Огоньки в ночи

Всегда в его глазах Ава была особенной. Сначала — недоступная папина дочка и умница, высшее существо, ангел в девичьем обличии. Затем — как вспышка — их близость, расставание и долгая-долгая разлука, в которой каждая мысль о ней обретала налет несбыточности, а оттого становилась еще более желанной. И вот наконец встреча. Ава похорошела. Да что там лукавить — стала прекраснее, милее, желанней его сердцу вопреки всем явным и скрытым противоречиям, а может, и благодаря им.

Оттого и подергивалось колено, словно требовало от него решительных и неотлагательных действий, движения вперед. Вот только Калеб по-прежнему сомневался, готов ли он к этому. Возраст, успех в бизнесе, социальный статус, возвращение любимой женщины, опасность вновь ее потерять — все это, равно как и поднадоевшие холостяцкая жизнь и репутация плейбоя, требовало менять наконец что-то и в своей собственной судьбе.

И все-таки многое препятствовало этому. И в первую очередь, вызывающий отвращение пример совместной жизни отца и матери, их фарисейское следование постулатам, перенятым от таких же снобов — их родителей. Переходящий из поколения в поколение завет ханжеского благополучия и процветания, как будто в наше время этим можно кого-то обмануть.

В глазах Калеба Гилкриста брак как таковой, даже брак по любви, был обречен на драматический исход: либо противоречащее совести и здравому смыслу лицемерное сосуществование, либо скандальный разрыв. Калеб, трепетно храня свою независимость, надеялся избежать обоих этих финалов. Неподдельная любовь и верность до гроба казалась ему недостижимым идеалом, который не способны гарантировать даже самые глубокие чувства...

Вернув себе видимое спокойствие, Калеб принялся подытоживать сегодняшние достижения. Он был готов проводить в свадебное путешествие давнего коллегу и самого близкого друга Дамиена.

Но Дамиен сам явился к нему и, распахнув дверь, остановился на пороге кабинета Калеба.

— Глазам своим не верю! Ты ли это?! Что ты тут делаешь, старина?! — подчеркнуто бодро осведомился Калеб. — Явился за деньгами для медового месяца?

— Две недели на Антигуа, километры белого песка и полное уединение! Не дождусь, — мечтательно произнес Дамиен.

— Двухнедельное уединение! Предел мечтаний! — съязвил Калеб и заслужил тычок в плечо. — Как сказано в Писании, блажен, кто верует, — ухмыльнулся он и ответил столь же энергичным тычком. — Ты действительно счастлив, старик?! — спросил он недоверчиво чуть погодя.

— Счастлив — это не то слово. Я чувствую себя так, словно мне по силам мир перевернуть. В жизни своей ничего подобного не ощущал. Такой, брат, подъем, такой, что ах! Ты не представляешь.

— Неужели оно того стоит, старик? — поинтересовался Калеб. — Вы ведь и без всяких клятв-колец могли быть вместе до тех пор, пока у вас есть что-то общее. К чему эта кабала?

— Кабала? Какая кабала? О чем ты говоришь? Я чувствую себя настоящим патриархом. У меня чудесная женушка, детишки пойдут, потом внуки. Целый клан! — пошутил Дамиен.

— Вот как ты далеко заглядываешь... А если уже завтра поймешь, что совершил самую серьезную ошибку в своей жизни?

— Нет, этому не бывать. Еще в шестнадцать лет я сочинил план по захвату Вселенной. Я все рассчитал, и Челси полностью меня в этом поддерживает. Мы заполоним нашими потомками сначала Землю, затем близлежащие планеты, а после выйдем за пределы Галактики.

— Дамиен, ты можешь быть серьезным? — раздраженно бросил Калеб.

— А зачем? Я влюблен, я счастлив, я в эйфории и планирую как можно дольше оставаться в этом волшебном состоянии, чего и всем желаю! — объявил Дамиен.

— Спасибо, дружище, но я предпочитаю оставаться в своем уме, — сухо процедил Калеб.

