Страница 7 из 40
«Я буду следить за этим, Таху. Я буду говорить с рабом-скамеечкой и с носителем прохладительных напитков только о совсем простых вещах. Буду чувствовать их состояние, как жрецы чувствуют состояние огнедышащей горы. Я буду говорить с ними только о таких вещах, которые не дают повода для глубоких размышлений. Скажем, о пауках, живущих в кактусах. Разговоры о пауках оживляют кровь, ничего больше. Что нужно, Таху, чтобы моя монета обрела, наконец, нужный вес?»
И жрец Таху ответит. И бог Шамаш услышит его слова.
«Дождись критянина, Хипподи, – ответит жрец. – Того, с которым ты завел дружбу в прошлом году. Приведи критянина, который обещал нам белую еллу. Порошок белой еллы сыплется как песок, но может сохранять приданную ему форму. Он насквозь прожигает ладони и светится в темноте. Когда мы смешиваем его с нашими веществами, мы получаем новую силу для своих летающих машин. Когда мы получим белый порошок еллы, ты, Хипподи, без промедления получишь своих двух рабов – черного и белого. И может, я отдам тебе и критянина, пусть тоже носит что-нибудь за тобой».
Такие хорошие, возбуждающие слова произнесет жрец Таху.
Лишь бы не подвели гончары».
Третий Гусев
1
В Магадане Рахимов устроился на квартире капитана НКВД Мочабели. Фамилия грузинская, а память, как у поляка. Что не нужно, тут же забывал. Полномочиями лейтенанта капитан не особенно интересовался: о чем-то его заранее предупредили, о чем-то догадывался. Вечером выставлял на стол спирт в зеленоватой бутылке без этикетки. При голой лампочке под потолком бутылка смотрелась красиво. Закусывая подогретой тушенкой, утирал жирные губы:
– Вот ты не пьешь, да? Это неправильно.
– Я и раньше не пил. И в Питере никогда не пил.
– В Питере незаметно, да? А в Магадане каждый заметит.
Взглянуть на казенного непьющего человека заглянул на огонек майор Кутепов – сослуживец плотный, рыжий, пах дегтем так, будто не сапоги чистил, а рыло. Когда-то на концерте в Москве вышел на сцену и перевернул рояль животом кверху, так ему старорежимное исполнение не понравилось. Отделался строгачом. Слушая веселого майора, Рахимов задумался. Вот в Инструкции наркома (видел-то секунд десять-пятнадцать, а запомнил навечно) указывались основные критерии отбора людей для работы в органах. Там упоминались и рыжие. В этом преемственность, как нигде, хорошо видна, а рыжий майор мыслил правильно и в верном направлении. Например, начал с того, что Невилл Чемберлен ему не нравится. Ну, вот не нравится ему Невилл Чемберлен. Всё чего-то копошится, ноет, скребётся, ищет контактов с Даладье, с Гитлером готов сотрудничать, с Муссолини. Сколько можно?
– А вы не торопитесь. Все вымрут, как класс.
– А тебе, правда, пить нельзя? – не верил лейтенанту майор. – Совсем ни стакашка? Тогда вот что тебе скажу. На Колыме воздух плотный, холодный, без выпивки тут задохнешься. И народец у нас – тот еще! Украинские куркули, бухарские баи, вредители из Казани…
С аппетитом закусывал разогретой тушенкой, весело запивал. Кругом враги, стране надо вооружаться! Срочно притом! Сам того не зная, как бы напоминал лейтенанту о его сугубо секретном задании. А вот капитану Мочабели разговоры о большой политике не нравились, он старательно сворачивал на всякие случаи. Вспомнил, например, что в газетах недавно писали. Там писали, что на полуострове Ямал днем вдруг ночь наступила. Стоял обычный белый день солнечный, ничто не предвещало и вдруг темно. Ни звезд, ни луны. Как в начале мира. Может, намекал, вражеская пропаганда.
Майор Кутепов против последнего нисколько не возражал, весело встряхивал рыжими волосами. Он сам лично видел заметку в одной советской, честной газете, что даже в Америке случалось такое. Страна империализма, дядя Сэм, шляпа у него в звездах, а туда же. И будто там у них, у американов, не какой-то один полуостров, а чуть ли не вся Америка среди солнечного дня погрузилась в ночь, негры сильно бесчинствовали. Сам видел такую заметку. Негры – угнетенные, вот и воспользовались возможностью.
