Страница 3 из 9
От запаха горячего кофе и картонных стаканчиков пустой желудок Мелоди скрутило.
– Да, пап, хва-атит! – простонала Кандис, не поднимая головы со своей металлической сумочки «Tory Burch». – Ты разбудишь единственного нормального человека в этом несчастном Сейлеме!
Бо отстегнул ремень и обернулся к дочери.
– Да? И кого же это?
– Меня-а-а!
Кандис потянулась, Коко и Хлоя поднялись и опустились под голубой маечкой, точно буйки на морских волнах. Должно быть, она так и заснула, опустив лицо на гневно стиснутый кулак, потому что на щеке у нее отпечаталось сердечко с нового колечка, которое одна из рыдающих подруг подарила ей на память.
Мелоди вовсе не улыбалось выслушать новую тираду на тему «Ах, как я буду скучать по своим друзьям!», которой непременно разразится Кандис, когда увидит свою щеку, поэтому она первой открыла дверцу машины и вышла на извилистую улочку.
Дождь перестал. Вставало солнце. На окрестности был наброшен фиолетово-розовый туман, словно тонкий шарф цвета фуксии на абажур. Туман озарял волшебным светом Рэдклиф-вэй, ее просторные участки и непохожие друг на друга дома. Влажно блестящая улица пахла земляными червями и сырой травой.
– Ты только понюхай, какой тут воздух, а, Мелли? – Бо шлепнул себя по груди, обтянутой водолазкой, и запрокинул голову, любуясь разноцветным, как батик, небом.
– Ага, я знаю! – сказала Мелоди, обхватив его мускулистый торс. – Мне уже легче дышится! – заверила она, отчасти потому, что ей хотелось, чтобы отец знал, как она ценит принесенную ими жертву, но еще и потому, что ей действительно дышалось легче. Как будто с груди сняли тяжеленный мешок.
– Вылезай, понюхай, как тут пахнет! – потребовал Бо, постучав в окно жены золотым перстнем с вензелем.
Глория погрозила мужу пальцем и обернулась назад, к Кандис, показывая, что разбирается с очередным концертом.
– Извини, пап... – сказала Мелоди и снова обняла отца, но уже мягче, как бы говоря «Прости меня».
– За что?! Тут так здорово!
Он вдохнул полной грудью.
– Семейство Карверов нуждалось в переменах. Лос-Анджелес мы изучили вдоль и поперек. Пришло время обследовать новые земли! Понимаешь, жизнь – это...
– Да лучше бы я умерла! – взвизгнула Кандис внутри джипа.
– Сейчас появится единственный нормальный человек в Сейлеме, – пробормотал Бо себе под нос.
Мелоди взглянула на отца. Едва встретившись взглядами, оба тут же разразились хохотом.
– Ну ладно. Кто готов прогуляться? – спросила Глория, распахнув дверцу. Ее нога в дорожном ботильоне, отороченном мехом, высунулась наружу осторожно, как будто пробуя воду в ванне.
Кандис тут же выскочила наружу.
– Чур, кто первый добежит наверх, тот и займет самую большую комнату! – крикнула она и тут же припустила к дому. Ее тоненькие, как зубочистки, ножки мелькали на удивление стремительно, и даже модные рваные джинсы в облипку ей ничуть не мешали.
Мелоди взглянула на мать, словно спрашивая: «Как тебе это удалось?!»
– Ну, я ей сказала, что она может забирать себе мой винтажный комбинезон «Missoni», если только прекратит ныть до завтра, – призналась Глория, собирая свои каштановые волосы в элегантный конский хвост и ловко перехватывая их резинкой.
– Если так пойдет, к концу недели ты останешься в одних носках! – поддел ее Бо.
– Ничего, оно того стоит! – улыбнулась Глория.
Мелоди хихикнула и тоже бросилась к дому. Она знала, что Кандис наверняка ее опередит и самая большая комната достанется ей. Но бежала она не за этим. Она бежала просто потому, что после пятнадцати лет одышки наконец-то могла бегать.
Пробегая мимо фургонов, она кивнула грузчикам, которые возились с диваном. Потом миновала крыльцо в три ступеньки и вбежала в дом.
