Коварная обольстительница

Фыркнув, Коул возразил:

– Но в маленьких городках процветают сплетни.

– Это не проблема, если не делать ничего предосудительного. Или если человеку попросту наплевать на пересуды.

– В этом есть логика. Хотя предпочитаю, чтобы меня не узнавали, когда я иду за покупками.

– Почему?

– Так проще.

Эмили хмыкнула.

– Я никогда не думала о том, что здороваться с людьми может быть трудным делом.

– Каждому свое. Я покупаю пакетик молока, плачу за него, выхожу из магазина, прихожу домой и выпиваю его.

– В полном одиночестве, – поддразнила она сочувственным тоном.

– Я так не говорил, – протянул Коул. – Это ваше предположение.

Она наклонилась к нему и сказала строгим прокурорским тоном:

– Если бы вы возвращались не в пустую квартиру, вы, возможно, покупали бы молоко не один. А если бы вы жили с кем-то, то купили бы не пакетик молока, а целый галлон.

– Не подумайте, что я монах.

– А я и не думаю.

И никто бы не подумал. Особенно – вдохнув совершенно неподражаемый запах его одеколона. Коул внимательно посмотрел на нее. Его глаза сверкнули, на губах заиграла улыбка.

– А вы покупаете молоко галлонами или пакетиками?

Эмили засмеялась и призналась:

– Я покупаю его пинтами.

– А вы не монашка?

– Нет, если в монастыре правил не изменили, – ответила она сквозь смех и, сделав глоток вина, добавила: – Я никогда не была особенной любительницей молока, и мне больше чем достаточно того, что я плесну раза два в неделю на кукурузные хлопья.

– Стало быть, ощутимого мужского присутствия тоже не наблюдается?

Вопрос интересный. Есть у нее бой-френд или нет, это совершенно не относится к расследованию о вымогательстве. Не переступили ли они некую черту?

– Ну, мой отец – это очень ощутимое мужское присутствие для меня, а что касается бой-френда, то его нет, – сказала девушка. – И уже не помню, сколько времени. А в вашей жизни есть какое-то ощутимое женское присутствие?

Коул надолго поджал губы, а потом ответил:

– Я бы описал его как, к сожалению, весьма прозаичное.

– Боже, какой романтик!

И гораздо более откровенный, чем она ожидала.

– Романтика никогда не была никому нужна.

– Вас звали в школе Счастливчиком?

– Нет. Меня звали…

Он расправил плечи и взглянул на нее из-под ресниц. Потом понизил голос до шепота и сказал:

– Жеребцом.

Эмили ничего не могла с собой поделать – она так расхохоталась, что едва не пролила свое вино.

– Так почему… – Коул откашлялся и начал снова: – Так почему вы решили купить это здание и превратить его в Центр творчества?

– Это довольно долгая и сложная история.

Он потянулся за бутылкой.

– Так получилось, что сегодня я никуда не спешу. Вам еще?

Девушка протянула свой бокал и, прежде чем ответить, подождала, пока он до краев наполнит его.

– В Вибевилле есть одна церковь, которая…

– В Вибевилле? – с широкой улыбкой переспросил он, замерев с бутылкой в руке.

– Это уютный маленький городок милях в сорока к северу отсюда, который превратился в наши дни в настоящее поселение пенсионеров. Вибевилльская церковь значится в списке национальных исторических памятников. Там великолепнейшиевитражи. – Эмили покачала головой. – Они осыпаются кусками. Это просто ужасно.

Он вылил остатки вина в свой бокал и откинулся на спинку софы.

– И вас пригласили привести в порядок эти витражи.

– Да. В конце прошлого января.

– Вам так необходима была работа?

– Нет, – возразила она. – Скорее, настоящее, нужное дело. Поначалу я думала, что будет скучно…

– Скучно? – сказал он, оживляясь. – А мне помнится, мисс Рейне, вы недавно говорили, что предпочитаете жить в маленьких городках.

– Городок городку рознь. Но Вибевилль оказался одним из самых веселых мест на земле. Каждый понедельник – вечер польки. Во второй и четвертый вторник – либо выступление джаза, либо вечеринка. Голосованием решается, что именно.

– И никаких старомодных танцев?