– Было такое, только давно, – подтвердил лейтенант.
– Какое давно? – возразил рыжий майор. – Думаю, в мае.
– Точно, в мае. Но в одна тысяча восемьсот семьдесят третьем году.
– Как так? С кем споришь! Сам читал.
– В какой газете?
– В «Правде».
– А впервые написали об этом все-таки в «Бостон Индепендент Кроникл».
– Это откуда же такая информация? – насторожился майор. – Откуда компромат?
– Нам лекции читали на спецкурсах. Я запомнил.
Майор задумался, смотрел остро. Капитан Мочабели тут же перевел разговор на простое, всем понятное. Пожаловался: в Магадане скучно, хорошей байки иногда полгода ждешь. Портянок не хватает, уже даже полотенца пускал на это дело, ведь до дальних командировок приходится добираться и в пургу и в грязь непролазную. В общем, хорошо поговорили, но глубокой ночью, почуяв, что лейтенант еще не уснул, капитан негромко шепнул: «Ты, Стахан, нашего майора не задирай». И загадочно намекнул: «Не смотри, что он рыжий».
2
День лейтенант Рахимов провел в Управлении НКВД, вечером опять ели тушенку.
Капитан привычно сказал: «Тебе не наливаю». Но тут опять явился рыжий майор, налил себе и сразу заспорил. «Вот мы вчера говорили про Ямал и про Америку, так вот, лейтенант, учти, информация твоя не совсем верная».
– Это почему?
– А ты на Ямале был?
– Будто у меня других дел нет.
– Тогда про Америку я и не спрашиваю.
– Ну и что такого? Ты тоже не был ни на Ямале, ни в Америке.
– Тогда давай напрямую, – уперся рыжий майор. – Ты вот нам тут на американов указываешь. А кто в добром уме верит американам? Я тебя, лейтенант, пожалуй, к делам не допущу!
В общем, получилось неловко. Пришлось с утра через оперативника Краснова связываться с Москвой, с приемной наркома Ежова. Неизвестно, что там сказали Краснову, но веселый рыжий майор к капитану Мочабели больше не заходил.
Квартирка у капитана была небольшая.
Он лейтенанту отгородил угол ширмой в пестрый цветочек.
Утром на общей кухне опять разогревали тушенку, кипятили чай. И вечером тушенку разогревали. Рахимов хорошо помнил слова наркома: «Запрещаю тебе пить, курить, ввязываться в драки. Голову береги, все услышанное, увиденное носи в голове, ничего на бумагу». Капитан Мочабели, многие годы занимаясь делами з/к, обо всем привык судить просто. Дураки люди, так говорил. Партия выдавливает из нас рабов, а мы упираемся. «Рабы не мы». Ты, Стахан, рыжего майора Кутепова не кори, у него тоже всякое бывало. Страна сейчас – как большой разлив. А вздувшаяся река, она, известно, несет на поверхности все, что не может удержаться, вцепиться, укорениться. Все неустойчивое, ненужное вздувшаяся река беспощадно выносит в океан. Здесь у нас, в Магадане, идет перековка. «Мы не рабы». Большая перековка. Здесь истинные враги разоружаются перед партией.
Капитан плеснул в стакан, воодушевился:
– У нас на Колыме, считай, под шестьдесят бывает, такой холод, а все равно, считай, серой несёт, да? Пекло, пусть ледяное, да? Настоящее ледяное пекло. А где еще добела вываривать души? Олово, золото, уголь, оружие – многое надобится нашей стране, мы прямо кольцом окружены врагами. А добывает кто золото? Сволота, мракобесы, кэрэшники!
На этот раз хороший разговор получился.
Два добрых товарища говорили при огоньке керосиновой лампы.
– Всех заставим работать, – светло мечтал капитан. – Теперь главное для нас, строителей коммунизма, не допустить человека до размышлений. В размышлениях много гнили, за всем не уследишь, всем не подскажешь. Революция не должна коптить, мы аккуратно нагар снимаем. Так что, не кори, не кори рыжего майора. У него свои силы. Он, может, газеты читает мало и невнимательно, зато план по выкорчевыванию врагов народа сильно перевыполняет. У него под показаниями все подписываются.