Страница 28 из 71
Время от времени какой-то мужчина спускался с горы лома, держа в руках добычу — руль, часть двигателя, бесформенный кусок металла. Он передавал это другому человеку, который, отсчитав ему определенное количество потертых купюр, уносил добычу с собой.
Мы осторожно подошли. От нестерпимой вони у меня слезились глаза. Камаль что-то спросил у одного из «стервятников». Тот показал рукой налево, на низкий навес, сделанный из покореженных листов белой жести. Мы отправились туда. Из-под навеса вышел еще один человек и трижды расцеловал Камаля в обе щеки. Он был среднего роста, с густой гривой рыжевато-коричневых волос и небольшой бородой. Это и был совестливый «стервятник».
Камаль рассказал ему, что мы ищем, особо подчеркнув, что двигатель должен быть в хорошем состоянии. Он ничего не сказал о деньгах, которыми мы располагали. Когда на обратном пути я спросил об этом Камаля, он ответил:
— В Штатах первым делом спрашивают о цене. Сколько это стоит? Почем? Но в Марокко деньги — это последнее, о чем вы говорите. Сначала нужно выбрать то, что вы собираетесь купить. И лишь когда убедитесь, что это именно то, что вам нужно, тогда уже вы и договариваетесь о цене.
Да уж, здесь была совершенно обратная система.
— А как узнать заранее, хватит ли денег? — спросил я.
— Никак, — ответил Камаль, — но для этого и нужно торговаться.
Хамза и Осман были дома. Они ходили взад-вперед, ожидая меня. Сторожа объявили, что мне нужно посмотреть кое-что очень важное.
— Опять несчастный случай? — спросил я.
— Нет, не несчастный случай.
— Слава богу! А что тогда?
— Пойдемте за нами.
Мы прошли по террасе в сад внутреннего двора.
Хамза протянул руку и ткнул указательным пальцем на верхушку большой пальмы.
— Видите? — спросил он.
Я не заметил там ничего необычного.
— Мне кажется, что все в порядке.
Хамза и Осман сжали ладонями щеки.
— В каком смысле? — спросили они в один голос.
— Ну просто я не вижу ничего странного.
На этот раз пальцем на дерево показал Осман.
— Вон там, — сказал он.
Я посмотрел вверх, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в ярком свете полуденного солнца. Наклонив голову, я прищурился, потом еще раз, пока постепенно не рассмотрел то, из-за чего сторожа так взволновались. За гроздью фиников на шнурке висело небольшое безжизненное существо, похожее на крысу.
— Это еж, — пояснил Осман.
— И что он там делает?
Хамза повел меня по двору, через веранду, прочь из дома. Я следовал за ним через трущобы, где все еще стояла палатка фанатиков, затем вниз по холму в сторону моря. Я снова и снова спрашивал, куда он меня ведет. Но сторож не отвечал, он лишь сказал, что мы должны найти безопасное место, чтобы поговорить.
— А разве в доме не безопасно?
На лице Хамзы появилось выражение абсолютного ужаса. Мне показалось, что от страха его загорелое лицо стало цвета слоновой кости.
— Нет, — сказал он и повторил: — Нет, мсье Тахир, в доме очень опасно.
В конце главной дороги Хамза пересек набережную Корниш и направился через забор к пляжу. Тяжелые зимние волны бились о песок. Сторож остановился и в упор посмотрел на меня.
— Плохие новости, — сказал он.
— Что-то с рабочими? Они недовольны тем, что их уволили?
Хамза замер.
— Нет, нет, рабочие тут ни при чем. Гораздо хуже. Кто-то пытается навредить вам.
— Квандиша и джинны?
Сторож опустил глаза.
— Я все вам расскажу, — тихо сказал он.
Мы сели на песок, и Хамза пристально посмотрел на прибой.
— Жил когда-то человек, который влюбился в жену другого человека, — начал он, отведя глаза в сторону. — Он тайком встречался с ней под пальмовым деревом в первую ночь каждого месяца. Он дарил ей скромные подарки — розу, сласти, что-то вроде этого. Женщина влюбилась в этого человека, и они вместе сбежали. Обманутый муж поклялся, что убьет их обоих. Его семья была обесчещена. Он выслеживал любовников неделями, месяцами, годами.
