Одиночки по жизни

А потом её накрыло, да так, что Кристи забила на все, поставила непрерывный трек-лист и вылетела из студии за пятнадцать минут до конца программы. Обычно ей нравилось, когда люди пытались общаться через музыку, она чувствовала себя неким проводником и это радовало. Не в этот раз. В тот момент Кристи почти ненавидела свою работу. Чужие чувства, слова и пожелания в ночной эфир. Стандартные фразы и креативные шутки, от ума, а не от веселья. Даже голос, и тот подправлен аппаратурой. Из своего – только смысл, вложенный в подбор треков, тонкие пальцы над пультом, да остывающая кружка крепкого кофе.

Уже глубокой ночью, когда Лёша обрабатывал фотографии Вани и Алёны в «Photoshop», с новой силой накатила безысходность, мешающая адекватно оценивать снимки. Резала глаза искренность и правдоподобность фотографий, било по нервам собственное умение снимать так, что чувства сверкали на экране как вживую. Парень злился, грозился «выкинуть монитор, снести нафиг фотошоп и заюзать другую прогу», и ещё кучу непечатных выражений в адрес компьютера, себя, друзей и вообще всех людей.

- А! К чёрту всё! – Лёша выключил компьютер, схватил гитару, ключи, документы и выскочил из квартиры, сбежал по лестнице и вскоре уже открывал гараж. Через пару минут по двору разнеслось раскатистое рычание двигателя, и в предрассветных сумерках пролетела серебряной стрелой Клипса, стремясь скоростью развеять плохое настроение Алексея.

Прямо из студии Кристина рванула на речку, до того было погано. Долетела до своего любимого места под все тот же «Мой рок-н-ролл», поставила Селику за кусты и спустилась к воде.

Светать еще только начинало, противоположный берег мрачнел темный громадой, а река казалась черной бездной. От воды тянуло почти неощутимым ветерком, мгновенно пробравшим до мурашек озноба. И тишина стояла такая, что уши резало. Кристи подумала пойти к машине, включить хоть что-то, но сил не было.

И когда она уже думала, что проще удавиться, чем слушать эту тишину, Кристину спасла музыка.

Где-то на другом берегу, кто-то невидимый доверял свою душу гитаре. А та звенела отрывистыми, резкими аккордами, порой чуть сбиваясь на спокойствие и вновь била по нервам отчаянной горечью.

Ей вдруг вспомнился Леша, так похожа на него была эта мелодия.

«Да мне все его напоминает, даже это небо цвета его глаз. Вот я глупая» - грустно улыбнулась Кристина.

- Что, тоже хреново? Говорят, это проходит. А ты даже не знаешь, что я здесь, - невпопад шепнула она, прекрасно зная, что ее не услышат.

Голос гитары оборвался так резко, что оставил Кристи чувствовать себя потерянной, запутавшейся, и почему-то никому не нужной. Даже этой музыке.

Неизвестно сколько она сидела, прислушиваясь к тишине. Набирала в ладони воду и бездумно следила, как капли, утекая сквозь пальцы, разбиваются о поверхность реки.

А потом музыка вернулась, уже совсем другой. В зыбких предрассветных сумерках, смешиваясь с легким туманом, над сонной рекой поплыла мягкая, задумчивая, даже умиротворенная мелодия. Гитарные переборы обнимали душу, как большие сильные ладони, утешали, обещая тепло и покой. И Кристи позволила себе поверить им. Просто отдохнуть в этих призрачных объятиях. Ненадолго, всего на пару минут.

А потом она встала, отшвырнула неизвестно когда стиснутый в руке камушек и пошла к Селике. Села за руль, прикрыла темными очками уставшие, воспаленные глаза, вернула на лицо свою обычную улыбку – ослепительно-яркую, как солнечный блик на лезвии ножа, и уехала, оставляя неизвестному исполнителю право на одиночество.

Глава 11

Перед тем, как уйти на работу, Андрей решил пойти на риск и разбудить брата, чтобы напомнить об обещании. Однако, оценить его смелость было некому. Заглянув в комнату Лёши, он увидел аккуратно заправленную кровать, вместо обычного «вороньего гнезда». Парень озадаченно почесал затылок и набрал номер брата.

- Странно, - вслух сказал Андрей, услышав в трубке механический голос, сообщающий о недоступности абонента. – Похоже, дома этот оболтус не ночевал.

