Страница 22 из 52
В кабинете расселись по жестким стульям — здесь все было по-спортански. Андрей поёрзал немного, находя самое удобное положение для своего, ставшего каким-то не удобным, тела, что не прошло мимо глаз командира. Батя вообще всё видел, только не обо всём говорил.
— Значит так! — Грохнул ладонью по столу. — Отправляешься в отпуск на 45 суток, для начала. В конце апреля медкомиссия. Очень хочу, Филин, чтобы ты её прошёл — вижу, не ошибся я в тебе, нужен мне такой разведчик. Но! Здоровый, чтоб тянул, а не его тянули. Ясно?
— Ясно, Батя.
— Ох, и завидую я тебе, Андрюха. — В первый раз назвал Филина по имени. — Весна в Одессе, это ж мечта поэта. Тепло, море плещет, девки ногасто-сиськастые в мини… Кр-расота-а-а!!! А тут ты: старлей, орденоносец, молодой, фигуристый из себя, с палочкой, как настоящий пёс войны. Да девки, от желания под тебя залезть, будут лифчики на себе рвать! Как думаешь, Филин?
— Посмотрим.
— Посмотрит он! Скромняга! Ты, вот что, делай что хочешь, а вернуться к эскулапам должен без клюки, и это приказ!
— Есть вернуться без клюки. Приказ командира — Закон для подчиненного. — Улыбнулся Андрей.
— Ты это. Ты не ёрничай тут, чай не прапорщик перед тобой, а командир отряда, целый подполковник. А без шуток, если, то ты хоть и салажонок ещё, но цепкий, и по духу правильный. Думал, я, что, такого как Шах, больше не найду, ан глядишь, появился Филин. Только я тебя «гэбарям» не отдам. У них там свои песни, а у нас свои. Да ты, я думаю, и сам не пойдешь?
— Точно, Бать, на хрена мне их игры.
— Ну, вот и ладушки. Лечись, давай, Филин, девок порть в меру, только не обженись ненароком.
— Есть, девок портить в меру!
— Ну, гаденыш! Я-тя накажу-у!!! Потом, когда вернёшься.
Батя смеялся, оказывается, так заразительно, что не было сил сдержаться. Ржали до коликов в боку.
— Ну ладно, — Утирая слезу, произнес командир. — Тут вот ещё что.
Улетучилось веселье, как и не было.
— Ты вообще-то знал, что Слон твой земляк, одессит?
— Нет, он не говорил.
— Коренной. В пятом или шестом поколении. Но, это не важно. Потеряли мы нашего Слона. Пока тебя в Кабуле выхаживали, его отправили в Ташкент. А там эти, чурки узкоглазые, у него отняли обе ноги, коновалы, мать их за душу! Инвалид, он, безногий. Две недели назад, сообщили, что перевели его в 411 госпиталь, что в Одессе. Там он сейчас. Знаешь адрес?
— Да уж… Улица Пироговская.
— Да хоть Блинная! — В сердцах произнес Батя. — У Слона нашего только мать, а он единственный сын. Всё хотел семью слепить, да детишек нарожать, не раз мы здесь до полуночи говорили… А-а, что и говорить!
На глазах Бати навернулись слезы, только теперь слезы были другие. Толи слезлив был командир, толи, от войн, чувства были обнажены, как нерв…
— Ты это, Андрей, сходи к нему. Ты ему должен… И вот ещё что…
Подойдя к сейфу, Батя тяжело вздохнув, достал красную сафьяновую коробочку и положил на стол перед Филином.
— Сам хотел, но думаю, если ты отдашь — ему будет в двойне приятно. Это его второй. И последний! Эх, Слон — Слон…
Открыв коробочку, Филин, увидел, покоившийся на белом атласе, орден Боевого Красного Знамени. Новенький, не потертый — цена за потерянные ноги…
— Представлял к Герою, — тихо произнес Батя. — Да там, «наверху», у них свои расклады, сказали, что два Героя за два года(!), да за одно и тоже(!), да в одном подразделении(!), не бывает. Суки! Даже орден «Лысого» не дали! Но, я буду не я если…
— Я понял, Батя. Не рви сердце.
— Да чего там! Только от сердца, как ты говоришь, одни ремни остались, на портупею. Как в какую-нибудь жопу лезть — это мы, а как отблагодарить вас, пацанов, так, это они получают висячки на китель да теплые места в штабах, суки!.. Ладно! Там всё зачтётся, каждому! — Командир поднял глаза к потолку.
— Обязательно, Батя.
— Так! Закончили с лирикой! Через двадцать минут праздничный ужин. Твои звёзды будем обмывать, Андрей. И те, что погонные, и те, что на китель! Иди, Филин, во взвод. Приведи в соответствующий порядок погоны, и готовься, разведчик, тебя сегодня «обмывают». Ну, шагом марш!
Филин не сдвинулся с места. Что-то не пускало его: толи во взгляде Бати увидел чего, толи еще что.
— Ну! Чего замер столбом?
— Батя, что-то ещё?
Командирский взгляд сверлил Филина, словно рентгеновский луч, не меньше минуты.
— А ведь заберут тебя «гэбари», ох, заберут, такие кадры — штучный товар. — Задумчиво произнес Батя. — Не хотел говорить, да видно шила в мешке не утаишь… Ты ведь знаешь, что Слон песни писал для всего отряда? Ну вот. О том, что ты жив, тезка твой узнал только в Одессе. Фу, бля!.. Не привычная ситуация… Короче. Слон написал письмо пацанам, поздравления там, с 23 февраля, и стихи. На, вот. Это тебе, Филин, песня посвящена… Салажата, уже её поют во всю, они-то не в курсе, у нас тут призыв пошёл, а вот «старики» молчат, что бы ни накликать Косую. А я думаю — ребятам из «Голубых беретов» отослать, знаешь, есть такой ВИА, там братишки афганцы поют. Может получиться из этого что-то?
Ладони у Андрея почему-то стали мокрыми, а сложенная вчетверо бумажка никак не разворачивалась:
8 марта 1989 г. Одесса. Госпиталь.
Это была ранняя весна. Природа старалась во всю.
Филин не любил самолеты, за то, что в них он не ощущал расстояний. Филин любил поезда. Он любил проделывать путь между Москвой и Одессой, туда и обратно, на фирменном скором поезде «Черноморец». А почему нет? Чистые, на удивление, купе; свежие, накрахмаленные простыни; чай, всегда свежезаваренный! Чудо МПС? Да нет, всё очень просто — в этом поезде проходили практику студенты, как машинисты, и студентки, как проводники, Одесского железнодорожного техникума. Каждый и каждая, из них хотели получить хорошие оценки и т. д….
«Черноморец» шёл до Одессы сутки. … А на дворе начинался март… Да Андрей — молодой, орденоносный офицер, правда не до конца выздоровевший, но с очень приподнятым «настроением»… В общем, в дороге Филин не скучал…
2 марта он позвонил в звонок у двери, за которой он вырос…
А уже 4 марта в квартире Андрея раздался телефонный звонок. Трубку сняла мать:
— Слушаю?!
— Добрый день, н-нах…
— Здравствуйте.
— Можно позвать к телефону Андрея, н-нах?
— Пожалуйста. — Мать пожала плечами и позвала Андрея. — Андрюша! Тут тебя к телефону просит матерящийся молодой человек.