— Ну и напрасно, братишка. То, что ты считаешь проявлением разумного взгляда на отношения полов, — не более чем банальный страх. А страх — это чувство столь же иррациональное, неуправляемое и всеобъемлющее, как и любовь. Но в отличие от любви, страх калечит душу и отравляет жизнь. Я отлично понимаю, что никто не гарантирован от фиаско. Но я не хочу. Знаю, что и Челси не хочет. И мы неоднократно говорили с ней на эту тему еще до свадьбы. Кое до чего мы договорились. Мы честно постараемся избежать такой опасности. И я полагаю, это вполне в наших с ней силах. Если бы я не готов был прожить с моей женой всю свою жизнь, то, разумеется, не женился бы на ней, а она, соответственно, не вышла бы за меня замуж. Но теперь, когда это свершилось и она стала моей, доверила мне свою судьбу, я сделаю все от меня зависящее, чтобы не разочаровать ее... Слушай, почему ты такой хмурый в последнее время? Я часом не утомил тебя своими разглагольствованиями?

— Не утомил, но ответь, пожалуйста, Дамиен, ты действительно веришь в то, о чем говоришь, или же занимаешься аутотренингом в ситуации, когда может помочь лишь самовнушение?

— Ну, ты, Калеб, и гусь! — покачал головой друг. — Я догадывался, что в твоей голове бесчинствует огромная популяция тараканов, но не предполагал, что эти паразиты полностью подчинили твой разум своей разрушительной воле. Невозможно добиться взаимопонимания с человеком, который во всем видит подвох. Уясни одно, приятель: мои отношения с Челси строятся на любви и желании быть вместе вне зависимости от переменчивых обстоятельств. И это все, что имеет для нас обоих значение... Кстати, я пытался дозвониться до тебя прошлой ночью, но ты не брал трубку, а потом и вовсе отключил телефон. Был не один?

— Хм... В аэропорт еще не пора? — откашлявшись, осведомился Калеб.

— Едем, — бодро ответил Дамиен и повернулся к выходу. — Но не удивляйся. Все семейство в сборе.

— Шутишь?

— Нисколько. Такова была реакция родителей, когда они узнали, что Ава собирается провожать нас с Челси. Про твое участие в этой акции им было известно заранее. Потому ее намерение показалось им подозрительным. И так вчера вы с ней провели много времени вместе.

— Но мы оба взрослые люди! — вскипел Калеб.

— Взрослые ли? — усмехнулся Дамиен. — Ава, может, и взрослая. Но она, похоже, идеализирует тебя. А ты как был отчаянным подростком, так им и остался. Буду откровенным, Калеб, мама и папа не хотят этих отношений, уж не обессудь. Нормальное желание защитить дочь. В подобной ситуации я поступил бы так же, — решительно произнес новобрачный.

Калеб усмехнулся, выслушав Дамиена.

— То, что происходит между мной и Авой, никого не касается! — резко объявил он.

— Ошибаешься, друг. Это касается всей ее семьи. Не знаю, известно ли тебе, но вчера у нее с отцом состоялся очень серьезный разговор. Отчасти речь шла и о тебе. Разговор, который мог бы перечеркнуть ее отношения с родителями. Но этого не случилось. Потому что, даже ошибаясь в чем-то, наши родители всегда оставались правы и честны в главном. Было бы грехом винить их за родительскую любовь. Ава понимает это, даже чувствуя себя в чем-то уязвленной. Лучше отступись, Калеб, не смущай ее в не самый лучший для моей сестренки момент. Все равно, кроме короткого, пусть и яркого, романа, ты не можешь ей ничего предложить, — настойчиво попросил Дамиен.

Калеб застыл, сраженный такой откровенностью. А Дамиен продолжил:

— Ты не обязан принимать никаких решений, старик. Ава уже все решила. Ее рейс через пару часов после нашего. И поэтому, если ты не уверен, что готов смириться с этим, лучше не провожай нас, — осторожно предложил он.

— Для этого ты перехватил меня в офисе? Ну, конечно, Ральф в очередной раз обо всем позаботился... Я поеду в аэропорт! — объявил Калеб. — Ни ты, ни Ральф, никто не сможет остановить меня! — воинственно воскликнул он.

— Не знаю, что у тебя на уме, но таким ты мне нравишься больше, старик! — рассмеялся Дамиен. — Поспешим каждый навстречу своей судьбе. Только приготовься, что придется иметь дело с кровожадным папой Ральфом, — предостерег он друга. — И не только сегодня.

— Пора отправляться в аэропорт, дочка. Ты уложила вещи? — тихо спросил Ральф Хэллибертон у Авы, застывшей в нерешительности на террасе родительского дома.