Русский легион Царьграда

Руна выслушала меня и, глядя с ненавистью мне в глаза, выкрикнула:

– Я люблю его и ненавижу тебя!

Ярость наполнила мое сердце: попробовала бы она так ответить отцу! Я поднял руку, чтобы ударить ее, но не смог, ведь это была единственная наша сестра, и мы все любили ее. Но и ее разум затмила безрассудная любовь. Она развернулась и, плача, побежала к дому, я неспешно пошел следом. У дома меня поджидал Грани.

– Ты поговорил с ней? Я видел, как она в слезах пробежала мимо, – сказал он.

– Да, поговорил, Грани, – ответил я.

Тогда он спросил:

– Когда же мы накажем Эйнара?

– Послушай, Грани, ничего страшного не случилось. Честь нашей семьи не задета. Руна поймет, должна понять… Пойми и ты, если мы убьем Эйнара, то в силу вступит закон мести, прольется много крови. Да и не можем мы сейчас тягаться с родом старого Свейна, – объяснил я Грани. Но он был юн, и на нем не лежала ответственность за всю нашу семью.

– А как же Эйнар? Мы ничего ему не сделаем? – с раздражением спросил Грани.

– Я поговорю с ним, и он перестанет встречаться с Руной, – попытался я успокоить его.

– Ты боишься этого Эйнара! – крикнул он.

Второго оскорбления за один день я уже не мог снести и ударил его. После этого он перестал со мной разговаривать. Мать сильно занемогла, я увез ее к родне Райнвейг, вдовы погибшего брата Торальда. Поблизости от ее родни жила старуха-знахарка, которую все хвалили за умение излечивать хвори. Мы пробыли там более десяти дней, я тоже кое-чему подучился у старухи, а мать стала поправляться. Лицо ее уже не было цвета желтой осенней травы. Я хотел остаться еще на несколько дней, чтобы она могла совсем поправиться, но какое-то предчувствие гнало ее домой, и мы вернулись. Дома нас ждала страшная весть. Грани при встрече оскорбил Эйнара, вызвал его на поединок и, конечно же, был убит. Ведь Эйнар был старше, сильнее и опытнее его, он уже успел побывать в набеге на Валланд, землю франков. Когда мы хоронили Грани, пошел первый снег. Мать слегла и уже больше не вставала с ложа, я объявил, что вызову Эйнара на поединок и отомщу за смерть брата. Но сначала надо было приготовиться к поединку, уладить все дела в нашем хозяйстве и дать наставления. Как старший мужчина и хозяин в доме, я должен был позаботиться об остальных, чтобы в случае моей смерти семья могла выжить. И вот дня через три после похорон Грани, вечером, когда все мы сели ужинать, за дверью залаяли собаки. Я кивнул на дверь освобожденному рабу, которого звали Балар, он вышел и привел в дом незнакомого человека.

Вошедший был в козьей безрукавке шерстью наружу, одетой поверх полотняной рубахи, в кожаных штанах, заправленных в короткие сапоги, и в меховой шапке, похожей на ту, что носят зимой саамы. На его плечи был накинут серый, грубой работы плащ, припорошенный снегом. Он опирался на посох, а с боку на поясе висел у него боевой нож-скрамасакс. Руки у гостя были большие, сильные, было видно, что их обладателю приходилось часто держать меч и весло. Борода и виднеющиеся из-под шапки волосы имели сероватый оттенок, такого же цвета густые брови нависали над светло-серыми, слегка навыкате, глазами. Обветренное лицо незнакомца обезображивал розоватый шрам, тянущийся по щеке от виска к подбородку. Я подробно описал тебе, радимич, этого человека; запомни его, на киевских торгах будем и его искать.

– Среди рабов?

– Среди купцов. Этот никогда не станет рабом, – сказал Орм.

После минутного молчания варяг продолжил рассказ:

