Запретная страсть

— Еще как женишься, — презрительно фыркнула леди Хартвуд. — У тебя нет иного выхода. Это единственное испытанное средство для благородных и знатных людей. Твой отец и твой дед пошли именно по этому пути. Если кого и следует винить в таком поведении, так это короля Карла Второго. Ради чего он наградил твоего прадеда высоким титулом, забыв присовокупить к нему земли и деньги, необходимые для поддержания должного величия и блеска?

— Да, ты права, — согласился Эдвард. — Наши предки были ленивы и безвольны. Единственным занятием, которое они считали достойным, для того чтобы пополнять свои кошельки, была азартная игра. Они искали счастье на дне стаканчиков для игры в кости. Твой любимчик Джеймс даже превзошел отца в умении выбрасывать деньги за игорным столом. Пятьдесят тысяч фунтов за шесть лет! Но поскольку я очень хорошо знал Джеймса, то смею тебя уверить: он проматывал деньги не только за игорным столом. Женщины привлекали его не меньше. Рубиновое ожерелье, бриллиантовые браслеты — вот куда уходили наши денежки. Убегая от невзрачной жены, которую ты подыскала ему, он бросался в объятия красивых женщин.

— Не смей отзываться таким образом об умершем брате, — огрызнулась мать. — Он стоил десятерых таких, как ты. Не его вина, что Амелия тяжело заболела. Если бы ты был настоящим братом, то удержал бы его от привычки к азартным играм. Когда вы были маленькими, вы были так дружны. Если бы ты захотел, то мог бы остановить его, спасти от гибели.

Приступ знакомой злобы охватил Хартвуда: до каких пор мать будет винить его во всем!

— Никто не смог бы остановить Джеймса, — еле сдерживаясь, ответил он. — Он был избалован с детства. Ни ты, ни отец ничего не запрещали ему. Напротив, ему было все дозволено. Вы оплачивали все его долги и всех его любовниц. Он никогда не бросил бы играть, впрочем, как и пить, можешь не сомневаться. Однако к чему ворошить прошлое. — Хартвуд перевел дух. — В отличие от моего святого братца я не проводил ночи напролет за игрой с бутылкой в руках. И поскольку меня нисколько не волновало мнение света, я не посчитал для себя зазорным заняться торговлей. Вероятно, матушка, для тебя станет сюрпризом то, что я сейчас скажу. Помимо выгодной женитьбы есть и другие способы, чтобы поправить материальное положение. В отличие от отца и брата я никогда не терял ни головы, ни рассудительности за игорным столом. Играя осторожно и без азарта, мне удалось скопить немного денег, их я вложил в торговлю с Индией. Несколько удачных плаваний — и у меня образовался капитал в несколько сотен тысяч фунтов, которые я поместил в надежном лондонском банке.

— Несколько сотен тысяч? — Леди Хартвуд раскрыла рот от изумления. — И как давно ты так разбогател?

— Года три назад.

Признание сына огорошило ее. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, и закрыла, потом снова открыла, но вместо слов у нее вылетали какие-то невнятные звуки. Когда наконец леди Хартвуд пришла в себя, она едва ли не возопила от возмущения:

— У тебя столько денег, и ты даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь своему брату даже тогда, когда он смертельно заболел. Ты не помог: мне оплатить накопившиеся долги. Какой же ты все-таки эгоист!

— Совершенно справедливое замечание, матушка. Я эгоист до мозга костей, как ты только что верно подметила. Я считаю, как бы это ни было для тебя обидным, что я ничего не должен никому из нашей семьи, ни тебе, ни брату. Более того, если бы я не взял на себя его грех, Амелия никогда бы не вышла замуж за Джеймса, и тогда у семьи Хартвудов не было бы лишних пятидесяти тысяч фунтов, которые он промотал бессмысленно и без всякой пользы. Кроме того, ты же сама запретила мне входить в дверь твоего дома. Мне казалось, тебе будет противно пачкать свои аристократические руки грязными деньгами, заработанными мной на торговле. Однако тебе будет все-таки небезынтересно узнать, что те деньги, которые выплачивались тебе последние два-три года как доля вдовы, — это мои деньги. Джеймс промотал почти все из-за своей неуемной страсти залезать в долги и оплачивать их с помощью долговых обязательств. Расплачиваться по его долгам с кредиторами должны были наследники после его смерти.

