Страница 46 из 50
В гостинице нам было одиноко. Даже словом не с кем перемолвиться, только по вечерам иногда заходил кто-нибудь из местных на коктейль, демонстрировал гостеприимство, да еще регулярные звонки в посольство. С ними много не наговоришь… — Артем Иванович неопределенно пожал плечами.
— Ходил на фирму регулярно, каждое утро, как на работу. Принимали меня любезно, подолгу обсуждали разные второстепенные детали, но ответа не давали. Как у нас, — улыбнулся Микоян, хитро зыркнув в сторону Кобзарева. — Мой хозяин чувствовал себя очень неудобно. Каждый день он звонил в Лондон, пытался согласовать условия продажи в коридорах власти, но тщетно. Правительство сменилось, на смену консерваторам пришли лейбористы, о прежних обещаниях они не то что не вспоминали, но наступали новые времена, отношения становились все прохладнее. Правда, они еще не настолько ухудшились, чтобы сказать твердое «нет». Сначала англичане скрывали от меня свои трудности, потом признались.
Я понимал, что все висит на волоске и каждый день ожидания не в нашу пользу. Но что поделаешь? Приходилось ждать. Вот только тактику я свою изменил, при каждой встрече стал подначивать: де, они только говорят, что сами распоряжаются на своей фирме, а по делу, как и мы, шагу не способны ступить без министерства. Англичане хмурились, шутки не принимали. Но, видно, и без внимания мои разговоры не оставались.
Артем Иванович сделал паузу. Никто не пошевелился, ждали развязки.
— Вот как-то вечером ко мне пожаловал, — Микоян назвал фамилию одного из самых главных начальников на «Роллс-Ройсе», но я ее за эти годы запамятовал. — Конечно, разговор крутился вокруг двигателей. Я стал его прижимать, снова корил министерством. Хозяин отшучивался, но чувствовалось, задел я его за живое. А разговаривали мы как раз в этом зальчике. Сидели в уголке в креслах, совсем как сейчас. Наконец он не выдержал, решил отплатить той же монетой: — «Господин Микоян, я готов продемонстрировать вам свою самостоятельность, но и вы должны ответить тем же».
Я молчу, жду продолжения.
И тут мой хозяин предложил пари — партию на бильярде: я выиграю, он немедленно подписывает контракт и отгружает двигатели. Проиграю, значит, не судьба, никаких переговоров, собираем чемоданы, и домой.
Микоян налил себе воды, испытывая нашу выдержку, не спеша осушил стакан.
— Положение мое, сами понимаете, оказалось не из легких, — Артем Иванович почмокал губами. — Я уж не говорю о том, что играть на бильярде практически не умел и не умею, так, изредка гонял шары, не более того. Проиграть мне ничего не стоило. Выиграть — другое дело! Тут оставалось надеяться на чудо. (Артем Иванович для красного словца схитрил, в биллиард он играл отлично, я сам тому свидетель.)
Ставка в игре — два лучших английских мотора «Нин» и «Дервент». Как я в Москве появлюсь без них, мне и думать не хотелось. С другой стороны, уже стало ясно, что правительство вряд ли разрешит продажу, промурыжит и откажет.
Главное, посоветоваться не с кем, спросить инструкций не у кого. До посольства не дозвонишься, игру надо начинать немедленно. К тому же стыдно. Сколько я его допекал разговорами о самостоятельности. И не скажут ничего мне в посольстве…
А тут хоть маленький, но шанс. От слова своего, я чувствовал, он не отступится.
И я решился. Напустил на себя равнодушный вид:
«Пожалуйста, — говорю, — вот только играю я неважно».
Мне показалось, хозяин на мгновение пожалел о своих словах. Он не сомневался, что я откажусь. Хорошо изучил нашего брата, знал, что без директив мы и шага не сделаем. Но тут делать нечего. Расставили шары, начали игру…
Микоян поднялся со своего места, обошел вокруг.
— Точно, стол тот же самый.
Вернувшись на прежнее место, он поудобнее устроился в кресле.
— Не знаю, что мне помогло: везенье или Бог? А может, он решил мне проиграть, боялся, что в противном случае я у него навсегда останусь? Вернее всего, с перепугу у меня просто какой-то талант проснулся. Забиваю шары один за другим. Последний вон в ту лузу.
