Страница 77 из 88
Трэвис разбудил меня поцелуями. Моя голова была тяжелой и туго соображала от нескольких напитков, что я выпила накануне, но события за час до того, как я уснула, воспроизвелись в моей голове в ярких деталях. Мягкие губы покрывали каждый сантиметр моей руки, плеча, шеи, и когда он достиг моих губ, я улыбнулась.
— Доброе утро.
Он не ответил, его губы продолжали целовать мои. Крепкие руки обхватили меня, и затем он уткнулся лицом в мою шею.
— Ты какой-то тихий сегодняшним утром, — сказала я, проводя руками по его обнаженной спине. Я опускалась все ниже и ниже, и затем обхватила своим коленями его бедра, целуя в щеку.
Он покачал головой.
— Я просто хочу быть таким, — прошептал он.
Я нахмурилась.
— Я что-то пропустила?
— Я не хотел будить тебя. Почему бы тебе не вернуться ко сну?
Я откинулась назад на подушку, и приподняла его подбородок. Его глаза были налиты кровью, а кожа вокруг них воспаленная и красная.
— Что, черт возьми, с тобой такое? — волнуясь, спросила я. Он взял одну их моих рук в свою и поцеловал ее, прижав свой лоб к моей шее.
— Голубка, просто засни снова, пожалуйста. Хорошо?
— Что-то случилось? С Америкой? — задав последний вопрос, я приподнялась. Даже заметив страх в моих глазах, его выражение не изменилось. Он вздохнул, продолжая глядеть на мои руку.
— Нет... Америка в порядке. Они пришли домой около четырех утра. Они все еще в кровати. Еще рано, давай снова спать.
Чувствуя, как бьется мое сердце, я понимала, что у меня нет шансов снова заснуть. Трэвис взял мое лицо в свои руки и поцеловал. Это было немного по-другому, будто бы он целовал меня в последний раз. Он опустил меня на подушку, поцеловал еще раз, и затем положил свою голову мне на грудь, обхватив меня своими руками.
Предположения, почему Трэвис ведет себя так, пронеслись в моей голове, как калейдоскоп телевизионных каналов. Я прижала его к себе, боясь спросить.
— Ты спал?
— Я... не смог. Не хочу... — его голос затих.
Я поцеловала его лоб.
— В любом случае, мы пройдем через это, ясно? Почему бы тебе не поспать? Мы разберемся во всем, когда ты проснешься.
Он качнул головой и посмотрел на мое лицо. Я увидела в его глаза, как недоверие, так и надежду.
— Что ты имеешь ввиду? Говоря, что мы пройдем через это?
Я смущенно приподняла брови. Не могу представить, что произошло, пока я спала, что это вызвало в нем столько тоски.
— Не знаю, что происходит, но я с тобой.
— Со мной? Ты остаешься? Здесь?
Я понимала, что выражение моего лица, должно быть, выглядело очень забавно, но голова кружилась как от алкоголя, так и от безумных вопросов Трэвиса.
— Да. Я думала, мы обсудили это прошлой ночью?
— Именно так, — кивнул он, воодушевляясь.
Я осматривала его комнату, размышляя. Стены больше не были пустыми, с тех пор как мы встретились. Теперь на них были всякие безделушки из мест, где мы проводили время, и белая краска была прервана черными рамками с фотографиями, на которых была я, мы, Тото и наши друзья. Большая фотография нас двоих со дня рождения, заменило сомбреро, что висело над изголовьем кровати.
Я сузила глаза.
— Ты думал, что когда я проснусь, то разозлюсь на тебя, верно? Ты думал, что я уйду?
Он пожалел плечами, плохо пытаясь изобразить безразличие.
— Ты этим знаменита.
— Так вот почему ты такой расстроенный? Ты не спал всю ночь, беспокоясь, что будет, когда я проснусь?
Он поежился, будто бы ему тяжело было говорить следующие слова:
— Я не хотел, чтобы последняя ночь закончилась таким образом. Я был слегка пьян, и преследовал тебя на вечеринке, как какой-то гребаный извращенец, потом притащил тебя сюда против воли... и затем у нас... — он покачал головой, испытывая отвращение к своим воспоминаниям.
— Был лучший секс в моей жизни? — улыбнулась я, сжимая его руку.
Трэвис засмеялся, и напряжение вокруг его глаз медленно ушло.
— Так мы в порядке?
