Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 13

В змея Эржбета верила когда-то давно, еще до того, как начала верить в трехликого бога, который есть трава, дерево и птица. Но теперь вера снова менялась, уступая место тайному знанию Ноама.

Выживет ли он?

А если вдруг выживет, то не раскается ли в том, что отдал книгу и раскрыл тайну? И не потребует ли вернуть отданное?

Капли со слюды перетекли на Эржбетины пальцы, собрались лужицей, которая норовила соскользнуть на запястье и оттуда холодной змеей – в узкий рукав. Эржбета решилась. Она распахнула окно и стащила с Ноама одеяло. Он открыл глаза, неожиданно ясные, и улыбнулся:

– Умная девочка.

Эржбета сидела в комнате долго, пока не замерло дыхание и не остановилось сердце. Ноама нашли на следующее утро. И Дорта нашептала, что все думают, будто бы за евреем сам Дьявол пришел. В чем-то они были правы.

Половина листов в черной книге оказались чистыми. Эржбета осмотрела их внимательно, и при солнечном, и при лунном свете, и смочив краешек молоком черной коровы, и протерев мышиной кровью.

Ничего.

Зато вторая половина пестрела записями. Самые ранние, видимо, были сделаны давно, чернила на них выцвели, а местами и вовсе истерлись, в самых поздних узнавалась небрежная рука Ноама.

Вот только прочесть написанное не выходило!

Эржбета узнавала буквы. Она поворачивала книгу и так, и этак. Читала через одну и через две, складывала цифири, пытаясь найти ключ в астрологических таблицах, но тщетно – тайное знание упорно оставалось тайным.

Ноам посмеялся над своей ученицей.

А время шло…

– …смотри, смотри, как он корчиться станет! – зудел Иштван, пытаясь ущипнуть Дорту, та стояла ровненько, глядя на Эржбету, и не понять было, пугает ли ее увиденное.

Поле зеленело молодой травой, в которой то тут, то там полыхали алым маки. С неба летела песня жаворонка, почти заглушаемая ропотом толпы.

Много привели. Крепко держали оружие солдаты. Жались друг к другу оборванцы. Гремели цепи, и выли турьи рога в руках глашатаев. Этот звук порождал мигрень у матушки, и она морщилась, не позволяя себе, однако, отвернуться или уйти. Отец сидел тут же, он был мрачен и слегка пьян.

– Раз, два, три… – начал счет Иштван и на третьем десятке сбился, покрасневши лицом от гнева или нетерпенья. Но вот отец поднял руку и, дождавшись, когда звук рогов растает, заговорил. И говорил он долго, красиво, но скучно. Зачем столько слов, когда и без них понятно?

Мятеж подавлен. Мятежники пойманы и будут казнены. На землях Батори воцарится покой.

Эржбета проглотила зевок.

Но вот и речь подошла к концу. Замковый распорядитель тонким голосом зачитал список помилованных, к счастью, коротенький, и велел приступать.

Жаворонок камнем рухнул на землю и, не коснувшись травы, взмыл в небеса. Когда черная точка растворилась в золотом мареве солнца, Эржбета перевела взгляд на поле. Действие, развернувшееся там, было привычно и оттого скучно. Сначала клеймили. Потом рубили руки и носы, драли языки и секли, деловито, неспешно. Воздух заполонялся кровяным смрадом, на который живо слетелись мухи. Гудение их крыльев почти заглушало вопли.

А матушка, уже не стесняясь, голову мнет. Матушке не по вкусу казни, а вот Иштвану нравится. Смотрит он неотрывно, рот приоткрыл, кончик языка вывалил и слюну пустил по щеке. Смешной. Разве можно так себя на людях выставлять?

Эржбета ткнула братца в бок иголкой, и тот дернулся, замахал руками, жирный и неприятный, как одна из мух. А взгляда-то не отвел…

До кольев добрались только к вечеру, когда Эржбета уже изрядно притомилась сидеть. Оттого в замок возвращалась она охотно и, забравшись в кровать, думала, что если кровь человечья в философский камень выродиться способна, то на земле Венгерской ее предостаточно пролито. Так почему же не слышно о том, чтоб кому-то удалось отыскать этакое чудо?