Эдвард замолк, давая матери возможность уяснить смысл того, что он только что сказал.

— То, что Джеймс сделал или не сделал, быльем поросло. Ты Хартвуд, и это самое главное. Теперь ты должен взять на себя всю ответственность и заботу о благополучии нашей семьи. Ты должен заплатить все долги, которые остались после Джеймса, и как можно быстрее. В противном случае, может быть, через месяц или два, этот дом и все, что нам принадлежит, уйдет к кредиторам.

— Я знаю, — совершенно равнодушным тоном ответил Хартвуд. — Но какой мне смысл оплачивать его долги, если я не собираюсь вступать в права наследования? Именно, это и произойдет, если я поддамся искушению и откланявшись уеду в Лондон до конца двухнедельного срока. Помнишь условия завещания Джеймса? И ради чего мне стараться? Ради того, чтобы расплатиться по его закладным, более того, ради этого еще терпеть твое общество, сносить твои прихоти целых две недели?

Он стоял у изножья кровати матери, но постепенно подходил все ближе к изголовью. Приблизившись, он сказал, не скрывая злорадства:

— Я приехал сюда против своей воли, уступив твоим настойчивым просьбам. Но я до сих пор в замешательстве, так как не знаю, стоит ли мне здесь оставаться или нет. Если я уеду, тебе придется в скором времени подыскивать для себя другое жилье, а также источник дохода, поскольку та тоненькая струйка денег с моим отъездом, конечно, прервется.

Леди Хартвуд побледнела, угроза была нешуточная.

— Я не могу расстаться с этим домом! Я прожила здесь последние пятнадцать лет. Я бедная старая и больная женщина. Я почти не хожу. Как я могу найти для себя нoвое жилье или деньги? У меня нет ни тени надежды.

— Ты могла бы задать точно такой же вопрос своему любимчику Джеймсу, поскольку именно из-за его недосмотра не были сделаны никакие приготовления с целью обеспечить твою старость. Тем не менее, если ты умеришь свою неприязнь ко мне, а также к прелестной даме, которую я счастлив называть своей подругой, в таком случае я постараюсь пробыть здесь две недели и сохранить этот дом для тебя.

— Понятно, наш разговор опять возвращается на круги своя, то есть к твоей шлюхе, — с горечью произнесла леди Хартвуд. — Никак не могу взять в толк, зачем ты так носишься с ней и ради чего выставляешь перед всеми напоказ и мозолишь мне глаза ее присутствием. Что ты за человек, я уже поняла, впрочем, я давно уже догадывалась, кто ты есть на самом деле.

— Ну, матушка, то же самое с полным правом можно сказать и о вас. Итак, если вы хотите, чтобы я остался, вы должны с подобающим уважением и вежливостью относиться к Элизе Фаррел так, как будто она знатная дама. Да, она, по-видимому, продает свое тело за деньги, но ведь у нее не было выбора. Подобная честность с ее стороны вызывает у меня гораздо больше симпатии, чем высокородные леди, которые продаются точно так же, но только ради титула. Конечно, я плачу деньги моей дорогой Элизе за то, чтобы она спала вместе со мной, но ведь и твои благородные леди тоже платят мне своим телом за привилегии. Они поступают точно так же, как и ты, когда на деньги твоего отца был куплен титул моего отца.

— Мне следовало бы удушить тебя! — прорычала леди Хартвуд. — Жаль, что я не могу приказать своим слугам выбросить тебя вместе с любовницей в сточную канаву, там вам самое место. Но я ничего не могу поделать, у меня связаны руки. Хорошо, я на все согласна, Больше я не буду делать никаких попыток найти для тебя достойную жену. Если так тебе нравится, то можешь жениться на твоей очаровательной шлюшке. Вы стоите друг друга.

— Возможно, ты права и мы действительно подходим друг другу, — беззаботно отозвался Эдвард. — Я еще не думал об этом, но сама мысль недурна. По крайней мере впервые благородный лорд из рода Невиллов женился бы на девушке, которая совсем не помышляла о том, чтобы стать высокородной леди, для нее кровать не стала бы местом покаяния за нечестивые помыслы.