Страница 8 из 9
Как же я хотела рассказать все это подруге, попробовать убедить, что, похоже, в их семье есть проблемы поважнее ее лишнего веса, который явился не причиной, а следствием этих проблем, но она не дала мне такой возможности. Гордо бросив деньги на стол, Катерина надела свою мешковатую серую куртку и быстро вышла из кафе. А я осталась сидеть в растерянности, не зная, бежать ли мне спасать дуреху или же предоставить судьбе самой научить ее жизненным премудростям. Конечно, я никуда не побежала. Я уже вступила в тот возраст, когда понимаешь, что от твоих усилий не так уж много зависит и переиграть судьбу нельзя. Так же, как передать другому свой опыт. Нельзя вложить в голову другого человека мысли, к которым ты шел двадцать лет, и надеяться, что он примет их, как свои. Я вышла из кафе в грустном настроении и подумала, что в каком-то смысле стала Терминатором: я тоже давно уже не чувствую боли, я чувствую только потери.
Глава 4
Мелкий бисер, жидкий суп
Письмо:
Vadim, 38
Я тебе писал, но, похоже, у тебя принципы… Несмотря на то что уже несколько миллионов лет женщина живет рядом с человеком, в ее поведении и образе жизни остается еще много загадочного и непонятного…
Неудачный опыт встречи с институтской подругой не отвратил меня от желания продолжить встречи, скорее, поддал жару. Мне стало реально интересно, как изменились люди, которых я знала когда-то давно, и какие тараканы завелись в их головах за это время. Второй визит я решила нанести своей подруге Александре, с которой мы учились в одном классе и много лет жили, как родные сестры: вместе увлекались дрессировкой собак, вместе писали стихи и даже вместе влюблялись в одних и тех же мальчишек. Сашка была человеком, оказавшим на меня, пожалуй, наибольшее влияние в школьные годы. Мои отношения с родителями оставляли желать лучшего, и я частенько уходила из дома и жила у нее. Сашкин папа был довольно большим начальником, поэтому она жила в огромной квартире с дорогой импортной мебелью, а на туалетном столике ее мамы стояли настоящие французские духи. Даже само название «туалетный столик» я, дитя хрущобы, впервые услышала в Сашкиной семье, так же, как впервые увидела освежитель воздуха в их просторном туалете, сверкающем белой глянцевой плиткой, и впервые воспользовалась многослойной туалетной бумагой, пахнущей луговыми цветами. Я могла полчаса простоять в Сашкиной ванной, вдыхая ароматы незнакомых мне флакончиков и выдавливая содержимое многочисленных тюбиков, гадая об их предназначении. В моей семье зад подтирали рваными газетами, волосы мыли хозяйственным мылом, а самым ценным предметом в нашей квартире был сервиз «Мадонна» на двенадцать персон, за который мамаша отдала половину отпускных. Он одиноко стоял в коричневом буфете, похожем на гигантский гроб, и пользоваться им запрещалось даже по большим праздникам.
– Вот будешь замуж выходить, – мечтательно говорила маман, – и мы этот сервиз на стол поставим. Тогда уже не жалко будет!
И я понимала, что обязательно должна когда-нибудь выйти замуж, иначе несчастный сервиз так и не выполнит своего прямого предназначения. И все прочие сервизы будут считать его неудачником, гордо выпячивая надколотые края и обрубки отбитых ручек, они ударятся в воспоминания о громких застольях, семейных ужинах и интимных чаепитиях, а наш будет скромно сидеть в углу, опустив глаза и вспоминать лишь полку буфета. Я торжественно пообещала ему, что самолично разобью пару чашек на собственной свадьбе.
У Сашки же было красиво и уютно, как на картинке журнала «Бурда моден»: здесь сидели за большим столом, накрытым белоснежной скатертью, и пили чай из красивых голубых чашек, разливая сливки из маленького молочника. Сашкина мама была женщиной высокомерной и скупой на проявление каких-либо эмоций, но в целом мне удавалось добиться ее расположения, думаю прежде всего потому, что она обожала своих детей: Сашку и ее младшего брата. И приведи ее дочь бегемота на поводке в качестве подруги, мама приняла бы его без лишних разговоров. Подружившись с Сашкой в пятом классе, мы сроднились до самого окончания школы. И все этапы нашего взросления прошли вместе: рисовали друг другу первые стрелки на глазах, изучали «энциклопедию секса», найденную у ее родителей, постигали премудрости моды и стиля.