Хамза пальцем начертил на песке квадрат.
— Когда он наконец отыскал их, они жили в доме у моря. У них родился ребенок, и они были счастливы. Муж женщины выломал дверь, он готов был уже убить обоих, но что-то в последний момент остановило его. Он повернулся, пошел к себе домой и покончил с собой.
Я гадал, что общего имеет эта история с несчастным ежиком.
— В этой женщине было нечто неведомое обоим мужчинам, — сказал Хамза.
— В смысле?
— О, она была не простой женщиной, а джинном, и ее звали Квандиша.
— Значит, Квандиша — это женщина-джинн?
— Да.
Я спросил, при чем здесь ежик.
— Это знак, — ответил сторож. — Знак того, что Квандише не нравятся те, кто живет в ее доме.
— Ну и что мне теперь делать?
Хамза пристально вглядывался в воду. Рот его был открыт, однако слов оттуда не появлялось.
Я повторил свой вопрос:
— Скажи мне, что делать?
— Забирайте жену и детей, уезжайте из Дар Калифа и никогда не возвращайтесь.
Я оказался в затруднительном положении. Уволив по совету Камаля рабочих, я потерял в результате целое состояние. Надежда вернуть хоть часть денег была слабой. Какой-то местный гангстер пытался угрожать мне; таинственным образом исчезли документы на принадлежавший мне дом в центре городских трущоб, да и погода с каждым днем становилась все хуже. А теперь мне еще вдобавок говорят, что я должен покинуть этот дом, поскольку невидимый дух недоволен тем, что мы живем в нем.
На следующий день я спросил у Камаля, что он думает по этому поводу. Мой помощник не сомневался, что дохлый ежик и история о Квандише были частью хитроумного плана, имевшего целью напугать нас и выжить из дома.
— А вам не кажется, что это сторожа пытаются захватить дом? — спросил я.
Камаль какое-то время размышлял над моим вопросом.
— Нет, — заявил он наконец. — Сторожа тут ни при чем. Кто-то другой положил глаз на этот дом.
— Откуда такая уверенность?
Камаль снова замолчал.
— Потому, — сказал он задумчиво, — что Дар Калифа очень много для них значит.
Имам наших трущоб выглядел озабоченно. Когда я проходил мимо мечети, он криво улыбнулся, но не попросил денег. Именно поэтому я и понял: что-то было не так. Повсюду в переулках и лавочках вдоль главной дороги чувствовалось напряжение. Оно передалось мне, как и всем остальным.
Окна в палатке закрывались только в сумерки. До этого два бородача сидели у окна на табуретах: на головах белые вязаные шапочки, а поверх рубах на них были надеты синие свитера в тон. Каждый, кто проходил мимо палатки, ускорял шаг, словно бы бородачи только и поджидали удобного момента, чтобы схватить зазевавшихся прохожих и перерезать им глотки.
— Они похожи на террористов, — прошептал мне тем же вечером Осман. — Ой, боюсь, добром все это для нас не закончится. Если власти заметят анархистов, то они снесут наши дома. Они решат, что мы поддерживаем радикалов.
— Так почему вы их не прогоните? Это ваш бидонвиль,а не их.
Улыбка на лице Османа превратилась в гримасу.
— Если мы прогоним их, — сказал он, — они сожгут наши дома.
Рамадан продолжался. По мере этого его крепкий фасад — строгий пост, который всем так нравится, — становился все тоньше и тоньше. Каждый последующий день Камаль встречался со мной позже, чем в предыдущий, а однажды не пришел совсем. Мне стало не по себе. Я подумал, что, возможно, мой помощник убился во время своей утренней погони за адреналином или его сбил окончательно ошалевший от отсутствия никотина водитель.
После полудня улицы Касабланки превращались в ужасное место. Машины вихляли по улицам еще хуже обычного, произвольно переезжая с одной полосы на другую так, будто их водителей не беспокоила возможность столкновения. Абсолютно во всех автомобилях были открыты окна, но не с целью проветривания, а для того, чтобы водители могли выкрикивать оскорбления в адрес окружающих. К пяти вечера бульвар д'Анфа, основная городская магистраль, превращался в настоящее поле сражения, полное разбитых автомобилей и враждующих водителей.