Страница 7 из 12
Он нацепил очки на нос, приблизился к выцветшей фотографии и удивленно уставился на нее.
– Вы правы! – произнес он наконец тоном трагического актера, сообщающего благородной публике, что он собирается застрелиться. – Какой-то злой шутник перевесил фотографии! Видимо, он хотел поставить меня в неловкое положение! На этом месте всегда висела фотография великой Терезы Рамирес, а теперь здесь портрет майора Ронды Пабло Альмавидеса…
– Кого? – переспросил Старыгин. – Майора?
– Майора Ронды.
До Дмитрия Алексеевича с запозданием дошло, что майор – это мэр города.
– Да, мэр, – подтвердил испанец, – жители прозвали его «Триста шестьдесят пять»…
– Как? – переспросил Старыгин, не уверенный, что правильно понял испанское выражение.
– Жители Ронды называли мэра Альмавидеса «Триста шестьдесят пять», потому что он любил повторять одну и ту же фразу: «У нас в Ронде так любят корриду, что мы готовы смотреть ее триста шестьдесят пять дней в году, не считая високосных…»
– Триста шестьдесят пять?! – переспросил Дмитрий Алексеевич, оглянувшись на фотографию.
На снимке представительный усатый господин в прекрасно сшитом полосатом костюме, судя по всему, произносил речь. Говорил он с пафосом, лицо его было вдохновенно-серьезным. Трибуна была украшена цветами, внизу речь мэра восторженно приветствовали жители города. Старыгин подумал было, что снимок запечатлел какой-нибудь национальный праздник, но вспомнил, что мэр города Альмавидес страстно любил корриду.
– Вы правы, сеньор, – угадал его мысли лысый испанец, – мэр благодарит жителей города за оказанную ему честь. Видите ли, в честь его шестидесятилетия была устроена грандиозная коррида с участием самых знаменитых тореадоров. Незабываемое зрелище, наш «Триста шестьдесят пять» был растроган до слез!
Старыгин вгляделся в снимок и заметил на заднем плане красиво выведенную цифру 60, хотя это было нелегко – все было задрапировано красными розами.
– Кажется, я догадываюсь, кто перевесил эти фотографии, – продолжал хромой кабальеро. – Это сделал низкий, бесчестный человек – Пако Меллес! Мелкий интриган! Он хотел подшутить надо мной, но мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! – и он со значением подкрутил свой правый ус.
– Благодарю вас, сеньор! – Старыгин взялся за ручку двери.
Он тоже догадывался, кто поменял фотографии: тот же человек, который направил его в Ронду.
– Куда же вы? – окликнул его испанец. – Если вам понравился мой рассказ, вы пожертвуете несколько евро в фонд помощи безработным тореадорам…
– Да, конечно! – Старыгин протянул хромому пять евро и выскочил на улицу.
«Триста шестьдесят пять!» – повторял он про себя.
Ведь, по словам гида из туристского автобуса, именно столько ступеней в лестнице, ведущей из ущелья в старую мавританскую часть города. Наверняка именно туда, на эту древнюю лестницу, хотел его направить человек, по чьим следам идет Старыгин… и следует поторопиться, потому что до назначенного времени оставалось чуть больше получаса.
По узким кривым улочкам Дмитрий Алексеевич спустился в нижнюю часть города, миновал заросший травой пустырь и оказался у основания лестницы, поднимавшейся вверх, на головокружительную высоту, где, словно ласточкины гнезда, лепились к обрыву белые домики мавританского города.
Старыгин огляделся, не нашел у основания лестницы никаких особенных знаков и начал длительное восхождение.
Поднимаясь на солнцепеке по крутым каменным ступеням, он чувствовал себя несчастным христианским рабом и радовался только одному – тому, что ему не приходится тащить на спине огромный глиняный кувшин с водой. Зато, в отличие от тех невольников, ему приходилось очень спешить – ведь время, обозначенное на афише в Малаге, неумолимо приближалось.
Солнце стояло в зените и поливало несчастную ушибленную голову Дмитрия Алексеевича, как в пятнадцатом веке мавры, скрывавшиеся за стенами Ронды, поливали испанских рыцарей жидким огнем. На такой жаре все мысли исчезли, и Старыгин механически переставлял ноги, мечтая, чтобы все поскорее закончилось.
