Винтерфилд

Еще дома, когда отец давал ей первые уроки меча, он научил ее уделять оружию соперника лишь толику внимания, остальное же отдавать глазам, что напротив. Они выдают намерение раньше, чем клинок, а кроме того, это дает некоторую власть над психикой противника.

Эрна фон Скерд бесилась. Она вышла победить мокрохвостую сучонку наскоком, вытереть ноги и перешагнуть через нее. Не она, а трт, в кресле, был ее желанной жертвой, чьим унижением она жаждала насладиться сполна.

И перестроиться она уже не могла. Она была рабом своих страстей, а не их полноправной властительницей. Чем больше очков она теряла за «грязь», тем опаснее, непредсказуемее и мощнее становились ее удары. Лея изнемогала. Если она упадет, никакие очки не спасут ее, то будет полная победа фон Скерд.

— Кто эта девочка? — спросил лорд Грэй, опуская обязательное «сир». Она потом вспомнит эту тонкость, сейчас у нее нет на нее времени.

— . Одна из фрейлин жены, дворяночка с Запада, кажется, Андольф. Ах, какое коварство! Я и не подозревал, что моя дражайшая супруга способна скрывать такое маленькое чудо, и тщательно, в тайне, готовить ее. Не правда ли, хороша?

— Хорошая девочка, — согласился чемпион. — Чистенькая и хваткая. Неотразимая, как банальность.

Слава богу, они оценивали ее профессионализм, а не женские стати. Она и того наслушалась от придворных, когда те полагали, что она стоит слишком далеко, или когда им было наплевать на ее оскорбленные чувства.

А потом все случилось в один момент. Взвыл рожок, рефери выскочил меж соперницами, его помощники схватили за руки бранящуюся и брызжущую слюной фон Скерд, и герольд важно, но явно давая понять, что лично он очень рад, объявил победительницей полуфинала представительницу сборной ее величества Лею Андольф.

Брави фон Скерд взорвались негодующими воплями, оскорбляя победительницу, судей и систему подсчета очков, но их заглушил рев публики, обожающей спортивные скандалы. Гиацинты кинулись обнимать Лею, дрожащую всем телом, словно загнанная лошадь. При любой иной системе подсчета очков она неминуемо бы проиграла. Букмекеры метались в толпе, кто-то во всеуслышанье выяснял судьбу своих ставок, Катарина фон Лиенталь с многозначительным и довольным видом сделала королеве книксен, та смотрела на нее с явным сомнением, сердясь, что ее выставили дурой и одновременно радуясь небывалому взлету своей команды.

Влажные пряди прилипли к разгоряченному лицу Леи, она вспомнила наконец об этикете, повернулась к королю и поклонилась ему. Внимательный взгляд лорда Грэя в момент остудил ее возбуждение. Вольно ему разглядывать ее!

Она и в мыслях не держала, будто может победить фон Скерд, она еще не свыклась с этим триумфом, но сейчас…

Всю ее, до последней клеточки, пробил озноб. Фон Скерд уже БЫЛА, и то были цветочки. Вот кто ее ждет. Тело ее молило о пощаде. Против него она и руки поднять не сможет. Он одним мизинцем намажет ее на бутерброд.

Фрейлины отхлынули от нее, Эрну фон Скерд, заботливо придерживая под локти, выдворили за канаты, толпу оттеснили туда же, гул стих, словно усмиренный взмахом дирижерской палочки, лорд Грэй неторопливо поднялся, свеженький, вытянул из ножен меч. Что, уже?

Лея поняла, что еще один его шаг, и она умрет от разрыва сердца.

Он сделал этот шаг, грациозный и смертоносный, как огромная кошка, и положил меч к ее ногам. Тишина стала гробовой, и Лея никак не могла сообразить, что означает этот жест.

— Я сражен юностью и красотой, — пояснил чемпион, взял ее безвольную руку и поцеловал. Зал кругом угрожающе поплыл, и она беспомощно подчинилась, когда он заставил ее подняться по ступенькам возвышения и занять его кресло. Бывшее его. Он уступил ей без боя.

— Что за черт? — прошипел король, продолжая благостно улыбаться для публики, криками приветствующей новую чемпионку. — Как ты смеешь превращать мой фестиваль в балаган?

На выразительном худом лице лорда Грэя цвело выражение глубокого довольства собой. Будто она тут и не сидела.

