Пятьдесят оттенков свободы

В первой галерее Кристиан встревоженно смотрел на эротические фотографии, посасывая едва заметно кончик душки его очков-авиаторов. Все они были работами Флоренс Д’ элль — обнаженные женщины в различных позах.

— Не совсем то, что я имела в виду, — неодобрительно пробормотала я. Они заставили меня вспомнить о коробке с фотографиями, которую я нашла в гардеробе… нашем гардеробе. Интересно, он когда-нибудь уничтожит их?

— Я тем более, — ответил Кристиан, усмехнувшись мне, и, взяв меня за руку, повел меня к следующей экспозиции. Мне стало любопытно, следует ли мне, в конце концов, позволить ему сделать фотографии меня. Моя Внутренняя Богиня отчаянно начала кивать, выражая свое одобрение.

Следующая экспозиция была представлена работами женщины-художника, которая специализировалась на — фрукты и овощи крупным планом в отличном качестве и богатом насыщенном цвете.

— Мне нравятся вот эти, — я указала на три картины с перцем. — Они напоминают мне о том, как ты резал овощи в моих апартаментах, — хихикнула я.

Рот Кристиана скривился в попытке скрыть свое веселье, тут же с треском провалившейся.

— Я думал, что довольно умело справился с этим, — раздраженно пробормотал он. — Я был немного медлителен и, в любом случае, — он притянул меня в свои объятья, — ты отвлекала меня. Куда бы ты хотела повесить их?

— Что?

Кристиан потерся носом о кромку моего уха.

— Картины — куда бы ты хотела повесить их? — он прикусил мочку моего уха, и я тут же почувствовала, как это отразилось внизу моего живота.

— На кухню, — прошептала я.

— Хммм. Хорошая идея, миссис Грей.

Я опустила взгляд на ценник. Пять тысяч евро!Твою мать!

— Они безумно дорогие! — ахнула я.

— И что? — спросил он и снова прошелся носом по моему уху. — Привыкай к этому, Ана, — он отпустил меня и направился к столу, где молодая девушка, одетая во все белое, смотрела на него ослепленным взглядом. Я хотела закатить глаза, но вернула свое внимание к картинам. Пять тысяч евро… Иисус.

Мы закончили обед и наслаждались кофе в отеле Saint Paul. Вид окружающей сельской местности был ошеломительным. Виноградники и ряды подсолнухов создавали некий беспорядок на протяжении всей равнины, с вкрапленными тут и там опрятными небольшими французскими деревенскими домиками. Это был солнечный, ясный, прекрасный день, и мы могли смотреть на море, томно переливающееся на горизонте. Кристиан прервал мою мечтательность.

— Ты спрашивала меня, почему я заплетаю твои волосы, — пробормотал он. Его тон встревожил меня. Он выглядел… виновато. Дерьмо.

— Да.

— Кажется, гребанная шлюха позволяла мне играть с ее волосами. Я не знаю, было ли это воспоминание или мечта.

Вау!

Он пристально посмотрел на меня, выражение его лица было нечитаемым. Мое сердце настойчиво пыталось вырваться из груди. Что я должна была ответить ему, когда он говорит такое?

— Мне нравится, когда ты играешь с моими волосами, — мягко произнесла я, немного запинаясь, словно обращалась к ребенку. Он продолжал смотреть на меня, его глаза еще шире распахнулись от страха.

— Правда?

— Да, — это была правда. Я дотянулась и взяла его за руку. — Думаю, ты любил свою родную мать, Кристиан.

Его глаза стали еще шире, даже больше, чем когда- либо, и он не произнес ни единого слова в ответ.

Неужели я зашла слишком далеко?

Глава 4

Фифти, пожалуйста, cкажи что-нибудь, — умоляла я его взглядом, но он по-прежнему решительно молчал, глядя на меня своими бездонными изумрудными глазами, в то время как тишина увеличивала расстояние между нами. О чем ты думаешь, мой муж?Он выглядел так потеряно. Он посмотрел вниз, на мою ладонь в его руке, и нахмурился.

— Скажи что-нибудь, — прошептала я, потому что больше не могла молчать.

Он покачал головой и глубоко вздохнул.

— Пойдем, — ответил он и отпустил мою руку. Выражение его лица не изменилось. Неужели я перегнула палку? Я понятия не имела. Мое сердце сжалось, и теперь я совершенно не понимала, нужно ли что-то еще сказать или просто пойти. Я выбрала последнее и послушно последовала за ним из ресторана.

На красивой узкой улочке он вновь взял меня за руку.

— Куда бы ты хотела пойти? — спросил он.

Он заговорил!И он не был зол на меня — слава небесам! Я вздохнула с облегчением. В ответ на его вопрос я пожала плечами.

— Я просто рада тому, что ты все еще разговариваешь со мной.

— Ты знаешь, я не люблю говорить обо всем этом дерьме. Это прошло, закончилось, — ответил он тихо. Нет, Кристиан, это не…Эта мысль опечалила меня, и мне впервые стало вдруг любопытно, закончится ли это вообще когда-нибудь, но тут же осознала, что, вероятно, нет. Он всегда будет Fifty Shades… мой Fifty Shades.Но хотела ли я изменить его? Нет, не хотела — поскольку желала, чтобы он чувствовал себя любимым. Я взглянула на него — он был таким красивым, даже зачаровывающим, и он был моим. И это не было просто очарование его прекрасным точеным лицом, его телом, которое буквально завораживало меня — дело было в том, что скрывалось за всем этим совершенством, что привлекало меня, притягивало во всех смыслах… его красивая, хрупкая, ранимая душа. Он посмотрел на меня тем самым взглядом — немного забавным, немного осторожным и полностью сексуальным. Затем он подхватил меня под руку, и мы начали пробираться через туристов туда, где один из близнецов припарковал просторный Ауди. Я скользнула рукой в задний карман шорт Кристиана, благодарная за то, что он не злился на мое высказанное предположение… Но какой четырехлетний малыш не любит свою маму, какой бы плохой она ни была? Я тяжело вздохнула и прижалась к нему поближе. Я знала, что за нами следовала команда безопасности, и мне стало любопытно, ели ли они?

Кристиан остановился возле маленького ювелирного бутика, поглядывая то на витрину, то на меня. Он наклонился ко мне, взял мою свободную руку и пробежался пальцами по тускнеющей красной линии от наручников, осматривая ее.

— Она не болит, — быстро пробормотала я.

Он развернулся и освободил мою руку из его кармана. Взяв ее в свою ладонь, он бережно перевернул ее и стал рассматривать мое запястье. Красный след был скрыт под платиновыми часами Omega, которые он подарил мне на завтрак первым утром в Лондоне. Гравировка все еще приводила меня в обморочное состояние.

Анастейша,