Сашка была девочкой умной, с потрясающим чувством юмора и явным талантом к рисованию. Творчеством мы занимались постоянно: я писала стихи, а подружка рисовала к ним иллюстрации, делали стенгазеты, лепили из теста забавные фигурки и, жирно обмазав их яичным желтком, выпекали в духовке. Подруга в течение долгих лет была моим абсолютным кумиром, и я, пожалуй, поколотила бы любого, кто осмелился бы не признать Сашку Градову воплощенным идеалом.
Судьба развела нас сразу после школы: я пошла учиться в Мурманский пединститут, Сашка же уехала поступать в Питер. Ее родители тоже вскоре покинули наш северный город и уехали в Москву, где высокопоставленный папа вскоре занял должность замминистра. Первое время мы активно переписывались, созванивались, ездили друг к другу в гости, но с годами все больше отдалялись друг от друга. И когда четыре года назад я переехала в Питер, Сашка не очень-то обрадовалась моему звонку. «Ну, как устроишься, звони…» – равнодушно сказала она, и я поняла, что еще одна страница моей жизни закрылась навсегда.
Но пару месяцев назад Сашка вдруг стала активно звать меня в гости, и я решила полюбопытствовать: как поживают жены банкиров? Да-да, мадам Градова полностью подтвердила простую сермяжную истину «деньги к деньгам» и, оправдав статус дочки замминистра, вышла замуж за банкира.
Мое отношение к богатым людям было сродни отношению посетителя зоопарка к белому медведю: я восхищалась их красотой и силой, но радовалась разделяющей нас перегородке. Люди в черных машинах с мигалками и вереницей охраны никогда не вызывали у меня ни зависти, ни трепетного восторга.
В девяностые, когда большинству людей приходилось буквально выживать, а мои друзья, имеющие по два высших образования и пашущие на двух работах, голодали, в моем кошельке лежала тысяча долларов на мелкие расходы. Социалистическая собственность, ввиду распада данного политического строя, временно оставалась бесхозной, и мой муж оказался одним из тех, кто активно помогал ее утилизировать, а именно: воровал цветные металлы и продавал их в Прибалтику. Это были легкие, шальные деньги, он таскал их у государства, а я у него, таким образом, мы оба свято соблюдали свои интересы.
Что делать с внезапно свалившимся богатством, нувориши девяностых не знали, поэтому каждый воплощал свои собственные мечты: кто-то ездил по заграницам, раздавая стодолларовые чаевые неграм-привратникам, кто-то ежемесячно менял иномарки, кто-то дорвался до баб. Нищие, неожиданно получившие большие деньги, банально предсказуемы. Мой муж находил удовольствие в накопительстве, я же отдала все силы на осуществление детской мечты – а мечтала я, начиная с пятого класса, только об одном: я хотела иметь такую же прекрасную квартиру, как у Сашки. Это стало моим фетишем, навязчивой идеей – девочка из хрущебы была уверена, что счастье живет во дворцах. А дворцом для меня была та самая просторная квартира с высоченными потолками, раздельными комнатами, огромными арочными окнами и блестящей кафельной плиткой в уборных.
И когда я узнала, что бывшая Сашкина квартира выставлена на продажу, я потеряла покой и сон! Чего мне стоило уговорить мужа купить эту квартиру – отдельная история, но на пути к моей мечте я не остановилась бы ни перед чем. К счастью, до убийства дело не дошло, муж принял мои доводы о «выгодном вложении капитала», и вскоре я открыла дверь в квартиру моей мечты собственным ключом.
Я была счастлива ровно два месяца, пока покупала и расставляла мебель, вешала на стены картины и шила на заказ шторы и балдахины. Как только вся работа по воплощению мечты в реальность была закончена, я села за большой стол, расставила дорогую посуду, нажала пульт от японского телевизора и налила себе бокал «Реми Мартин»: