Безумные идеи

Его причудливо очерченный рот, рот скептика, не имеющий ничего общего с энергичным лицом и ясными глазами, кривила горькая усмешка. Разве человек может объять необъятное? Разгадать душу вселенной, ее тайны, если наше прошлое, настоящее и будущее — лишь мгновение в истории вселенной?

Он был согласен с Блезом Паскалем, интереснейшим ученым XVII века, величайшим гением и безумцем, философом и мистиком, умевшим заглянуть в самую суть любых вещей и, однако, признавшимся: «Вечное молчание бесконечных пространств пугает меня».

Но был и другой Паскаль, еще не испуганный загадками бесконечности, который в двенадцать лет самостоятельно открыл принципы геометрии Эвклида, в шестнадцать написал трактат о конических сечениях, в двадцать четыре опубликовал отчет о «новых опытах касательно пустоты», автор первой математической машины. Ему принадлежат и такие пророческие и полные внутренней силы и гордости слова: «Человек — это лишь тростник, самое слабое создание природы, но тростник мыслящий: если бы вселенная уничтожила человека, он был бы все равно благороднее той силы, которая его убивает, ибо он знает, что умирает. Вселенная же не знает об этом ничего».

И Джинсу его сомнения не помешали сделать изучение космоса делом всей жизни.

Видения звездной дали влекли как магнит. Жизнь звезд была так таинственна и волнующа, что Джинс, сбросив с себя пессимизм, снова жадно приникал к телескопу.

Перед его глазами проплывали круглые, как мячи, и сплющенные, как яйца, туманности; закрученные, как пчелиные рои, звездные скопления. Рассматривая вышитые бисером космические кружева, он читал в их узорах историю вселенной. Бледное сияние рассказывало о составе звезд, об их массе, о внутреннем строении. Ученый пристально вглядывался в фотографии тысяч гигантских звездных миров — галактик, чем-то похожих и не похожих друг на друга. Сколько здесь тайн, сколько пищи для раздумий!..

Но особенно мучила Джинса, да и других астрономов загадка центра Галактики. Что находится в сердце Млечного Пути, там, куда Гершель помещал раньше Солнце?

Когда Джинсу задавали вопрос, что же таит в себе ядро нашей Галактики, он недовольно морщился:

— Не знаю. Невероятно громадное пятно темного непрозрачного вещества закрывает от нас сердце Млечного Пути. Вероятно, по этой причине центральное солнце вселенной никогда не откроется глазам человеческого рода. Может быть, такого солнца, в действительности и не существует, его нет в природе. Может быть, — место за черной непрозрачной завесой занято чрезвычайно плотной и огромной кучей обыкновенных звезд. Впрочем, эти рассуждения носят уже несколько гадательный характер, ибо мы не можем знать, чем заполнено пространство за черным занавесом. Но можем быть уверенными, что это место занято колоссальным количеством материи, которая управляет и величиной космического года и движением всех звезд Млечного Пути.

...Это было сказано в 1930 году. А еще через двадцать лет вопрос о центре Галактики оставался почти в том же положении. На карте нашего звездного мира в центре, как клякса, лежало черное пятно.

Да, знакомством с ядром Галактики не мог похвастаться еще ни один астроном в мире. Ни до Джинса, ни после него. Ни более знаменитый, ни менее. Ни пессимист, ни оптимист.

Юра Парийский стремглав взбежал на второй этаж радиоастрономического корпуса Пулковской обсерватории. Зажав в руке обрывок ленты, только что вынутой из самописца, он без стука ворвался в кабинет профессора Хайкина.

— Семен Эммануилович, — выдохнул он, — вот!.. Две головы поспешно склонились над листком. Если бы через их спины заглянул неискушенный в науке человек, он увидел бы лишь цветной силуэт горбоносой кривой.

Но для двух ученых — молодого, только начинающего свой путь в науке аспиранта и его маститого руководителя — здесь были и плоды напряженного труда целого коллектива, и свершение их личных надежд, и романтика научного поиска, и победа над тайной, казавшейся неразрешимой.

