Страница 8 из 14
– Это ты мне будешь говорить, чего я должен, а чего нет? – мужчина ударил себя в грудь. – Нет, дорогуша, ничего я тебе не должен! И никому не должен, кроме того скота, который Анечку убил…
Он вдруг покачнулся и рухнул, опрокидывая вазы и ломая сочные, но такие хрупкие стебли. Бабочки-фаленопсисы взмахнули лепестками и осыпались в ужасе.
И странным образом это свидетельство чужого горя заставило забыть о собственном. В конце концов, Геннадий жив, и Анна жива, а от этого человека близкие ушли.
– Его надо отнести в кабинет, – велела Анна охраннику, и тот не решился спорить.
Гостя уложили на диване. Анна стащила туфли, изгвазданные красной грязью, помогла снять пиджак и, решившись, сунула руку в карман.
В бумажнике, как она и предполагала, нашлись визитки.
«Переславин Эдгар Иванович, вице-директор».
И скромный логотип в верхнем левом углу. Этот логотип Анна узнала бы и во сне. Человек, лежавший на диване, был начальником Геннадия. Вернув бумажник в карман, Анна повесила пиджак на спинку стула. Пьяный спал, сунув сложенные руки под щеку. Он шевелил губами, пускал слюну и выглядел жалко. Его хотелось ударить, вымещая на беспомощном обиду за сломанные орхидеи и Аннину жизнь. Он виноват в служебном романе и в разводе, и вообще во всем остальном, потому что других виноватых рядом не находилось.
Анна закрыла глаза. Вдохнула. Выдохнула.
Переславин – просто несчастный человек, у которого кто-то умер. Остальное же – фантазии.
Смыв с ботинок грязь, Анна поставила их рядом с диваном и вышла. В морг она спускалась, цепенея от ужаса и уговаривая себя, что на самом деле мертвых бояться не стоит.
Адама тоже.
Он к насилию не склонен.
И вообще безопасен.
И выбора у Анны нет. Работа нужна. А значит, работать следует так, чтобы стать незаменимой.
К счастью, с Адамом встретилась на лестнице. От него пахло мертвечиной, и Анна с трудом сдержала подкатившую к горлу тошноту.
– Вот, – только и сумела она выдавить, протягивая визитную карточку. Адам взял визитку за уголок, стараясь не прикоснуться невзначай к Анниным пальцам. И рассказ Анны слушал молча, внимательно, а потом сказал:
– Ваш поступок мне видится верным. Однако будьте так любезны, известите меня, когда Переславин очнется. Еще был бы вам благодарен, если бы вы сочли возможным присутствовать при нашей беседе.
– К-конечно.
– Временные затраты я компенсирую, – пообещал Тынин, убирая визитку в карман. И неожиданно добавил: – Дарья будет вас проверять. Не сочтите данный факт вмешательством в вашу личную жизнь, хотя, несомненно, он таковым является. Некоторые события, имевшие место в недалеком прошлом, весьма повлияли на Дарью, пробудив в ней излишнюю подозрительность.
– Она из полиции? – Анна поднялась на ступеньку выше.
– Когда-то работала. В настоящий момент она – частный детектив.
Бывший мент и детектив. Великолепно. Да что за день такой? И почему Анне так не везет?
– Вам не о чем беспокоиться, – уверил Адам. – Более того, я всецело на вашей стороне.
– Спасибо.
– А теперь возвращайтесь к Переславину. У меня имеются опасения, что обстоятельства смерти его дочери оказали слишком сильное воздействие на его разум, лишив способности адекватно воспринимать реальность.
Значит, Анечка, которую убили, дочь. Сколько ей было? И почему это стало вдруг так важно?
Переславин спал. И Анна, сидя в кресле, терпеливо ждала, когда иссякнет сон. Она надеялась, что это не случится слишком скоро, ведь лишь во сне этот человек сможет вернуться в прежнюю, нормальную жизнь. Анна не заметила, как задремала сама. Только ее сны были серы, словно выплетены из тени. И Анна нисколько не жалела, когда они заканчивались.
– Где я? – это было первым вопросом Переславина. Он лежал, тер глаза и разглядывал Анну с прежней брезгливостью.
– В кабинете Адама Сергеевича Тынина. Как вы себя чувствуете?