– Он назвался Смидом, сыном Торстейна из Скирингссала, и сказал, что держит путь из Нидароса в Хедебю по важным делам, но в пути его застала непогода и разболелась нога, поэтому он, завидев жилище, пришел просить приюта на ночь. Я ответил, что он может отдохнуть в нашем доме, предложил сесть с нами за стол и утолить голод. Когда Смид подходил к столу, я заметил, что он прихрамывает на правую ногу. И это запомни, радимич… Насытившись, мы встали из-за стола, женщины начали убирать посуду, и мне показалось, что Смид, проходя мимо Руны, что-то шепнул ей. Вскоре все легли спать. Мне не спалось. Я лежал в боковуше, думая о своих делах. Вдруг кто-то вышел из дома, тихо затворив за собой дверь. Я почувствовал беспокойство – боги, стремясь предупредить, посеяли в моем сердце тревогу. Из боковуши я увидел, что Смид оделся и тоже пытается незаметно выйти. Когда он покинул жилище, я потихоньку, чтобы никого не разбудить, пошел за ним, прихватив с собою меч. Теперь мне стало ясно, что первой покинула дом Руна; мои опасения оправдались, сестра была в сговоре с гостем. За дверями меня встретил холодный ветер, дувший с моря, под ногами хрустел снег, я огляделся и увидел Смида – он, прихрамывая, спешно уходил. Я догнал его, он попытался выхватить нож, но я уже приставил острие меча к его горлу.

– Брось нож! – сказал я. Смид хотел отбить меч ножом, но он не знал, что я уже ходил с Бьярни Хромым в поход к берегам Шотландии, да и отец с братом Торвальдом с детства учили меня владеть оружием. Я сделал круговое обманное движение, и острие меча опять оказалось у горла Смида.

– Ты не слишком расторопен, Смид, брось посох и нож, подлый слуга Локи! Ты принес зло в дом, где тебя накормили и обогрели! А теперь говори, где Руна, и что ты ей нашептывал? Иначе твоя голова будет лежать на этом снегу отдельно от твоего тела. Клянусь, да не даст мне солгать Тор! Да поразит меня его молот, если это не так! – сказал я.

Отбросив нож, Смид ответил:

– Я сказал твоей сестре, что в зарослях, недалеко от ручья, ее ждет Эйнар, мой товарищ. Мы вместе на одном драккаре ходили на земли франков, он попросил меня передать Руне его слово, и я согласился.

Оставив Смида, я побежал к ручью. Несмотря на холод, мне было так жарко, как будто я сидел перед горящим очагом в медвежьей шубе. Они были на поляне у замерзшего ручья и собирались бежать. Эйнар уже подсаживал Руну на лошадь, когда я крикнул:

– Эй!

Они вздрогнули и растерянно глянули в мою сторону.

– Ты убил Грани, а теперь пытаешься украсть мою сестру и опозорить наш род! – сказал я, обращаясь к Эйнару.

– Орм! – воскликнул Эйнар. – Я не испытываю к тебе злобы! Да обойдет меня своей милостью Фюльгья, если я лгу! Пойми, мы с Руной любим друг друга, а Грани я не хотел убивать, но он оскорбил меня прилюдно, и если бы я не убил его, то он убил бы меня!

– Ты умрешь! – крикнул я и, выхватив меч, двинулся на него. Он стоял, не шелохнувшись. Руна подбежала ко мне, пытаясь остановить.

– Орм, не делай этого! – сказала она, а я оттолкнул ее. Руна упала на снег, ударившись головой о ствол дерева. Эйнар, увидев это, выхватил свой меч и бросился на меня. Мы скрестили мечи. Вокруг были заснеженные деревья, темнота ночи, черные зловещие тени, и лишь поляна освещалась луной. Мы кружили по ней, как два разъяренных волка. Мы бились без щитов, и вот Эйнар решил нанести мне рассекающий боковой удар в живот, так как в это время я занес свой меч, чтобы поразить его сверху, и поэтому не был защищен спереди. Теперь-то я понимаю: он успел бы ударить первым… Но он поскользнулся на льду замерзшего ручья, развернулся ко мне боком, в тот миг мой меч и опустился на него… Эйнар лежал, уткнувшись лицом в снег, который становился красным от его крови, около него сидела Руна, она не плакала и не причитала, а только раскачивалась из стороны в сторону, гладила волосы возлюбленного, тихо повторяя:

– Эйнар, Эйнар, Эйнар! – Затем вдруг обернулась ко мне, крикнула: – Ты убийца! Ты убил не только его, ты убил меня!

Я медленно пошел к дому. Она забыла, что и Эйнар был убийцей ее и моего брата.

Потом был тинг, на нем я поведал, как все было, и поклялся, что говорю правду, но меня обвинили в том, что поединка не было и что я коварно убил Эйнара, ударив мечом в спину, хотя вызывал его на честный бой. Я сказал, что это не так, но тут на тинге появился Смид и от своего имени и имени Руны, которая так и не вернулась в наш дом, поклявшись, заявил:

– Мы своими глазами видели, как Орм разговаривал с Эйнаром, и они мирно расстались, но как только Эйнар отвернулся, чтобы уйти, Орм вынул меч и нанес ему удар в спину.