Достав книгу, Эржбета наново принялась изучать рисунки. Вот человек со снятой кожей, и каждая мышца его подписана. Вот иной, у которого уже и мышц нет, зато видны сосуды кровяные и сердце о трех желудочках, к которому дорисован четвертый. Чернила темнее, и значит, рисовал уже Ноам. Вот еще человек, из которого льется кровь, а из нее уже родится дракон красный с куцыми крылами. Пасть его раскрыта и меж зубов сияет золотом яйцо.

Вот письмена – танец пауков на бледно-желтом листе пергамента.

И мысль, подобная откровению свыше: не во всяком знании есть смысл.

Часть 2

Свет





Дашка просыпалась долго. Сначала она ворочалась в постели, зарываясь в одеяло, но яркий свет все равно щекотал глаза, заставляя морщиться. И в конце концов, Дашка смирилась, потянулась, зевая до ломоты в челюсти, а потом смачно чихнула.

Белое перо, сорвавшись с подушки, заплясало в воздухе.

Хорошо. Просто замечательно!

За окошком солнце висит на качелях проводов. Галдящие птицы облепили кормушку, и только старая ворона наблюдает за суетой с неодобрением. Ворона Дашке симпатична. Она напоминает саму Дашку: взъерошенная, раздраженная с виду, но в душе, несомненно, прекрасная.

Быть может, вообще в каждой вороне жар-птица прячется.

Еще раз зевнув, Дашка выбралась-таки из кровати, прошлепала на кухню, стараясь ступать только по нагретым участкам пола. Приходилось прыгать, и от этого тоже становилось смешно.

Утренний кофе с утренней сигаретой и утренним творожком, который дань моде и еще привычке. Вообще-то, творог Дашка не очень любит, но если с вареньицем… Варенья оставалось на дне банки и еще на стенках, и Дашка ела пальцами. Было вкусно.

– Трям, – сказал будильник, и тут же зазвонил телефон. Брать трубку не хотелось: день был слишком хорош, чтобы портить его работой. Но вот творог закончился и кофе тоже, а телефон и не думал умолкать. Дашка смирилась.

– Да? – она прижала трубку к уху и почесала живот.

– Дарья Федоровна? – осведомился холодный женский голос.

– Дарья, – согласилась Дашка. – Федоровна.

На животе виднелась россыпь красных пятнышек. Интересненько, а это откуда?

– Мне необходимо с вами встретиться. Я хочу вас нанять.

Клопы, что ли, завелись? Или комары? Но комар был один, очень нудный и хитрый, он звенел по ночам, доводя Дашку до истерики, а днем прятался. И дихлофос его не брал. И раптор. И вообще Дашка постепенно проникалась к комару уважением.

Может, аллергия?

– Вы можете подъехать… скажем, в Бужский парк? Вы ведь живете рядом, если не ошибаюсь.

– Ага, – Дашка натянула майку, прикрывая красные пятнышки.

– Через полчаса вас устроит?

Вполне. Полчаса – это целая вечность. Правда, еще таблетки найти надо, от аллергии. Или черт с ними?

В парке свежо. Черные зеркала луж в белом кружеве раннего льда. Солнце смотрится-смотрится, но разглядеть себя не может. И Дашка не может, хотя она и не смотрится, так, краем глаза разве что.

На седых стеблях дремлют звезды поздних астр и сухие бархатцы печально шелестят корзинками, рассеивая семена. Дашка набрала полную пригоршню и вытряхнула на черное поле свежевскопанного газона. Ветер подхватил…

– Дарья Федоровна Белова? Я думала, вы несколько… старше, – женщина стояла у лавочки. Черный плащ с черным поясом, черные сапоги и черный платок, надвинутый на самые брови. И лицо в этой черноте глядится бледным, немочным.

– Здрасьте, – сказала Дашка. – Я просто вот…

Женщина вдруг улыбнулась и, протянув руку – черная перчатка с черными стразиками – представилась:

– Алина. Извините, я просто редко ошибаюсь в людях, а вы…

Очки исчезли в кармане, и взгляд Алины скользнул по васильковому Дашкиному пальтецу, задержался на широких ярко-желтых шароварах и уж точно не оставил без внимания красные казаки.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.