Страница 1 из 13
A
Сбежав из лагеря, где он мотал срок за убийство, Ролан Тихонов решил твердо – с уголовным прошлым покончено. Но оказалось, путь на волю лежит через кровь – один труп, другой... Вроде бы нашлась тихая пристань, где можно начать новую жизнь под чужим именем. Да не дают ему покоя. Бандит Зубодер, с которым Тихонов рванул с зоны, требует отступных. Иначе – смерть. Значит, опять Ролану надо брать в руки оружие и расправляться с врагами. Он верит в свою счастливую звезду, она не обманет...
Владимир Колычев Вольному – воля
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Эпилог
Владимир Колычев Вольному – воля
Глава 1
И снова зона, и снова строгий режим. А ведь можно было бы избежать всего этого. Был шанс начать новую жизнь, но не свернул он со скользкой дорожки. Преступная жизнь, преступные деяния – и вот, как итог, тринадцать лет лишения свободы.
В этот срок были включены полгода, проведенные в следственном изоляторе, но не засчитаны пять месяцев, в течение которых он лежал в больнице, в нейрохирургическом отделении после страшного ранения. Пулю из головы вытащили, пробоину в черепе залатали металлической пластиной. Операция прошла на редкость успешно, но Ролана едва не загубили в реанимации: паршивый уход, даже не дефицит, а полное отсутствие дорогих эффективных лекарств. А с его стороны не было желания жить дальше. Он не хотел выкарабкиваться с того света, хотя понимал, что пропуск в райские кущи за свою греховную жизнь он не заслужил. Но, видимо, и в аду его не очень-то ждали, поэтому не умер он от заражения крови, которым его наградила медсестра, – непонятно, то ли по халатности, то ли по злому умыслу. Не так давно эта женщина потеряла сына – в пьяной драке он был забит до смерти матерыми уголовниками. Именно поэтому она так невзлюбила Ролана, судимого в прошлом и подследственного в том больничном настоящем...
После больницы был следственный изолятор. Далее – суд, приговор, этап на дальнюю лесоповальную зону. Карантинная камера, ржавеющие шконки в три яруса, под грязно-серым потолком яркая до боли в глазах лампочка дежурного освещения. Поздно уже, ночь, но спят не все. Кто-то переговаривается меж собой, кто-то лежит молча и думает о том, что ждет его впереди. Строгий режим – не особый, рецидивисты здесь есть, но и новичков более чем достаточно. Новичкам сейчас сложнее всего. О жизни в зоне они знают в теории, а совсем скоро, возможно уже завтра, для них начнется каторжная практика. У Ролана это вторая ходка, но и у него на душе неспокойно, вопрос наслаивается на вопрос – в голове суматоха. Как примут его в камере, как жить ему дальше, к кому примкнуть, к блатным или мужикам?
В прошлой своей жизни он был отрицалой, состоял в пристяжи смотрящего зоной, имел определенный авторитет. И после, уже на свободе, примкнул к законному вору, исполнял его волю – за что, в сущности, и пострадал. Выжил он чудом, но в чудеса больше не верит. И в сказки о воровском благе тоже. Нет в блатной жизни никакой романтики, есть только кровь и горькие слезы. О воровской короне даже мечтать неохота, не говоря уже о том, чтобы рваться к ней – по трупам, как по шпалам. Но в то же время жизнь в неволе у него долгая, статья тяжкая – на условно-досрочное рассчитывать не приходится, а блатные на то и блатные, что блат у них должен быть в зоне, привилегии всякие, опять же грев из общака. Можно было бы примкнуть к черноходам из одних только корыстных интересов. Можно было бы, если бы не закавыка. Ролан еще на этапе узнал, что срок ему придется мотать на «красной» зоне, где бал правят менты и активисты-красноповязочники. В смотрящих здесь законный вор, которого до сих пор не развенчали, хотя все знают, что ссучился он еще два-три года назад. И в пристяжи у него такие же суки. Правильные воры держатся здесь не долго – кого не сломишь уговорами и штрафным изолятором, того опускают по беспределу. Здешний «хозяин» ни с кем, говорят, не церемонится – и не счесть, сколько сейчас в петушиных кутках бывших авторитетов. Так что против течения лучше не плыть, тем более, если нет такого желания. С головой у Ролана еще не все в порядке, в непогоду иной раз так болеть начинает, что хоть в петлю лезь. Но сила в руках есть, мощное тело, крепкие ноги – одним словом, на лесоповале он не пропадет. Будет работать, будет валить лес, глядишь, худо-бедно до конца срока доживет. К пятидесяти годам на свободу выйдет. А вот что дальше?