Я поцеловала его, нежно трогая, касаясь лица.
— Да, балбесина. Я обещала, разве нет? Я сказала тебе все, что ты хотел услышать, мы снова вместе, и ты не рад?
Его лицо казалось довольным и подавленным одновременно.
— Малыш, перестань. Я люблю тебя, — произнесла я, сглаживая морщины, что появились из-за волнения вокруг его глаз, — Это абсурдное противостояние могло закончиться в День Благодарения, но...
— Подожди... что? — прервал он, откидываясь назад.
— Я была полностью готова сдаться в День Благодарения, но ты сказал, что устал пытаться сделать меня счастливой, и я была слишком гордой, чтобы сказать, что хочу, чтобы ты снова был со мной.
— Это гребаный розыгрыш, что ли? Я пытался сделать так, чтобы тебе было легче! Ты знаешь, каким жалким я себя чувствовал?
Я нахмурилась.
— Ты казался в полном порядке после нашего разрыва.
— Это все было ради тебя! Я боялся, что потеряю тебя, если не буду вести себя нормально, будто мы друзья. Я мог быть с тобой все это время? Что за фигня, Голубка?
— Я.... — мне было нечего сказать, он прав. Из-за меня, мы оба страдали, и мне не было прощения. — Извини.
— Ты извиняешься? Я чуть не спился до смерти, едва мог встать с постели, разбил свой телефон на миллион кусочков в канун Нового года, чтобы не звонить тебе... и ты извиняешься?
Я сжала свои губы и пристыжено кивнула. Я даже не представляла, через что он прошел, и его слова отзывались болью в моей груди.
— Мне, правда... очень жаль.
— Ты прощена, — ухмыльнулся он — И больше так не делай.
— Не буду. Обещаю.
Он сверкнул своей ямочкой и покачал головой.
— Я люблю тебя.
Глава 20
Последний танец
Едва солнце вышло из-за горизонта, мы с Америкой тихо уехали из квартиры. Мы не разговаривали по пути в Морган Холл, и я была рада тишине. Я не хотела ни говорить, ни думать, а лишь заблокировать воспоминания последних 12 часов. Я чувствовала тяжесть и боль по всему телу, будто бы попала в аварию. Когда мы вошли в комнату, я увидела, что кровать Кары была заправлена.
— Могу я позаимствовать твои утюжки для волос? — спросила Америка.
— Мер, я в порядке. Иди на занятия.
— Ты не в порядке. Я не хочу оставлять тебя одну сейчас.
— Зато это все, чего я сейчас хочу.
Она открыла рот, чтобы начать спорить, но вздохнула. Я не изменю своего решения.
— Я вернусь после занятий, проверить как ты. Отдыхай.
Я кивнула, закрывая за ней дверь. Кровать подо мной заскрипела, когда я на нее упала в приступе гнева. Все это время я верила, что важна Трэвису; что нужна ему. Но в тот момент, я чувствовала себя блестящей новой игрушкой, как сказал Паркер. Он хотел доказать, что я все еще была его. Его.
— Я ничья, — сказала я пустой комнате.
После того, как прозвучали это слова, мною овладела печаль, которая не покидала меня с предыдущей ночи. Я никому не принадлежала.
Никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.
Финч поставил передо мной коричневую бутылку. Ни он, ни я не хотели праздновать, но меня, по крайней мере, успокоил тот факт, что Трэвис, по словам Америки, любой ценой постарается избежать вечеринки влюбленных. Красная и розовая упаковочная бумага покрывала пустые пивные банки, падая с потолка; повсюду ходили девушки в разнообразных красных платьях. Столы были накрыты крошечными сердечками из фольги, и Финч закатил глаза от вида смешных украшений.
— День Святого Валентина в общаге. Романтика, — сказал он, глядя на проходящие мимо парочки.
С тех пор, как мы приехали, Шепли и Америка направились танцевать внизу, а Финч и я выражали свой протест, дуясь на кухне. Я быстро выпила содержимое бутылки, решительно настроенная размыть воспоминания о прошлой вечеринке влюбленных, на которой я была.
Финч открыл вторую бутылку и дал ее мне, зная, как я отчаянно хочу забыться.
— Я возьму еще, — сказал он, возвращаясь к холодильнику.
— Бочонок для гостей, а бутылки для Сиг Тау, — съехидничала девушка позади меня.