– Хреново.
Переславин перевернулся на спину и со стоном закрыл глаза руками. Так он лежал минуты две, и Анна не торопила.
– Воды дай.
Анна подала.
– Чего тут было?
– Вы желали видеть Адама Сергеевича. Он согласен вас принять. Но полагаю, сначала вам следует привести себя в порядок, – Анна старалась говорить ровно и спокойно.
– Полагает она… правильно полагает. Надо. Значит, я отключился? – Он провел ладонью по щеке и с удивлением потрогал щетину. – Черт. Не умею пить. Хамил?
– Вы были эмоциональны.
– А ты не умеешь врать.
Сев, Переславин попытался дотянуться до ботинок. Не вышло.
– Давайте я вам помогу, – предложила Анна.
– Отвали. Сам. – Он сполз на пол и, прислонившись спиной к дивану, застыл. Дышал Переславин часто, а лицо его покраснело. Он закрыл глаза, запрокинул голову и прижал ладонь к груди.
– Я врача вызову.
– Сказал же, отвали. Таблетки лучше подай. В пиджачке. Должны быть.
Прозрачная туба лежала в кармане, и Анна вытряхнула две желтых пилюли на широкую ладонь Переславина, подала воды и плечо подставила, уговаривая прилечь. Но Переславин снова от помощи отмахнулся.
– Слушай, ты, тебе заняться больше нечем? Заботливая выискалась… видал я твою заботу… всех вас… и тебя тоже. – Переславин смотрел поверх Анниной головы, и Анна обернулась. Так и есть, на пороге комнаты стоял Тынин.
– У него с сердцем плохо, – Анне вдруг стало стыдно, что она сидит на полу рядом с совершенно незнакомым человеком и еще этому человеку навязывается.
– В таком случае ему не следовало злоупотреблять алкоголем.
– Эт точно, – Переславин оперся обеими руками на диван и поднялся. – А ты, значит, Тынин будешь? Я про тебя все знаю.
– Данный факт не дает вам право оскорблять моих сотрудников.
– А я тебя знаю, – Переславин больно ткнул пальцем в плечо. – Ты Генкина жена. Я на корпоративке тебя видел. Еще подумал, что ты – знатная овца. А он – парень не промах. Зубастый.
– Все-таки, возможно, нам лучше перейти к делу?
Анне удалось сохранить невозмутимость. И плакать почти не хотелось. Прав был Эдгар Иванович, овца она, а на правду не обижаются.
Человек трижды возвращался к спортивному залу. Он садился на грязную лавку в ледяной коре, вытягивал ноги, раскладывал на коленях газету и делал вид, что читает. Человек понимал, что в глазах других людей, так некстати проступивших из тени, он странен: ведь никто не читает газеты на улице при минус десяти.
Но человек не чувствовал холода. Его грело пламя истинной силы. И сетью, опутавшей его, ложились на губы древние строки.
Человек раскрытыми ладонями провел по лицу, и собственное дыхание обожгло кожу.
Хлопнула дверь, выпуская двоих парней в спортивной одежде. Затем появилась и девица в розовой дутой куртке. За ней вышла еще одна, столь же неразличимая в сгущающемся тумане.
И человек вновь склонился над газетой.
Темнело. Звезды – глаза небесных ягуаров – следили за каждым его движением. Они видели сомнения и тревогу, как видели и решимость. И человек решил, что не подведет.
Человек скомкал газету и, сунув ее в урну, поднялся. Исшрамленная спина пела песню грядущего боя. И тот, кто вышел из дверей зала последним, остановился, глядя исподлобья.
– Чего вам надо?
– Тебя, – сказал человек, глядя на того, кому суждено было стать куаутекатлем [2].
– Да кто ты такой? – сжатые кулаки поднялись, но бить парнишка не спешил.
– Друг. Тот, кто поможет тебе подняться выше. У тебя неплохой удар. – Человек говорил то, что нашептывал ему дух-хранитель, и слова ягуара упали на благодатную почву чужих надежд.
1
Гимн Несауалькойотля.
2
Воин, который погибал в бою или на жертвенном камне, становился куаутекатлем, или спутником солнца. Каждый день он должен был вместе со своими товарищами занимать свое место в свите бога.