Тут же раздался лёгкий скрежет, словно кто-то аккуратно проворачивал ключ в замке. Старший брат вышел в коридор и увидел, как младший осторожно закрывает дверь.

- Ну и что ты крадёшься? – громко спросил Андрей, а Лёша от неожиданности вздрогнул и выронил ключи.

- Блин, Конь, что тебе не спится?

- То, что я не сплю в семь утра – норма. А вот ты… где шатался всю ночь?

- Надо было. Ты меня старше всего на два года, а мозг иногда выносишь почище матери! – немного недовольно отозвался Лёша и, сняв кеды, прошёл в свою комнату.

- Теперь понятно, - хмыкнул Андрей, оглядев при свете внешний вид младшего брата: немного осоловелые глаза, умиротворённое выражение лица, вчерашняя одежда и гитара в руках. – Опять всю ночь играл где-то на природе и вспоминал Оксу?

- Играл, - согласно кивнул брат. – Но её не вспоминал.

- Врёшь ведь. Но это ладно, твоё дело. Я на работу погнал. Ты про Кристи-то хоть помнишь?

- Помню, - подавив зевок, кивнул парень, наблюдая, как брат спешно собирается. Понимая, что задержка произошла по его вине, Лёша, внезапно даже для себя, предложил:

 - Тебя подвезти может?

- Спи уж, филин! – отмахнулся Андрей и выскочил за дверь, увернувшись от Лёшкиного подзатыльника.

Когда за братом захлопнулась дверь, Лёша вернулся в комнату, задёрнул плотные шторы цвета индиго и, завернувшись в одеяло, лёг в постель. Но, несмотря на бессонную ночь, сон не приходил, а парень лежал и улыбался, ощущая лёгкое жжение на кончиках пальцев. Так было с десяти лет, тогда он впервые взял в руки гитару. Нашёл её на чердаке с разорванными струнами и тут же пристал к отцу с требованиями восстановить и научить играть. Начиналось всё банально с «В траве сидел кузнечик» и прочей дребедени. Потом, лет через пять, появились первые песни, посвящённые девушкам, родителям или каким-нибудь дням. Со временем гитара стала его спутницей, подругой и антидепрессантом. Он был самоучкой - не хотел разрушать то, чего добился сам, учебными штампами, никогда не играл по нотам и не различал, где какой бой, но его музыка всегда была отражением чувств и мыслей. Любое настроение он пропускал через гитарные струны и делился получившейся мелодией с дождём и ветром, но редко когда она сохранялась в памяти и выливалась в песню. Обычно он даже не слышал за мыслями свою игру, просто находил своеобразное успокоение в переборе струн, давным-давно ставшими для него чётками. Так и сегодня… Как обычно, присел на скальный выступ, взял в руки гитару и прошёлся пальцами по струнам. Дальнейших действий Лёша уже не осознавал… мотив полился сам собой. Только тут на берегу, он мог отпустить все свои чувства и плыть над рекой, вплетаясь в туман тихими гитарными переборами, не беспокоясь, что кто-то нарушит эту идиллию своим вниманием. Но что-то было другим…  Сквозь собственные мысли он слышал, что обычно спокойная музыка сменялась резкими ударами по струнам и неслась рваным потоком куда-то в небо. В этот раз она была какой-то злой, выжигающей, но всё такой же действенной. Всё так же она очищала мысли, выкидывая из памяти последние воспоминая, отравляющие и раздражающие душу. Через эту музыку он отпускал амбициозную Оксану, освобождал место в сердце для чего-то нового. Пару раз он проиграл смутно знакомую мелодию, а потом в голову пришла идея новой музыки, на этот раз своей - тихой, спокойной и умиротворяющей. Такой, словно выплюнув всю горечь прошлого, он заполнял пустоту чем-то новым, приятным и тягучим как мёд.

Так он встретил рассвет, потом вернулся к Клипсе и прижался к холодному металлу, как бы напоминая, что она тоже не чужая и не менее важна. Сел в салон, завёл двигатель и пару минут наслаждался этой своеобразной, но приятной музыкой. Потом, шурша колёсами по гравию, Леша плавно проехал мост и вырулил на трассу, отправляясь домой с целью поспать, перед нелёгким для него извинением.