Они мерцали в лунном свете, легко различимые. В этой части света облака не препятствовали луне и звёздам, чьё сияние было похоже на призрачную форму дневного света.

Она не помнила, когда в последний раз находилась на открытом воздухе, под луной и звёздами.

Взгляд из-за решётки переместился с рубинов на её закутанную фигуру. Качество её плаща говорило о том, что она не была обычной проституткой или нищенкой. Ни о чём другом оно рассказать не могло. Рубины должны говорить за неё. Если они окажутся недостаточно убедительными, у неё были и другие драгоценности. Она пришла из богатой семьи, где даже рабы были щедро украшены. Она унесла все сокровища, которые смогла. Она их заслужила.

– Кого ты хочешь видеть, дочка? – голос сторожа подобрел, его настроение смягчилось, без сомнения, благодаря сверкающим камушкам в её руке.

Бакшиш служил смазкой всех сделок в Оттоманской империи. Будь оно иначе, девушка бы не дошла сюда.

– Англичанина, – ответила она.

– Какого именно?

Она бы с радостью назвала имя мистера Солта, поскольку он был генеральным консулом Британии. К несчастью, она знала, как и все в Египте, что он путешествует по Нилу с компанией аристократов.

Сколько раз она слышала о компаниях англичан за время своего заключения? Она не знала наверняка, кем они были. У местных женщин, поставлявших сплетни в гарем, были трудности с европейскими именами. Все иностранцы считались франками, непроизносимые имена значения не имели. Требовалось тщательно расспрашивать, чтобы установить, кто именно из прибывших являются англичанами.

Ей хотелось закричать «Помогите мне! Это мой единственный шанс!». Но она научилась себя сдерживать, сохранять спокойствие в то время как вихри эмоций кружили вокруг неё. Данное умение служило важным инструментом выживания в этом мире.

Она спокойно сказала:

– Имена франков невозможно выговорить. Это человек из большого дома, не из дома британского консула, а из того, другого. Умоляю, разрешите мне войти. Моё сообщение очень важное. К утру будет слишком поздно, и другие пострадают от последствий.

Я точно пострадаю. Я буду мертва или буду мечтать о смерти.

Ворота открылись, совсем немного: едва достаточно, чтобы ей протиснуться. Они быстро захлопнулись за ней, прищемив край плаща. Она потянула, и ткань разорвалась.

Её сердце так билось, что она едва дышала. Она боялась, что все её предосторожности окажутся напрасными. Её снова поймают, и на этот раз наказанием будет утопление, удушение, отравление или обезглавливание.