— Поздравляю! — взволнованно сказал профессор. — Центр Галактики расшифрован. Это было весною 1959 года. — А помните, Юрий Николаевич, — говорил Хайкин, — что писали Джинс, Шепли да и другие? Они черпали свои сведения только у света, поэтому поневоле попали в безвыходное положение. Если грозовые облака способны затмить Солнце, то, каким бы ослепительным ни оказалось ядро Галактики, свет от него не в состоянии пробиться через гигантские облака межзвездной пыли и заледеневшего газа. Он тонет в глубинах этих «угольных ям». Возможно, со временем эти облака и рассеются или Земля обгонит их, но когда? Если это случится скоро, то скоро только в астрономическом масштабе. Да, свет завел ученых в тупик. А вывели из него... радиоволны.

Оба невольно представили себе путь, пройденный к центру Галактики. Все началось с того, что ученые решили обратиться к помощи инфракрасных лучей, позволяющих видеть в темноте сквозь туман и дымовые завесы. Что... если?..

И вот в 1948...1949 годах советские ученые А.А. Калинюк, В.И. Красовский и В.Б. Никонов уже фотографируют инфракрасные лучи, пробившиеся через толщи межзвездного газа и пыли, и на туманной фотографии с трудом разглядывают большое звездное облако. Видение слишком слабо, расплывчато, неопределенно. Делать выводы рано.

Но толчок был дан. Стало очевидным, что надо искать встречи если не со светом, то с какими-то другими волнами, для которых пыль и туман не помеха.

Около двух десятков лет назад в астрономию ворвалось свежее дуновение. Ученые обнаружили, что там, где не пройти ни синему, ни желтому, ни красному свету, открыта дорога для радиолучей. Они свободно пробираются и через зловещие толщи «угольных мешков».

Родилась радиоастрономия. Под ее напором лопнули многие преграды. Разрешилась куча нерешенных вопросов. Радиоволны указали ученым путь и в центр нашего звездного города.

Однако и на этом пути ученых поджидали огорчения. Методы поисков были определены не сразу.

Американские ученые Янский и Ребер получили изображение ядра Галактики в лучах метровых радиоволн, но оно разочаровало их.

Положите перед слепым на стол много мелких предметов и попросите описать их. Он не станет накрывать их все вместе ладонью, а будет ощупывать каждый в отдельности.

Вначале радиоастрономы пытались «накрыть» невидимый космический предмет широкой ладонью метровых радиоволн. Ясно, что их «ощущения» были расплывчаты. Они получили лишь общее представление о ядре, которое ничего им не объяснило. Слишком несовершенны были первые радиотелескопы. Одной из важных задач было создание аппаратуры с острым «зрением», с тонким «слухом». Ученые решили, что радиотелескопы должны иметь как можно большие размеры. И скоро попали в ловушку. Громоздкие, гигантские «уши» прогибались под собственным весом, боялись даже дуновения ветра, а слышали все равно плохо.

Мысль создать чувствительный и островидящий прибор — разведчик вселенной — преследовала Хайкина давно. Он думал над этим еще тогда, когда на борту теплохода «Грибоедов» вместе с группой первых радиоастрономов плыл к берегам далекой Бразилии исследовать затмение Солнца в радиолучах; когда лазал на гору Кошка, что под Симеизом, выбирая удобное место для будущей Крымской радиоастрономической обсерватории. И в Москве, в Физическом институте имени Лебедева, где рождались первые робкие контуры оригинального невиданного прибора.

И вот этот радиотелескоп создан в Пулковской обсерватории под Ленинградом. При взгляде на удивительное сооружение вспоминается древняя легенда о том, как Архимед при обороне своего родного города сжег неприятельский флот, приказав десяткам воинов отбрасывать при помощи блестящих щитов отражение Солнца на одну и ту же точку вражеского корабля.

Девяносто щитов, составляющих телескоп, выстроились, как на параде, образовав дугу длиною в 130 метров. Все щиты согласованно нацеливаются на космический объект. Как губка, впитывает радиотелескоп даже чрезвычайно слабое космическое радиоизлучение. Как указка, ощупывает небольшие участки небосвода. Ему ничего не стоит «разрезать» Луну на 25 частей и по очереди исследовать каждую в отдельности.