– В пятницу вечером и в воскресенье днем. Танцы очень укрепляют сердце, кости и мышцы. Я думаю, что не смогу угнаться за большинством из этих людей.

Коул как-то странно посмотрел на нее. Эмили сделала глоток и умышленно продолжила тему:

– В дневные часы старички занимаются разными видами творчества. Живописью, лепкой, резьбой по дереву, моделированием. Они приходят и уходят, когда им удобно. В основном начинают сразу после завтрака и остаются на обед – три дня в неделю проводятся уроки приготовления национальных блюд, а в оставшиеся два доедается все, что осталось, – а около четырех уходят домой, ужинают и переодеваются к вечерним танцам.

Он криво улыбнулся.

– Какие-то особые требования к одежде?

– Нет, как я заметила. Главное, все оживленные и жизнерадостные. Конечно, одна из их самых любимых тем – какие лекарства рекомендовал им доктор, и на какие анализы они записаны, но эти разговоры они ведут за интересными занятиями. Старички очень активны. Все время заняты, и их мозг постоянно работает творчески. Они живые, остроумные и молодые душой.

– И вы, значит, решили, что и Аугсбургу тоже нужен такой Центр.

– Я отправила письмо в местную газету и поблагодарила налогоплательщиков за то, что они финансировали такое замечательное место для пожилых людей. А потом добавила немного лирики, например, каким замечательным был бы мир, если бы было больше центров для пожилых людей, в которых наши родители, дедушки и бабушки были бы и физически и умственно вовлечены в активную жизнь. Уже через неделю в церковь, в которой я в тот момент работала, вошел какой-то мужчина и спросил, не я ли Эмили Рейне. Когда я представилась, он протянул мне конверт и вышел. В конверте оказалось вырезанное из газеты мое письмо редактору и чек на пятьдесят тысяч долларов.

Было видно, что Коул удивлен.

– И кто это был?

– Совершенно не представляю, – сказала она. – На конверте не было обратного адреса. Ничего, что могло бы хоть слегка подсказать, кем мог быть этот мой Таинственный Санта-Клаус.

– Получается, что кто-то просто ни с того ни с сего подарил вам пятьдесят тысяч долларов?

– Да. Мне и самой не верится. Я уже неделю смотрю на этот чек раз по десять в день и пытаюсь найти приемлемое объяснение.

Она пожала плечами и вздохнула.

– Вы могли бы передать деньги в какой-нибудь фонд с указанием, чтобы их использовали для поддержки существующих программ для пожилых людей.

– Если бы Санта-Клаус хотел так поступить с этими деньгами, он мог бы сделать это сам, – возразила она, покачав головой. – Я думаю, он дал их мне потому, что хотел поддержать мою идею распространить опыт Вибевилля на всю Америку.

– Почему вы выбрали Аугсбург?

– Здесь много пожилых людей. Ну и человек, которому принадлежало это здание, просил только тридцать тысяч за него.

– И вы согласились.

– Нет, – сказала она, хмыкнув. – Уговорила его на двадцать две пятьсот и на оплату половины стоимости ремонта.

Поворачиваясь лицом к собеседнику, Эмили вдруг поняла, что выпила слишком много. Она взглянула на свой бокал, в котором оставалось не больше двух глотков.

– Если такой дождь долго не прекратится, в соседней комнате можно будет плавать.

Она осушила свой бокал и, наклонившись, поставила его на кофейный столик. Потом, взяв немного крекеров и сыра, добавила:

– Проблемами с крышей я займусь на следующей неделе.

– Вам не хватит денег Таинственного Санты, чтобы расплатиться за новую крышу в Центре.

– А у меня есть копилка. Я справлюсь, – успокоила его она.

Во всяком случае, справляюсь финансово, подумала она, аккуратно складывая тонкий кусочек сыра пополам. Что касается остального… Вино медленно начинало действовать на нее. Не хватало еще, чтобы она свалилась с софы. Надо поесть чего-нибудь. И сосредоточиться. О чем они говорили? О копилке? О крыше? Ах, да, о танцах!

– Я планирую все делать постепенно, – сказала девушка. – Не особенно много денег потребуется для того, чтобы устроить вечер польки. Плеер с записью полек, пара приличных динамиков, немного закуски и большое количество пива в холодильнике… Будем танцевать до утра. Или пока не придут полицейские, чтобы прекратить вечеринку.