Ролан тяжко вздохнул, повернулся на бок, лицом к стенке, закрыл глаза. Но уснуть он смог только под утро.
А в шесть утра прозвучала команда «Подъем». И кто бы ты ни был, авторитетный блатной или последний из прокаженных, будь добр, оторви свое бренное тело от шконки и становись в очередь к умывальнику. Откровенных активистов среди новичков еще нет, никто вроде бы не торопится надеть на рукав красную повязку, но все знают, что «кум» уже провел работу с вновь прибывшими зэками, что есть у него в камере свои люди, которые все видят, все замечают и запоминают, чтобы затем донести куда следует.
С Роланом тоже работали. Позавчера с ним разговаривал начальник оперчасти, сорокалетний майор с желтушными глазами. То с одного боку зайдет, то с другого, и так и эдак, дескать, друг другу помогать надо. Пришлось объяснить ему, что мент ему другом никогда не будет. Стучать Ролан отказался наотрез, в актив записываться тоже, но не грубил, говорил спокойно, обстоятельно – чтобы сразу с этапа не залететь в штрафной изолятор. В общем, всем своим видом дал понять начальнику, что вышел он из того возраста, чтобы геройствовать во славу собственного авторитета. Не нужны ему лишние проблемы, и без того по уши в дерьме...
Подъем, утренний туалет. И еще осмотр. Роба должна быть чистой, подворотничок свежим, сапоги начищенными если не до блеска, то близко к тому. Ролан, что называется, соответствовал. Но ему было все равно, что подумает о нем начальник. Главное, чтобы зэковская братия видела в нем человека, привыкшего следить за своим внешним видом. Чистота – залог не только здоровья, но и уважения. Правильный арестант никогда не опустится до уровня грязного и презренного чушка.
Завтрак Ролана не порадовал. Каша из непонятных злаков с перемолотыми мослами и хрящами, плохо пропеченный хлеб с какой-то соломой, едва подкрашенный теплый чай. Но делать нечего: собственный хабар пуст, как амбар в голодную неурожайную пору, а о передачах с воли можно только мечтать. Некому слать ему грев с воли, разве что мать посылочку раз в месяц соберет.
После обеда из камеры выдернули несколько человек, в том числе и Ролана. Толстощекий зэк из актива с красной повязкой на рукаве выстроил их в коридоре карантинного корпуса. Сытая вывеска, презрительный взгляд, наглая ухмылка от уха до уха – как будто он соль земли, а все остальные прах могильный под его ногами. Был бы Ролан помоложе, он бы сказал этому козлу пару ласковых, а может, и промеж глаз въехал. Но нет в нем прежней прыти, да и не нужны ему конфликты. Поэтому он молча отправился в класс профотбора, где новичков ждала целая комиссия с начальником производства во главе.
Ролан сразу понял, что комиссия была создана для проформы. Никто не заглядывал в его личное дело, никто не спрашивал о полученном на гражданке образовании. Да и ни к чему это было, ведь работа на зоне одна – валить да грузить в лесовозы сосны и ели. И неважно, умеешь ли ты работать бензопилой – все равно и научат, и заставят. Как и ожидалось, его определили на лесоповал и зачислили в третий отряд, как и всех остальных, кто вместе с ним прибыл на профотбор.