— Посмотрите, — мурлыкнул он, — какая хорршая девочка. Когда еще мне выпадет случай уйти галантно, красиво… и небитым.

— С Эрной ты бы так не раскланялся?

— Да я что, рехнулся?

Будто ее тут и не было!

Эрна, стоявшая у самых канатов, мерила их прищуренными презрительными и злыми глазами.

— Спрятался за бабью юбку! — выкрикнула она. — Ха! Радуйся сегодня, девочка, успевай, на чужом месте сидючи. Я тебя запомнила. Скоро плакать будешь. И не сядешь ты сюда через год, липовая чемпионка!

С этими словами она развернулась на каблуках и вышла, уводя за собою толпу свистящих и улюлюкающих прихвостней.

— Тебя сейчас в клочки разорвут, — сказал король. — Ты что, не понимаешь, сколько народа на тебя ставило и потеряло денежки из-за твоей паскудной галантности? Я назначу расследование, и если окажется, что ты поставил против себя… дисквалифицирую к чертям!

— Сделай милость, — буркнул экс-чемпион, провожая глазами Эрну фон Скерд. Что-то в нем неуловимо изменилось, будто внезапно выдохлось искристое шампанское или наступило отрезвление. — Я уж отсидел все на свете в этом кресле…

Сидя в кресле, вожделенном для всех, кроме нее, Лея чуть не плакала. Какая, к дьяволу, галантность? Неужели все ослепли? Он попросту воспользовался ею, чтобы от души лягнуть осточертевшую ему злобную стерву. В эту минуту она находилась в полном согласии с чувствами, питаемыми к нему фон Скерд, и расписалась бы под каждым ее словом. Спрятался за бабью юбку? Точно!

Наградил ее сомнительным титулом липовой чемпионки. Это прилипнет. Подарил ей своего врага. Душевное вам спасибо, благородный лорд Грэй!

5. Милые девичьи забавы

— Лорд Роули приглашает на речную прогулку, — сказала Зильке, возвращаясь от двери с охапкой тюльпанов и карточкой в руке. — Он будет на веслах. Как романтично! Что скажешь?

Нечесаная и неодетая, Лея пластом лежала на постели, а Гиацинтовая фрейлинская напоминала экзотическую оранжерею: букеты самого причудливого ассортимента — от простеньких ранних нарциссов до тепличных орхидей, в зависимости от амбиций дарителей, — стоявшие тут и там в вазах, банках и даже пивных бутылках, заставляли забыть о ее привычной убогости. Если поток цветов не иссякнет, заметила Катарина фон Лиенталь, придется либо отправлять подношения за окошко, либо задействовать ночные горшки. Гиацинты наслаждались двумя днями отпуска, милостиво пожалованными королевой, отдыхали от корсетов, щеголяя в пеньюарах поверх нижнего белья, а обитательницы прочих фрейлинских терзались самой черной завистью и строили планы коварной мести.

— Он будет на веслах, — повторила Теодора, меланхолически водя пилочкой по ногтям. — Стало быть, без посторонних. Лодочка у него ничего: ковры, меха, парча… Учти только, если тебе что-то придется не по вкусу, встать и уйти ты не сможешь. Разве что за борт сиганешь.

— Роули — дерьмо, — подала голос Хайке. — Это видно с первого взгляда, а когда он открывает рот, становится ясно, что он этим гордится. И кто поручится, что в пароксизме возбуждения он не опрокинет лодку?

Лея повернулась на бок и подперла голову рукой.

— Вообще-то, — задумчиво сказала она, — я хорошо плаваю.

— Вот-вот. А потом родственники тебя же и обвинят, будто ты его утопила.

Зильке между тем продолжала разбирать и вспарывать конверты.

— Лорд Деспард, — провозгласила она, пародируя манеру герольдов, — зовет на ужин при свечах. Тет-а-тет. И этот туда же! Ему же семьдесят пять!

— С ума сойти, — вздохнула Хайке, постукивавшая босой пяткой по спинке своей кровати, — все это могло быть моим!

Барабанный стук в дверь заставил Зильке подняться и отворить. Двое мальчишек-посыльных втащили огромную, в половину человеческого роста, корзину, груженную целым розарием вперемежку с бутылками, остро зыркнули на фрейлинское неглиже и исчезли, испепеленные взглядом фон Лиенталь.

— Офицеры гусарского полка, расквартированного в Буанси, просят оказать им честь, посетив их вечеринку. Тут ничего не сказано про подруг!