Страница 19 из 39
Так четко и лаконично ТАСС рассказал о труде нашего коллектива и еще многих и многих организаций.
Полученные с борта корабля сведения подтвердили, что вся аппаратура работает нормально. А ведь, вообще говоря, впервые такой сложнейший, полностью автоматизированный радиоэлектронный комплекс выполнял свои задачи в полете.
Недавно, просматривая рабочие записи тех лет, я обнаружил любопытные данные: инженеры подсчитали, что на корабле, в различных его системах и приборах, работали 241 электронная лампа, более 6000 разных транзисторов, 56 электродвигателей, около 800 электрических реле и переключателей.
Приборы и механизмы соединялись между собой электрическими проводами длиной около 15 километров и 880 штепсельными разъемами. И все это самостоятельно, без присмотра, без ремонта и настройки должно было работать в космосе. И работало!
С момента запуска прошло трое суток. Орбитальный полет заканчивался. Близился завершающий этап — снижение с орбиты по дороге к Земле.
19 мая в 2 часа 52 минуты на борт корабля-спутника подается команда на включение тормозной установки, но предварительно система ориентации должна была определить характер движения корабля (на орбите он мог двигаться «боком», «головой» или «ногами» вперед); требовалось «успокоить» его, потом плавно повернуть так, чтобы сопло тормозной установки смотрело вперед под точно рассчитанным углом (этот угол должна была «запомнить» система управления), и только после этого двигатель, включившись на заданное количество секунд, должен был «сорвать» корабль с орбиты и направить его к Земле.
Так было задумано.
Но так не произошло.
Тормозная двигательная установка и система управления сработали. Но подвела система ориентации. Она не смогла нормально и вовремя сориентировать корабль, направление тормозного усилия (тормозного импульса, как его называют) по стечению обстоятельств получилось чуть ли не противоположным, и вместо торможения и уменьшения скорости корабля произошло ее увеличение, в результате корабль не снизился, а перешел на новую, более высокую орбиту.
Обо всем этом бесстрастно сообщила нам радиотелеметрия и система измерения параметров орбиты.
А дальше все было в порядке. Отделение спускаемого аппарата произошло так, как и было предусмотрено, все приборы в кабине работали нормально.
Так что же произошло с системой ориентации? Подробный анализ телеметрических данных показал, что неисправность возникла в приводе ее чувствительного элемента. Этот многократно проверенный механизм, нормально работавший в барокамерах с достаточно большим разрежением, в настоящем космосе отказал. Что-то там случилось, чего предусмотреть мы не смогли. В организации, разработавшей этот привод, начали искать, размышлять, экспериментировать. Наконец причину удалось установить: оказалось, что механизм привода в условиях глубокого космического вакуума (гораздо более глубокого, нежели тот, который достигался в барокамере) может менять свое «поведение». Глубокий космический вакуум очень и очень значительно влиял как на работу механизмов, так и на материалы, и если, скажем, две стальные шестеренки хорошо работали в барокамере, то это еще не значит, что они так же хорошо будут работать в космосе. Металлы изменяли свои свойства: они «сваривались». Так инженеры натолкнулись на новые, неизвестные явления.
В то же время, несмотря на отказ системы ориентации, ее чувствительный элемент (перед тем как вышел из строя его привод) все же успел сообщить, что он «чувствует», «понимает» и «может» обеспечить нормальную ориентацию корабля. Это был ответ на первую проблемную задачу пуска.
Ответ на вторую — запуск и работа тормозной установки в условиях глубокого вакуума и невесомости — также был получен: работала ТДУ отлично. Нужно было только сделать так, чтобы выход из строя отдельного прибора в сложном корабельном бортовом хозяйстве не приводил бы к авариям и не срывал бы выполнения задачи в целом.
Тщательно исследуя неведомый космос, определяя, каков он, порою ошибаясь, ученые вместе с тем и не имели права ошибаться, ибо ошибки могли стоить человеческих жизней.
Нельзя было в первых полетах полагаться на умение и волю пилота-космонавта, так как неизвестно было, сможет ли он в необходимом случае проявить свои волю и уменье. В то время опытом в космических делах располагали только создатели космических автоматов, «автоматчики», а «человечникам» (то есть тем, кто создавал корабль для человека) надо было начинать с нуля. Правда, был опыт авиации, но все же это не космонавтика. Вот почему первые пуски кораблей планировалось совершить с животными. Собаке и здесь надлежало помочь человеку на пути в неведомое, как в свое время она помогла академику И. П. Павлову изучить высшую нервную деятельность.
Полным ходом началась подготовка серии новых кораблей, которые не только бы осуществили орбитальный полет, но и спустились на поверхность Земли.
Спускаемые аппараты покрывались толстым слоем теплозащитного материала (ведь им предстояло вернуться на Землю!), а внутри устанавливались катапультируемые капсулы со специальными, теперь двухместными кабинами для будущих четвероногих пассажиров. При этом все прекрасно понимали, что предназначались космические корабли в конечном счете не для собак. Животные — это только ступенька той лестницы, по которой намечено идти к высотам покорения космоса, и все, что проектировалось, все уже теперь рассчитывалось на человека, требовало самой тщательной проверки и еще раз проверки.
В цехе главной сборки заканчивались комплексные испытания второго корабля. С воспаленными от бессонных ночей глазами опытнейший испытатель Аркадий Ильич, уже принимавший участие во всех испытаниях и на заводе и на космодроме каждой ракеты и каждого корабля, начальник испытательной станции Анатолий Николаевич, разработчик и испытатель электроавтоматики корабля Юрий Степанович и его «правая рука» Володя Щевелев, мастера-сборщики, монтажники, испытатели — все, чьими руками корабль был собран и подготовлен, с каким-то особым вниманием наблюдали за заключительным этапом проверок. Наконец раздались команды — «Комплексные испытания закончены!» и «Снять напряжение с борта!». Затих корабль. Погасли разноцветные транспаранты на пультах. Устало облокотились на них испытатели. Ну, теперь все. Результаты испытаний будут изучены, и если все окажется в норме, то корабль упакуют в специальные контейнеры и отправят на космодром.
А там — почти все сначала!
В начале июня 1960 года команда испытателей прибыла на космодром для подготовки второго корабля и космических пассажиров к полету.
В той же комнате, где готовилась к своему историческому полету Лайка, была организована лаборатория.
Медики привезли не только собак, но и крыс, черных и белых мышей, малюсеньких мушек дрозофил, водоросль хлореллу, традесканции, семена лука и многое другое. Отбирались крысы и мыши, пинцетом по одной отсчитывались мухи дрозофилы, водоросли и семена помещались в специальные пробирки, баночки, скляночки, колбочки.
Для полета выбрали двух собачек — Стрелку и Белку. Государственной комиссии были предъявлены паспорта на каждое животное, причем эти документы содержали гораздо больше сведений, нежели паспорт человека. Ребята даже шутили: отчего на собаках нет штампа отдела технического контроля, подтверждающего их пригодность для полета?
Стрелка и Белка предварительно прошли большой цикл подготовки к космическому рейсу: начали с «первых классов» школы и сдавали экзамены на «аттестат зрелости» в лабораториях института, где работали знакомые уже нам Владимир Иванович Яздовский, Олег Георгиевич Газенко и многие другие опытнейшие медики и биологи. Подготовка животных к космическим полетам очень хорошо описана Николаем Николаевичем Гуровским и Марией Александровной Герд в их книге «Первые космонавты и первые разведчики космоса». Лучше, наверное, не расскажешь, и я позволю себе лишь привести здесь два-три эпизода из этой книги, касающихся подготовки Стрелки и Белки.