Навстречу ему попалась толпа американцев. Они громко переговаривались, обмениваясь впечатлениями о городе, одна пожилая полная американка споткнулась и разлила воду из бутылки прямо под ноги Дмитрию Алексеевичу.
Старыгин успел поддержать ее и выслушал порцию благодарностей, после чего американка удалилась, а он с жадностью смотрел на подсыхающую лужицу. Пить хотелось невыносимо.
Тут в его голове закопошились кое-какие мысли, точнее – одна, но важная: для чего он сначала спустился вниз, а теперь снова ползет в город по этой ужасной лестнице? С какой целью Педро дал ему такое указание? И правильно ли он, Старыгин, это указание понял?
Педро хотел привлечь его внимание к перевешенной фотографии, несомненно, именно она должна была донести до Старыгина некую информацию. «Триста шестьдесят пять» – тут речь идет о лестнице, это несомненно, но вот что Старыгин должен тут отыскать? Еще одну подсказку?
Старыгин поглядел на небо, словно хотел найти там ответ на свои многочисленные вопросы. Он тут же зажмурился от яркого солнца, но в голове просветлело.
Что еще было на снимке? Число 60. Не может ли это быть номер ступеньки?
Проклиная свою тупость, он побежал вниз. Побежал – это громко сказано: казалось, что на спину ему давит глиняный кувшин, а плечи болят от врезающихся кожаных ремней.
Ну, вот и площадка перед лестницей. Старыгин нашел крошечный кусочек тени, но долго отдыхать не было времени.
И снова восхождение, только теперь он отсчитывал ступеньки вслух, чтобы не ошибиться. Лестница была пустынна – никто не решался ходить по такой жаре.
– Шестьдесят! – негромко сказал он, наклонился и внимательно оглядел ступеньку.
На первый взгляд она ничем не отличалась от всех остальных, и он уже подумал, что на этот раз вытащил пустой номер или попросту переборщил в поисках кодов и загадок. Но тут на глаза ему попалась засунутая в щель между ступенькой и отвесной скалой скомканная пачка от сигарет. Зная природную аккуратность испанцев, Дмитрий Алексеевич удивился. А от удивления, как известно, один шаг до открытия.
Он вытащил пачку из щели, расправил ее…
Такие сигареты ему прежде не попадались. На пачке было красными буквами напечатано название – Netherlands blend. Голландские светлые. NB… Nota bene… Обрати внимание!
Всякие сомнения отпали: это было новое предупреждение от Педро Мендеса – или от кого-то, кто под именем Педро вызвал его в Ронду. Старыгин не ошибся с номером ступеньки, только нужно поискать внимательнее.
Дмитрий Алексеевич опустился на колени и еще раз тщательно оглядел ступеньку.
Несмотря на все свое внимание, он по-прежнему не видел в ней ничего особенного.
Плоская каменная ступенька, вытертая за сотни лет сначала босыми ногами невольников-водоносов, а потом – обутыми в кроссовки «Адидас» и «Найк» ногами японских и американских туристов.
Теряя последнюю надежду, Старыгин взглянул на часы. Они показывали ровно пятнадцать ноль-ноль – то самое время, которое было указано на афише в Малаге. Кто бы ни назначил ему встречу на это время – Старыгин опоздал. Он снова взглянул на ступеньку… и вдруг увидел, что на нее упала узкая тень от ажурной колокольни, расположенной по другую сторону ущелья. И в той точке, которую накрыла эта тень, он увидел цепочку свежих отметин, выбитых в камне. Цепочку едва заметных углублений, которые стали видны только при боковом освещении, на границе света и тени.
Старыгин хорошо знал эти углубления, похожие на ямки от наконечника стрелы – это было ассирийское клинописное письмо.
В своей работе реставратора Дмитрию Алексеевичу приходилось изучать многие, на первый взгляд, совершенно бесполезные вещи. С ассирийской клинописью ему тоже как-то случилось столкнуться, когда он выполнял важный заказ для Восточного отдела Эрмитажа.
Конечно, он не знал ее так хорошо, как латынь, не мог свободно писать и читать на этом древнем языке, но кое-что, буквально несколько десятков слов, он мог разобрать. И поэтому понял проступившую на камне надпись: «Третья слева в седьмом».