Он указал рукой в дальний конец стола.
— Закончили игру. Хозяин выглядел немного расстроенным. Принесли шампанское. Выпили за наше пари. На следующий день подписали контракт. Двигатели я с собой увез. Не доверял никому, — засмеялся вдруг Артем Иванович. — Дома меня все поздравляли, а я никому не сказал, как они мне достались. Вот только сейчас вспомнил. Образцы послали Микулину Александру Александровичу. Через короткое время получили реактивный мотор — первый, советский. Его и поставили на МиГ-15. И остальные микулинские двигатели из него вышли.
Мы слушали эту историю, как сказку. Бывают же в жизни невероятные случаи! От чего только не зависит наше будущее!
Действительно, приобретение Артема Ивановича позволило нашим мотористам перескочить через несколько ступеней. Английские двигатели послужили прототипами для советских разработок. Роллс-ройсовский «Дервент» с тягой в 1 600 кг превратился в советский РД-500, а его немного более мощный собрат «Нин» с тягой в 2 000 кг — в РД-45. Последние цифры означали географическую привязку, один копировали на 500-м заводе, а другой — на 45-м.
Другая ветвь нашего двигателестроения произросла из прививки на немецком подвое. Из юнкерсовского ЮМО-004 получился РД-10, а БМВ-003 послужил прототипом для РД-20.
Охота за образцами началась при Сталине, продолжалась она и после его смерти. Отец не раз вспоминал, как командующий в те годы Группой советских войск в Германии будущий маршал Гречко затеял в Западном Берлине покупку американской ракеты. Настоящей…
Отец отнесся к этой операции скептически, он не считал Гречко хитроумным коммерсантом, подозревал, что ему просто морочат голову. Уж очень долго тянулось дело, все шло хорошо, за исключением мелочи, товара не было. Гречко клялся: продавцы не подведут, люди надежные.
Наконец ракету купили. Генерал просто сиял. Драгоценный груз со всеми предосторожностями доставили в Москву, передали в одно из конструкторских бюро. Сейчас уж не так важно, в какое. Специалистам потребовалось немного времени, чтобы разобраться. Новейшая американская ракета оказалась подделкой, и не очень искусной. Деньги оказались потраченными впустую.
Приехав к отцу на подмосковную дачу, Гречко прятал глаза. Еще бы — так опростоволоситься. Но разноса не последовало. Отец считал, что в таком деле издержки неизбежны, разведки для того и существуют, чтобы надувать друг друга. Да и относился он к Андрею Антоновичу с нескрываемой симпатией. Прощал ему многое. За плечами у них обоих осталась война. Отец впервые встретился с командиром кавалерийской дивизии генерал-майором Гречко в дни отступления. Затем дивизия, корпус, армия под командованием поднимающегося по служебной лестнице долговязого генерала не раз появлялись в расположении фронтов, где отец пребывал в неизменной должности члена Военного совета и неизменном звании генерал-лейтенанта. Для него, как представителя верховной власти в действующей армии, количество звезд на погонах не имело особого значения. Во время операции по форсированию Днепра Гречко уже обошел отца в чине, стал генерал-полковником, заместителем командующего фронтом.
После 1945 года Гречко вновь появился в Киеве, теперь уже в качестве командующего военным округом, одним из наиболее престижных в нашей стране. Здесь они с отцом еще больше сблизились, встречались не только по службе.
Дружеские отношения отца с Гречко сохранились и после того, как судьба их снова развела по разным сторонам. Генерал отправился командовать советскими оккупационными войсками в Германии, а наша семья перебралась в Москву. После смерти Сталина Гречко, теперь уже генерал армии, снова зачастил на отцовскую дачу.
В тот летний день Гречко всеми силами старался сохранить лицо, а отец с интересом наблюдал, как генерал старается вывернуться из неприятного положения. Гречко с комическими подробностями рассказывал, с какими сложностями они заполучали заветную ракету, как хлопотали, чтобы ничего не случилось по пути в Москву. В его интерпретации неприятная история приобретала забавный оттенок.