– Ни фига себе! – ахнула она, остановившись на пороге просторного деревянного дома. Стены были того же красновато-желтого оттенка деревянного конструктора, что и снаружи. Того же цвета были лестница, перила и потолок. Единственным исключением были каменный камин и темные ореховые полы. Совсем не то, к чему она привыкла: в Калифорнии они жили в многоярусном коттедже из стекла и бетона, построенном в ультрамодерновом стиле. Нельзя не отдать должное родителям: они действительно решили радикально сменить обстановку!
– Эй, поберегись! – прокряхтел потный грузчик, пытавшийся пропихнуть пухлый диван в узкий дверной проем.
– Ой, извините! – Мелоди нервно хихикнула и отступила в сторону.
Справа от нее шла вдоль всего дома длинная спальня. Там уже стояла большая двуспальная кровать Бо и Глории, наглядно демонстрируя, что место занято. В главной ванной был в разгаре ремонт. За раздвижной дверью тонированного стекла виднелся узкий бассейн, окруженный восьмифутовой стеной из таких же игрушечных бревнышек. Должно быть, именно бассейн заставил Бо решиться купить этот дом: он каждое утро начинал с заплыва, сжигая лишние калории, которые не дожег во время вечернего купания.
Наверху, в одной из двух других спален, расхаживала Кандис, бубня что-то в свой мобильник.
Напротив комнаты родителей располагались уютная кухня и столовая. Их сверкающая бытовая техника, блестящий стеклянный стол и восемь черных лаковых стульев выглядели совершенно футуристически на фоне этих деревянных стен. Но Мелоди была уверена, что родители это быстро исправят, дай только им добраться до ближайшего местного дизайнера.
– Помоги-ите! – крикнула сверху Кандис.
– Что такое? – отозвалась Мелоди, заглядывая в гостиную, расположенную ниже остальных комнат. Из гостиной открывался вид на лесистый овраг позади дома.
– Умира-аю!
– Что, правда?!
Мелоди взбежала по деревянной лестнице, ведущей наверх. Ей нравилось чувствовать под своими черными высокими кедами неровные деревянные ступени. Каждая из этих ступенек обладала собственной индивидуальностью и нравом. Дома, в Беверли-Хиллз, все подчинялось симметрии, последовательности и совершенству. Тут все было наоборот. Каждое бревнышко в стенах было покрыто своим собственным узором из сучков. Ни одно не походило на другое. Ни одно нельзя было назвать идеальным. Но все они были собраны в единое целое и участвовали в создании общего впечатления. Может, это местная особенность такая? Может, все жители Сейлема (кстати, как их правильно называть? Сейлемцы? Сейлемчане?) не похожи друг на друга, у каждого свои сучки и задоринки? А если так, значит, и ученики Мерстонской старшей школы такие же! Эта мысль вселила в нее такой прилив надежды, свободной от астматической одышки, что Мелоди буквально взлетела по лестнице, прыгая через две ступеньки.
Наверху Мелоди расстегнула толстовку и повесила ее на перила. Подмышки ее серой футболки потемнели от пота, и на лбу выступили блестящие капельки.
– Умира-аю! Тут настоящая fuego! [1]
Кандис выползла из левой спальни. На ней не было ничего, кроме черного лифчика и джинсов.
– Тут, наверху, правда сто два градуса [2]или у меня жар? Коко и Хлоя сейчас завянут!
– Канди! – Мелоди бросила ей толстовку. – Надень немедленно!
– С чего это вдруг? – осведомилась сестра, непринужденно изучая свой пупок. – Окна снаружи тонированные, никто ничего не увидит.
– А как насчет грузчиков? – осведомилась Мелоди.
Кандис, прикрывая грудь толстовкой, выглянула за перила и посмотрела вниз.
– Странно тут как-то, тебе не кажется?
Ее щеки раскраснелись, придавая голубым глазам странный переливчатый блеск.
– Ну да, весь дом странный, – шепотом ответила Мелоди. – Пожалуй, мне тут нравится!
– Так это потому, что ты сама странная!
Кандис хлестнула толстовкой по перилам и ушла в спальню, которая, видимо, была побольше. Белокурые волосы хлестнули ее по спине на прощание.
– Эй, вы тут ничего не теряли? – крикнул снизу один из грузчиков. Черная толстовка висела у него на плече, как дохлый хорек.
1
Здесь – «жара» ( испан.).
2
По Фаренгейту; около 39° по Цельсию.